Куда денешься?

*

Доктор Паскаль позвонил в десять минут седьмого и даже не пытался скрыть раздражение.

— Как я понимаю, вы сгораете от желания со мной поговорить, — насмешливо изрёк он.

— Да. Извините за беспокойство, доктор. Я знаю…

— Оставьте при себе любезности, миссис Шапиро. Я сегодня выступаю на банкете и уде опаздываю. Так что давайте побыстрее, что там у вас.

Я от всей души пожелала ему подавиться цыплёнком под белым соусом. мысленно. Но, будучи изощрённой лицемеркой, вслух проворковала:

— Да-да, конечно, доктор. — Вслед за чем в режиме ускоренной перемотки изложила свой вопрос.

— Хм, в воображении вам не откажешь. Странные вас идеи посещают, — надменно ответствовал доктор. Однако, выдержав паузу, прочистил горло и неохотно добавил: — С другой стороны, здоровье девочки было чрезвычайно хрупким. Так что, полагаю, в её случае возможно, чтобы нечто подобное вызвало острую дыхательную недостаточность.

— Спасибо, доктор. Огромное вам спасибо.

— Но я говорю всего лишь о гипотетической возможности. Надеюсь, вы понимаете.

— О да, разумеется, понимаю. — Это «возможно», пусть даже «гипотетически», меня более чем устраивало.

*

Остаток выходных я провела, не сводя глаз с телефона, в надежде получить весточку от Якобовича. Всякий раз, когда чёртов аппарат тренькал, я задыхалась от волнения.

В воскресенье утром позвонила Эллен («Просто так, поздороваться»). Одна её знакомая, которая несколько лет назад перебралась в Таксон, приехала по делам в Нью-Йорк и проведёт с ней день — Эллен сводит её в театр, а потом на ужин в очень модный и дорогой ресторан.

— Так здорово будет пообщаться с Робертой после стольких лет разлуки, — радовалась она. — Прямо жду не дождусь нашей встречи.

Эллен казалась такой весёлой. Мне даже думать не хотелось, какое разочарование ей предстояло, по моим опасениям, пережить.

Через час позвонила моя соседка Барбара — поинтересовалась, не желаю ли я сходить вечерком в кино. Я объявила, что ужинаю у Эллен. (А по-вашему, лучше было сказать, что у меня нет настроения терпеть её придирки и «добрые» советы?)

Затем, незадолго до полудня, настал черёд Джеки. Она интересовалась моим самочувствием. Не сразу до меня дошло, что её забота вызвана нашим разговором о Стюарте. Я заверила, что всё отлично. Мне не терпелось поскорей закончить разговор, и не только потому, что боялась пропустить звонок Франка Якобовича, но и потому, что нелегко болтать о пустяках, когда от волнения места себе не находишь. Однако со стороны Джеки было действительно очень мило проявить такое внимание, и мне не хотелось её обижать (видит бог!), посему я, на свою голову, спросила, как поживает Дервин.

Джеки радостно — и нескончаемо — зачирикала о своём поношенном ухажёре из бридж-клуба, а я вставляла в нужных местах «Здорово», «Отлично», «Какая прелесть» и т. д. и т. п. К счастью, минут через пятнадцать на линии послышался сигнал, и я объяснила подруге, что жду важного звонка из полиции.

— Да мне и самой пора, — сообщила она. — Между прочим, я ещё не обедала! — Судя по тону, виновата в этом была я.

Секундой позже я приветствовала дожидавшегося своей очереди абонента едва слышным «алло», до того в зобу дыхание спёрло.

— Это хто? — раздался в трубке незнакомый старческий голос.

Что ж, по крайней мере от Джеки избавилась.

Я не оставляла надежды на звонок Якобовича до полуночи. Но и потом принимала ванну с открытой дверью — на всякий случай.

В понедельник я едва не била себя по рукам, когда они тянулись к телефонной трубке. Приходилось снова и снова напоминать себе, что нельзя быть такой назойливой, что сержант позвонит сам, как только ему будет что сообщить.

В четверть первого я жевала сандвич прямо на рабочем месте (и мысли не допуская, чтобы отлучиться на обед), когда Якобович наконец-то объявился.

