За первый день наступления II танковый корпус СС потерял 915 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Наибольшие потери понесла дивизия «Тотенкопф», лишившаяся 494 солдат и офицеров. Из 211 танков 91 был подбит. Из 10 «тигров» «Тотенкопф» потерял 8. Общие потери бронетехники дивизии составили 48 танков и 12 штурмовых орудий. «Райх» потерял 25 танков и 300 человек. 3-я танковая дивизия лишилась 18 танков и 121 бойца.
Сражавшийся против танкового корпуса СС 31-й гвардейский стрелковый корпус сообщил о потерях 328 убитых и 918 раненых. И это без учета потерь 13-го гвардейского стрелкового полка, дравшегося против 23-й танковой дивизии, а также без учета пропавших без вести. Последнюю категорию потерь командиры особенно не любили сообщать наверх, потому что начальство в каждом пропавшем без вести подозревало пленного или, хуже того, перебежчика. Поэтому командиры не без основания опасались, что за большое количество пропавших без вести их по головке не погладят. Частенько такие данные вообще предпочитали не сообщать в вышестоящие штабы.
В целом в первый день людские потери корпуса СС оказались как минимум в 1,4 раза больше, чем потери противостоявших ему советских войск. К концу дня у 31 — го гвардейского стрелкового корпуса почти закончились боеприпасы.
Тем временем XXIX армейский корпус нанес контрудар по соединениям 28-й армии, стремясь захватить южный выход из долины Ольховчика, чтобы не допустить отхода советских войск, сражавшихся против танкового корпуса СС. Боевая группа 294-й пехотной дивизии смогла войти в долину Ол ьховчика, а 17-я и 336-я пехотные дивизии потеснили 387-ю стрелковую дивизию. Командование 28-й армии ввело в бой свой последний резерв — 127-ю стрелковую дивизию. Пришедшую в расстройство 387-ю стрелковую дивизию было решено отвести на восточный берег Миуса. Потери 294-й пехотной дивизии, вынесшей на себе основную тяжесть боев, в этот день достигли 600 человек, в том числе 150 — погибшими и пропавшими без вести.
Всю ночь на 31 июля гренадеры «Райха» продолжали бой в Степановке. XXIV танковый корпус продолжал пробиваться к Ольховчику.
Командование Южного фронта опасалось, что противник прорвется на восточный берег Миуса. 28-й армии был передан 2-й гвардейский механизированный корпус, а 36-я танковая бригада была размещена в балке Ольховчик. Механизированные бригады должны были контратаковать вдоль реки на юг, к Русскому.
Утром 31 июля боевая группа Гаусса из XXIX армейского корпуса атаковала 347-ю стрелковую дивизию в районе Елизаветинского и взяла 1200 пленных. Эти потери, равно как и значительное число убитых, не были отражены в вечерней сводке потерь 28-й армии. За 31 июля она будто бы потеряла только 81 убитого и 166 раненых. Здесь опять чувствуется нежелание сообщать наверх о большом количестве пропавших без вести.
Тем временем «Тотенкопф» продолжал атаки на высоту 213,9. Атака проводилась в предрассветной темноте, в 3.00 по московскому времени, без артиллерийской подготовки. Артналет начался лишь тогда, когда гренадеры уже ворвались в первую линию окопов. Под обстрел попала вторая линия окопов и советские тылы. В это время немецкие саперы проделали проходы в минных полях. В 9.15 по берлинскому времени была проведена еще одна мощная 45-минутная артподготовка. Советские позиции также атаковали пикировщики Ю-87. Однако советское сопротивление не было сломлено. Полк «Эйке» не смог занять Герасимовку. Во второй половине дня сражение прекратилось из-за солнечного дождя. К вечеру «Тотенкопф» располагал лишь 20 боеготовыми танками, среди которых был 1 «тигр» и 5 командирских танков, а также 14 штурмовыми орудиями и 6 САУ «Мардер».
Не увенчалось успехом и наступление 3-й танковой дивизии, у которой к концу дня осталось в строю 9 танков и 9 САУ «Мардер». Дивизия потеряла 196 человек. В тот же день 3-ю танковую дивизию перебросили на южный фас советского плацдарма, в район Артемовки, а ее артиллерию использовали для поддержки наступления двух эсэсовских дивизий.
