— Но это только…

— И тебя едва не вывели в расход! — Ничего себе словечки Эллен употребляет! В её устах они звучат довольно странно.

— Послушай, детка, вероятность того, что смерть Кэтрин может оказаться убийством, ничтожна. Один шанс на миллион!

— Ставка принята! — мрачно парировала она.

А мне вдруг стало не по себе. И я впервые усомнилась, правильно ли поступила, взявшись за это дело…

Глава 3

Мрачное пророчество Эллен не долго витало надо мной. На следующее утро я уже снова была убеждена, что в смерти Кэтрин Корвин, хотя и безмерно трагичной, нет ничего криминального.

В контору я приехала в десять и до ланча ломала голову, какие из счетов оплатить, а какие могут подождать до следующего месяца без фатальных для меня последствий.

В полпервого я отправилась на обед с Джеки, моей подругой и одновременно секретаршей (лучшей секретаршей в Нью-Йорке, ей-богу!), чьей неоценимой помощью я сумела воспользоваться благодаря договоренности с юридической фирмой, у которой арендую площадь.

День выдался погожим — тепло, солнечно и почти безветренно. После того как мы умяли жирные бургеры, непропеченную картошку фри, запив всё это выдохшейся колой, Джеки уговорила меня отбросить моё исконное предубеждение против физических упражнений и немного прогуляться. Видимо, все обитатели Манхэттена также не устояли перед дивной погодой, а потому нам приходилось работать локтями, отстаивая право на клочок тротуара. Так что в контору мы вернулись только в два, и за неимением лучшего занятия (я ведь уже говорила, что дела шли вяло), примерно часок я провела, полируя ногти, доводя до совершенства макияж и лакируя прическу. А дабы скоротать остаток дня, повисела на телефоне и переложила на письменном столе кучу никчемных бумажек.

На обратном пути я сделала остановку в супермаркете, где без труда нашла применение солидной доле аванса, полученного накануне от Эвелины Корвин. Затарившись соками, молоком, салатами, куриными грудками, а также столь необходимыми предметами, как замороженная пицца, сосиски, сырный пирог и, разумеется, мороженое, я направила стопы домой. Сварганила себе перекусон, ещё немножко повозилась с макияжем и чуть больше с волосами, после чего двинулась на Парк-авеню.

Дверь унылого дома открыла женщина среднего роста с вьющимися светло-каштановыми, с проседью, волосами. На ней было простое коричневое платье, коричневые же тапочки, а на лице — тревога. На вид я дала ей сорок с большим гаком.

— Миссис Корвин ждёт вас, — сообщила женщина, после того, как я представилась. Голос низкий и приятный, с легким акцентом, родину которого мне не удалось определить. — Сюда, пожалуйста.

Проходя следом за женщиной по просторному холлу, я поспешно пересмотрела своё мнение по поводу непрезентабельности дома. Потолки были настолько высоки, что, казалось, парили в поднебесье. Паркетный пол, выложенный «ёлочкой», так старательно отполирован, что даже в тускло освещенном коридоре при желании я бы рассмотрела в нём собственное отражение. А сам коридор, на стенах которого не очень густо были развешаны картины в изящных рамах, словно уходил в бесконечность. Мы всё шли и шли, минуя бессчётное количество погруженных в полумрак дверных проёмов, пока наконец не остановились перед открытой дверью. Женщина, посторонившись, жестом пригласила меня пройти в залитую ярким светом комнату.

Я оказалась в зале размером с приличную конюшню или гараж. Однако здесь было куда уютнее, чем в конюшне. Нежно-кремовые стены, одна из них — с камином, где едва теплилось пламя. Остальные три стены украшала весьма эклектичная коллекция картин в дорогих рамах. Кресла и диваны в стиле королевы Анны — я бы не очень удивилась, окажись они подлинным антиквариатом, — были обиты кремовым бархатом, либо чёрной буклированной шерстью. Но больше всего меня впечатлил красно-чёрный персидский ковёр на полу. Более того, ковёр настолько завладел моим вниманием, что я не сразу заметила Эвелину Корвин, сидящую спиной к камину. В огромном чёрном кресле её миниатюрная фигурка совсем терялась.