— Только что говорил с медэкспертом. Так вот, по поводу вашего вопроса: нет, как раз этого они не искали. Не видели оснований.

И мне вдруг стало предельно ясно, что Кэтрин Корвин была убита.

Метёлкой из перьев для смахивания пыли.

Глава 26

Тут надо вернуться к полицейским снимкам, которые я изучала в кабинете сержанта Якобовича.

На крупном плане столика вишнёвого дерева я заметила метёлку для пыли, которая лежала почти напротив телефона. А столик стоял прямо посредине библиотеки!

Понимаете, о чём я? Луиза — когда я на днях с ней разговаривала — с полной уверенностью заявила, что Кэтрин перехватила её на пороге библиотеки — она как раз собиралась начать там уборку. Луиза была так рада, что девочка проголодалась, что, по её словам, «бросила всё» — в смысле, все уборочные причиндалы — и побежала на кухню готовить обед.

Показания экономки я самолично записала — вот они, у меня в папочке, чёрным по белому. И что же? Раз сто перечитав, я так и не сподобилась заметить противоречие между словами Луизы и полицейским фото.

Мне, конечно, хотелось думать, что я бы, мол, непременно обратила внимание на это противоречие, не зациклись тогда на рамке (я о рамке с фотографиями Кэтрин, которая обнаружилась на том же самом снимке и которая увлекла мои мысли совсем в ином направлении). Но если уж быть до конца честной с самой собой (чего я зачастую предпочитаю не делать), то следует признать: пусть даже рамка — уважительная причина для изначального моего недосмотра, но чтоб до сих пор не смекнуть, какое значение может иметь метёлка, — отмазка фиговая.

В конце концов, не сама же метла забралась на тот столик. Стало быть, кто-то её туда положил.

Но почему?

Ясное дело, это «почему» имело первостепенную важность. В поисках ответа я пришла к теории, показавшейся на первый взгляд невероятной. Но чем больше я об этом думала, тем более приемлемой она представлялась. И телефонные звонки, которые я сделала за последние несколько дней, свидетельствовали в пользу состоятельности моей дикой версии, а затем и укрепили её.

Итак…

Луиза утверждала, что совершенно точно оставила метёлку на маленьком квадратном столике, сразу за порогом библиотеки.

Доктор Паскаль в краткой беседе — её и беседой-то не назовёшь — признал, что, учитывая тяжесть болезни Кэтрин, возможно, хотя и крайне маловероятно, что щекотание метёлкой для пыли могло привести к гибели девочки.

И наконец, сержант Якобович засвидетельствовал, что медэксперт не проверял наличие в лёгких Кэтрин частичек пыли.

Я вовсе не настаиваю, будто добытые мною сведения доказывали, что метёлка из перьев стала орудием убийства. Однако они этого и не опровергали.

Большего мне и не требовалось. Поскольку иного способа объяснить «почему» попросту не было.

Всю ночь, до самого утра, я ворочалась в постели, вновь и вновь мысленно проигрывая эту сцену.

Представляла Кэтрин, уютно устроившуюся на коричневом кожаном диване с книжкой под названием «Мальчик с планеты Плутон». На лице девочки играет нежная улыбка. Затем в комнату входит некто — призрачная фигура. Этот некто, заметив на столике у входа метёлку для пыли, берёт её в руки. Возможно, чисто машинально. А возможно, и не машинально — осознав вдруг, как может пригодиться этот безобидный предмет.

Некто усаживается на диван рядом с доверчивой малышкой, обезоруживает её лживыми любезностями и коварной улыбкой (кроме улыбки, как ни старалась, мой мысленный взор ничего не различал на лице злодея). И начинает её щекотать — сначала игриво (лучше сказать, садистски), проводит метёлкой по руке девочки. по ноге, а затем легонько машет перед её носом, оттесняя бедняжку в угол дивана. Отчётливо — и с подступающей к горлу тошнотой — я представила, как Кэтрин съёживается в углу, как её хрупкое маленькое тельце сотрясается от ужасного, непроизвольного смеха. Вижу, как, пытаясь увернуться от смертоносной метёлки, она крутит головой, разметав во все стороны длинные белокурые волосы. Слышу, как она отчаянно ловит ртом воздух.