— От половины королевства я, пожалуй, не откажусь, но виселицы всё равно тебе придётся уничтожить.

— Ах ты наглец! Как ты смеешь мне указывать? Да я тебе голову отрублю, на самой высокой виселице повешу! — кричит король и скипетром изо всех сил по столу колотит.

— Воля твоя — руби голову, вешай! А королевич останется слепым.

— Ладно, будь по-твоему! — согласился хитрый король, а сам решил во что бы то ни стало обмануть пастуха.

Но Карлуша словно догадался, о чём думает король, и говорит:

— Один раз ты меня обманул, и больше я тебе не верю. Пиши грамоту!

Король чуть не лопнул от злости. Чуть не убил дерзкого пастуха. Но тут послышался плач слепого сына, и король смирился: призвал придворного писаря и повелел написать на ослиной шкуре:

— «Я, не божьей, а собственной милостью, король Каласантий XXII, владыка земель, что простираются от моря до моря, где никогда не заходит солнце, обещаю…»

Три дня писал писарь королевскую грамоту. Бочку чернил истратил, полбочки вишнёвой наливки выпил, шестьдесят три дюжины гусиных перьев извёл. А когда кончил, король грамоту подписал позолоченным гусиным пером, а Карлуша — обыкновенным.

Спрятал Карлуша грамоту под камнем у крепостной стены и отправился по свету Ясноглазку искать.

Мир широк, много в нём дорог, по какой идти — неведомо.

Вот летит ласточка и видит — под деревом Карлуша сидит, пригорюнился.

— О чём горюешь? — прощебетала ласточка.

— Как же мне не горевать! — отвечает Карлуша. — Король приказал найти Ясноглазку, а я не знаю, где её искать.

Ласточка коготком правой лапки почесала головку, направо-налево, вверх-вниз посмотрела, защебетала весело — видно, догадалась, как Карлуше помочь.

— Данута томится в неволе у великана, у которого изо рта клыки волчьи торчат. А живёт великан в неприступном замке на высокой горе. Целый год и ещё два дня надо идти в ту сторону, где солнце выше всего на небе стоит, и придёшь к замку великана.

Поблагодарил Карлуша ласточку, из-за пазухи орлиное перо достал, к груди приложил, и тотчас зашумели огромные крылья и опустился рядом орел.

— Преврати меня в орла! — просит Карлуша.

— Будет сделано!

Орёл легонько клюнул Карлушу в лоб. И Карлуша взвился ввысь и полетел в ту сторону, где солнце выше всего на небе стоит.

Летит он день, летит ночь. Ещё день, ещё ночь. На третий день увидел высоченную гору, а на горе — неприступный замок. А там в башне высокой у окна — красавица. Глаза у неё ясные, добрые, а лицо печальное.

— Данута! — закричал Карлуша.

Девушка голову подняла, заслонила ладонью глаза от солнца, улыбнулась и сразу повеселела.

Карлуша описал круг над замком и стал медленно спускаться. Только он хотел сесть на ветку цветущей яблони, вдруг кто-то сеть густую на него накинул и стал вязать. Ни крылом, ни ногой не пошевелить.

— Попался, голубчик! — раздался чей-то хриплый голос.

Повернул Карлуша голову и увидел великана с волчьими клыками. Того самого, от которого он, обратясь в муравья, убежал.

— Сейчас вертел принесу и зажарю тебя. Полакомлюсь я сегодня орлятинкой!

Пока великан за вертелом на кухню бегал, Карлуша опять в муравья обратился. А муравью самая частая сеть не страшна. Выпутался он из неё и по отвесной стене пополз к окошку, у которого Данута стояла. Ползёт и над великаном посмеивается.

Вернулся великан с вертелом, а сеть пустая. Тут стал он орать, по земле кататься и волосы рвать на себе. Видно, очень уж ему орлятины захотелось.

А Данута всё видит из своего окошка: и как орёл муравьём стал и по стене прямо к ней пополз, и как великан по земле катается и волосы на себе рвёт. И страшно ей сделалось. Знает она: нелегко с великаном сладить.

А муравей на подоконнике уже. На пол упал и в красавца юношу превратился.

— Данута! — воскликнул он и руки к ней протягивает.

— Карлуша! — воскликнула девушка и руки к нему протягивает.

Не успели они поздороваться, как внизу словно гром загремел. Это великан их в окошке увидел и закричал, да так громко, что башня зашаталась.

