Но сегодня нет. Сегодня никого не было. Было так тихо, что можно было услышать шум ручья, доносившийся с нижней террасы, или несчастную овцу, закрытую в своей изгороди. Была видна пара дымков, но общее кострище выглядело серым и холодным.

Шон остановился. Теперь он понял, почему замерла жизнь в деревне и никого не было, почему никто не вышел его поприветствовать. К горлу подступил комок. Он различил еще один звук — сдавленное женское рыдание.

Шон нахмурил лоб. — Я разъярен и ничего не боюсь. Он трижды свистнул тихо, но пронзительно — так он звал свою собаку. Сразу же послышался неистовый лай. Он доносился изнутри хижины, из-за стены над которой висели желтые абрикосы. Вход в хижину был закрыт меховой занавеской, как и входы других хижин.

Шон ждал, что собака выбежит к нему, пока он подойдет; но кто-то удерживал ее. Затем шкура отлетела, и собака вырвалась наружу. Шон засмеялся от удовольствия, когда ярко-рыжая собака устремилась к нему. Он протянул руки, чтобы обнять жилистое тело, одетое в шелковистый мех, и уже встал потверже, чтобы принять на себя весь вес зверя. Но внезапно собака упала на землю. Вытянувшись на траве, она смотрела на Шона. Она оскалилась и зарычала, тогда как он в недоумении смотрел на нее.

Шон почувствовал, как это было в лесу, что сердце его остановилось. Он видел, как шерсть на загривке собаки встала дыбом. Она снова зарычала. Глаза ее выражали укор и кровожадность.

— Что случилось? — все еще в недоумении спросил он собаку. Сон оставил на нем запах, который она учуяла? Во сне они касались его. Дети Смерти. — Хорошенький прием, — сказал он собаке и пошел к ней. Собака выгнулась, и глаза ее засверкали. Она оскалила зубы. Она была готова вцепиться ему в горло.

Шон решил больше не пытаться приблизиться к ней. Потерянно стоял он в траве, между ним и деревней лежала собака. Наконец, он заметил, как на дверях задвигались занавески. Когда он поднял глаза, все были здесь. Они уставились на него так же, как собака. Ни одно лицо больше не казалось знакомым. Даже лицо Стека. Даже лица Наула и Джофа. Они были не такими как в воспоминаниях Шона, поскольку он вспоминал о них с симпатией, как о родных. Ати не пришла. Но Лорт был здесь, он стоял примерно в десяти метрах от Шона, один. Лорт не мог поднять глаза на Шона. Никто из этих людей больше не был реальным.

Тром медленно шествовал по дороге от королевского дома. Кай шел с ним, но немного отстав.

Тром остановился возле барабанного камня. Он расправил плечи и прокричал Шону:

— Где ты был?

Это был риторический вопрос. Бессмысленный вопрос. Они знали, где он был.

— В лесу, — Шон снова взглянул на Джофа. Шон ждал, что в нем закипит ярость, — это бы ему помогло. Но Джоф выглядел не как Джоф. Мужчина с бородой, еще один чужак.

— Джоф, — сказал Шон, бесцветным голосом — он был не в силах придать ему какое-нибудь выражение, — привязал меня кабаньей сетью к дереву. Когда я освободился, стало темно. Я заблудился. Я спал в лесу.

Джоф не отпирался и не возмущался. Тром снова крикнул:

— Посмотрите на собаку! Она вам все расскажет, не так ли?

Люди Деревни Хижин не ответили словами. Но их общее телодвижение показалось Шону угрожающим.

— В лесу ничего не произошло, — сказал Шон. — Я спал, вот и вся история.

Уголком глаза Шон видел, как Лорт ковыряется маленькой палочкой в пепле костра. Он больше не слышал плача Ати. Может быть, у нее высохли слезы. Нельзя вечно оплакивать мертвого сына.

Тром жевал свою бороду, формулируя новые предложения, которые он хотел прокричать. Но тут подошел Кай, сказал что-то, и Тром кивнул. Кай так же уставился на Шона.

— Ты утверждаешь, что ничего не произошло. Однако я должен тебя испытать. Это наша традиция, — Кай говорил с ним, как с чужим, не знающим жителей деревни и их обычаев. Конечно, так оно и было. Они казались Шону чужими, потому что воспринимали Шона как чужого. Как отверженного.