31 июля 31-й гвардейский корпус, согласно донесению, потерял 719 убитых и 1941 раненого. Опять бросается в глаза отсутствие пропавших без вести. У корпуса почти не осталось снарядов.
31 июля командование 2-й гвардейской армии пыталось вызволить из окружения части 1-го гвардейскогохтрелкового корпуса. 13-му гвардейскому полку утром удалось вырваться из окружения в Саур-Могильском. А вот 91 — му гвардейскому стрелковому полку сделать это не удалось. Последнее донесение его штаба заканчивалась словами: «Противник с танками и пехотой со всех сторон перешел в атаку: Прощайте». Та же печальная участь постигла и другие окруженные полки. Потери 23-й танковой дивизии, ликвидировавшей «котел», в этот день составили 15 танков. Советский деблокирующий удар натолкнулся на части «Райха» и 23-й танковой дивизии и потерпел неудачу. Жаркие бои продолжались в Степановке, куда 31 июля ворвалась 24-я гвардейская стрелковая дивизия из деблокирующей группировки. К концу дня только полк «Фюрер» потерял около 200 человек. К концу дня в дивизии «Райх» в строю осталось 24 танка, включая 1 «тигр», а также 5 командирских танков и 20 штурмовых орудий. В 16-й моторизованной дивизии к этому времени насчитывалось 12 танков, 22 штурмовых орудия и 22 противотанковых САУ.
23-й танковой бригаде пришлось сражаться против 36-й гвардейской танковой бригады и 1543-го самоходно-артил-лерийского полка, который в этом бою потерял еще одну Су-152. Потери 36-й гвардейской танковой бригады 4-го гвардейского мехкорпуса составили 11 поврежденных Т-34, 20 убитых и 19 раненых. А 37-я гвардейская танковая бригада 2-го гвардейского мехкорпуса в районе Степановки потеряла подбитыми и сожженными 28 танков, включая 15 «тридцатьчетверок». В ней осталось всего 4 Т-34 и 7 Т-70.
Вплоть до 31 июля командование Южного фронта скрывало от Ставки, насколько тяжело положение окруженных полков двух дивизий 2-й гвардейской армии. Возможно, Сталин получил информацию об истинном положении по другим каналам, скорее всего — по линии «Смерш». Существовал еще один альтернативный канал информации — представители Генштаба во фронтах и армиях. Однако поскольку грозная директива была направлена не только Толбухину, но и Василевскому, можно предположить, что генштабисты тут были ни при чем. Сталин писал: «Считаю позором для командования фронта, что оно допустило по своей халатности и нераспорядительности окружение наших четырех стрелковых полков вражескими войсками. Пора бы на третьем году войны научиться правильному вождению войск.
Требую, чтобы командование фронта немедленно сообщило в Генштаб специальной шифровкой о том, какие экстренные меры думает оно предпринять для того, чтобы вызволить окруженных и безусловно приостановить продвижение вражеских войск. У фронта для этого есть средства, и он должен выполнить эту задачу».
К несчастью, когда в штабе Южного фронта поздним вечером 31 июля получили сталинскую директиву, вызволять было уже практически некого. Ранее, в 11.00 31 июля, на командный пункт 2-й гвардейской армии прибыл представитель Ставки маршал С. К. Тимошенко и пробыл там целых восемь часов. Быть может, на основе его доклада Сталину и родилась гневная директива. Характерно, что накануне Тимошенко был на командном пункте той же армии вместе с Василевским. Возможно, их визит и вызвал замену тогдашнего командарма Я. Г. Крейзера Г. Ф. Захаровым. Но Сталин в тот день еще не высказывал тревогу, вероятно, рассчитывая, что смена командования обеспечит успешное деблокирование окруженных. А вот когда к исходу 31 июля стало понятно, что наступление деблокирующей группировки терпит неудачу, Иосиф Виссарионович рассердился по-настоящему.
Г. Ф. Захаров вынужден был вечером 31 июля отдать приказ деблокирующей группировке перейти к обороне на рубеже 223,7 и 202,0, куда отошла из Степановки 24-я гвардейская стрелковая дивизия. Остаткам окруженных полков было приказано прорываться самостоятельно. В этот день также наибольшие потери за все сражение понесла 8-я воздушная армия. Совершив 424 вылета, она лишилась 33 самолетов. Противник же в этот день совершил более 2000 вылетов.