— Добрый вечер, Дезире. Как поживаете? Присаживайтесь где хотите. — А когда я утонула — в буквальном смысле! — в плюшевом, с перьевыми подушками, диванчике. Эвелина повернулась к моей провожатой, которая по-прежнему стояла в дверях, и с лёгким нетерпением пригласила: — Проходите, проходите, Луиза. Вы же знаете, миссис Шапиро хотела бы с вами поговорить. Полагаю, Луиза представилась? — Это уже ко мне, но ответить я не успела. — Пожалуй, будет лучше, если я оставлю вас наедине, — продолжала Эвелина, жестом подзывая экономку. Вручив ей книгу, которую до этого читала, старушка взяла в руки трость, висевшую на спинке кресла, и попыталась встать. Это далось ей с явным трудом, и Луиза поспешила на помощь. — Ох, не знаю, почему меня тянет к этому креслу. — Миссис Корвин покачала головой с досадой, очевидно на саму себя. — А ведь ещё ни разу не сумела вылезти из него самостоятельно.

Медленно, с заметным усилием, она двинулась к двери, обронив:

— Дезире, когда закончите, приходите в малую гостиную. Луиза, позаботьтесь об угощении для миссис Шапиро, хорошо?

— Может, лучше я сначала вас провожу? — подала голос экономка.

— Бросьте. Уж если я не в силах сама добраться до гостиной, можете смело укладывать меня в ящик и заколачивать крышку. — Сказано это было беспечным тоном, но экономка уловила упрёк в свой адрес, и щёки её заалели.

Эвелина Корвин, горделиво вздёрнув подбородок, проковыляла в коридор и плотно закрыла за собой дверь.

*

— Позвольте предложить вам кофе? Или что-нибудь прохладительное?

Поблагодарив, я отказалась, и Луиза опустилась в кресло перед диваном. Несколько секунд она старательно разглаживала юбку, потом выжидательно взглянула на меня.

— Давно вы здесь работаете, Луиза?

— Скоро будет одиннадцать лет.

— Как я поняла, это вы обнаружили тело девочки.

— Да, — последовал едва слышный ответ.

— Понимаю, как это нелегко для вас, но мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о том дне, когда умерла Кэтрин, — всё, что вспомните, каким бы несущественным это ни казалось. Давайте начнём с самого утра. В котором часу вы увидели девочку?

Глубокие складки залегли меж бровей экономки, когда она сосредоточилась, вспоминая подробности, которые вот уже несколько недель, несомненно, пыталась забыть. Заговорила она медленно, взвешивая каждое слово, а легкий акцент придавал её речи приятную напевность, несмотря на печальную тему.

— Около восьми я приготовила завтрак для Кэтрин, как всегда делаю… делала по субботам и воскресеньям. А затем миссис Корвин — то есть мама Кэтрин — тоже пришла в столовую. К этому времени Кэтрин уже почти покушала, так что обменялась с мамой всего несколькими словами. Они говорили, что из-за плохой погоды Кэтрин не стоит ходить в парк, как обычно по субботам. Видите ли, няня девочки взяла выходной, и миссис Корвин собиралась погулять с Кэтрин сама, но, поскольку было сыровато, они решили не ходить.

— Кажется, Кэтрин неважно себя чувствовала.

— Нет, насколько я… Погодите-ка. Да, и правда, накануне у неё приболел животик, но ничего серьёзного. Вы это имели в виду?

— Наверное: её бабушка обмолвилась об этом. Ну да ладно, продолжайте, пожалуйста.

— Так, на чём я остановилась? — Секундная пауза. — Ах да. Миссис Корвин сказала, раз они не пойдут в парк, она побродит по магазинам, и спросила, не против ли Кэтрин. Конечно, нет, ответила Кэтрин. Ещё миссис Корвин упомянула, что вскоре после обеда заедет бабушка Кэтрин, чтобы её навестить. Кэтрин была очень рада. Она ведь обожала бабушку.

— Вы говорите о второй её бабушке?

— Второй бабушке? — эхом отозвалась экономка, озадаченно нахмурившись. — Я и не знала, что у Кэтрин была ещё одна бабушка. В смысле, живая.

Теперь уже смутилась я:

— Но вы сказали, что она собиралась заехать после обеда. Разве миссис Корвин — миссис Эвелина Корвин — живёт не здесь?