Шон ухмыльнулся. Это был единственный вызов, который он мог бросить. Впрочем, все было бессмысленно.

— Я готов.

— Тогда пошли!

Кай повернулся на каблуках и шейные цепочки с кабаньими зубами звякнули. Кай поднимался вверх к елям, за деревню, туда, где тек ручей. Кто-то схватил рычащую собаку Шона за ошейник и оттащил в сторону. Шон больше никого не замечал и пошел за Каем.

По тропинке между хижинами они пошли вдвоем, Кай впереди, Шон в нескольких шагах позади. Когда они вступили в еловую рощу Шон услышал крадущиеся шаги остальных, они осторожно шли за ними. Старые воины, молодые, сын Стека, Лорт. Позади, как и полагается, женщины.

Он был одним из них, теперь он стал врагом, которого боялись. И должны были убить.

— Нет! — громко сказал Шон самому себе.

— Молчи! — ответил Кай, даже не глядя через плечо.

Они достигли ручья и перешли его по торчащим выступающим из воды камням. Ручей был стремительный и кипел, как горшок на огне. Дальше к северу он разбивался о скалу и падал в долину: белое облако из воды. На восточной стороне ручья была широкая площадка, над которой возвышалась гранитная скала, юго-западный склон долины.

Эта густо поросшая травой площадка была местом прорицаний. Она обладала свойством давать силу, благодаря текущей воде, свободному небу и растущим в форме круга деревьям. Здесь волшебник совершал ритуалы, от которых зависела безопасность и благополучие деревни, отсюда он регулярно наблюдал за звездами и делал выводы из их движения. И сюда же он приносил опасные предметы, чтобы испытать их и либо очистить, либо уничтожить.

Из травы поднималась скалистая глыба примерно до высоты рослого мужчины. Наверху она была плоской, как платформа, и достаточно велика, чтоб на ней могли сидеть двое или трое. С одной стороны были высечены грубые, замшелые ступени. Кай взобрался на скалу и уселся на широкий бочонок, который ему уже кто-то подставил. Он кивнул Шону, и Шон тоже взобрался наверх.

— Садись! — сказал Кай. Шон уселся напротив вещуна. Между тем лужайка внизу наполнялась людьми. Шон устремил взгляд в пространство, окаймленное елями, — поверх головы Кая. Впрочем, может быть Шон хотел встретить случайный взгляд друга или матери чужака…

— Это хорошо, — сказал Кай и его голос прогремел в тишине. — Хорошо, что ты добровольно подвергаешься испытанию, Шон, сын Наула. А скажи-ка, что это?

Кай протянул руку — на его ладони лежал шарик из металла.

— Это? — спросил Шон. — Просто шарик.

— А из чего сделан шарик?

У него закружилась голова. Он не мог вспомнить названия. Несколько секунд он боролся с собой, затем сказал:

— Красный металл.

Слабый вздох вырвался из толпы.

Значило ли это, что название было правильным?

Холодное лицо Кая ничего не говорило. Он показал другой шарик.

— А этот?

— Коричневый металл, — сказал Шон.

— А этот?

— Белый, — сказал Шон, — белый металл.

Что-то запнулось в его голове.

Серебро.

Кай, который смотрел на него внимательно, как ищейка, казалось, слышал неслышимое.

— Что?

— Белый металл, — сказал Шон.

Серебро, слышался голос предмета в его голове. Серебро, затасканная бронза, красная медь. Дураки, пела вещь.

— Я… — говорить Шон.

— Что же? — нежно спросил Кай.

— Ничего.

— Хорошо, тогда давай дальше. Расскажи мне еще раз о твоем пребывании в лесу.

— Была ночь, — сказал Шон, — и я перепутал дорогу. Я пошел к Холодному Ручью… — нет, он нарочно не будет об этом упоминать. Шон встретил безжалостный взгляд Кая и отвел глаза. — Джоф накрепко привязал меня к дереву. Я спал. Утром я вернулся сюда.

Кай наклонился вперед. Он вдруг повел себя, как отступник.

— В лесу можно увидеть странных тварей. Не кабана, не дичь, не куропаток, не собак, не людей. А это что?

Шон отшатнулся назад. В протянутой руке лежал наконечник копья.

Бронза.

— Коричневый металл.

— Твари, которые бегают на четырех ногах, а ноги у них, как звезды. Что это?