— Ах ты мошенник! Ну погоди ж у меня!

Великан по лестнице бежит — башня дрожит.

Растерялся Карлуша. Что делать? В орла превратиться и улететь с девушкой? А вдруг он не удержит её в когтях, она упадет и разобьётся?

Уже слышно, как великан по лестнице сапожищами стучит, пыхтит-отдувается и злобно хохочет. Вот ворвался он в горницу.

— Попался, голубчик! Ха-ха-ха! Теперь-то ты от меня не уйдёшь. Зажарю тебя на вертеле и съем!

Тут Карлуша львиный волос к груди приложил, и в тот же миг зарычал свирепый лев, на великана кинулся, щёлк зубами — и перегрыз ему горло. А потом подтащил к окну и в глубокую пропасть сбросил. Так пришёл конец злому великану. И Ясноглазка стала свободна.

Вышли из замка Карлуша, Данута и лев. Лев к девушке ластится, об ноги трётся, в глаза заглядывает.

Сели они отдохнуть на зелёной лужайке под высокой скалой. Данута возле Карлуши, у босых Данутиных нот лев разлёгся и лижет их шершавым языком. Данута обняла льва за шею, ласково потрепала по гриве и чмокнула прямо в чёрный, холодный нос.

Лев очень удивился.

«Сколько лет на свете живу, и никто меня не гладил, не ласкал, — думает он. — Ведь я хищник! Царь зверей! И люди, и звери боятся меня. А Данута не побоялась — в нос поцеловала. И не побрезговала, хотя я иной раз падаль ем».

Вдруг лев схватился лапой за сердце и тихонько сказал: «Ойх». Он почувствовал, как его хищное жестокое сердце становится мягким, добрым и сладким, как марципан.

Но Данута с Карлушей не слышали, как ойкнул лев. Они сидели рядом на траве и разговаривали.

— Откуда ты узнала, как меня зовут? — спросил Карлуша.

— К моему окошку прилетела ласточка и прощебетала, что скоро придёт Карлуша и освободит меня из неволи.

— А ещё что она тебе сказала?

— Что я верну королевичу зрение.

— Как?

— Поцелую его в глаза, и, если сердце у него стало доброе, он прозреет.

— А если не стало?

— Тогда он навсегда останется слепым.

— Скажи, а как ты попала к злому великану?

— Моя матушка полоскала в речке королевское бельё: она служила при дворе прачкой. А я спала в плетёной колыбели. Тут пришёл великан и унёс меня. Матушка с горя умерла. И с тех пор я томилась в неволе, пока ты, Карлуша, меня не освободил.

— А зачем он украл тебя?

— Я сама долго не знала. Но как-то он проговорился. А было это так. Кормила я зимой голодных синичек, великан прогнал их и говорит: «Противная девчонка, приходится тебя взаперти держать, не то вся моя работа пойдёт насмарку».

— Какая работа? — удивился Карлуша.

— Видишь ли, у великана в груди вместо сердца был большой камень. И он хотел, чтобы у всех людей сердца окаменели. Как у короля и королевича. Вот он и боялся моих глаз. Боялся, как бы от моего взгляда не ожили окаменевшие сердца, не стали горячими и добрыми.

Карлуша посмотрел Дануте в глаза, и его доброе, отважное сердце стало ещё отважней и добрей.

Посидели, поговорили — и в путь пора. Лев, у которого сердце сладкое было теперь, как марципан, говорит Дануте:

— Садись ко мне на спину и держись за гриву. А ты, Карлуша, обратись в орла и лети над нами.

Так они и сделали.

Лев с Данутой на спине мчится во весь опор по дороге. Орёл над ними летит.

Днём солнышко светит им золотым фонарём, ночью путь освещает серебряным фонарём месяц. А звёзды смотрят с неба и от удивления мигают.

В полдень, когда солнце стало припекать, Данута попросила Карлушу:

— Лети, пожалуйста, так, чтобы тень от крыльев на нас со львом падала.

Она боялась, как бы на лице у неё не высыпали веснушки и Карлуша не разлюбил её.

Умный Карлуша догадался, в чём дело, и подумал про себя: «Будь у неё хоть тыща веснушек, все равно на свете нет девушки краше».

Так странствовали они два дня и две ночи, а на третий день увидали вдали королевский замок.