— Ох, девочка. — Лиззи уже улыбалась. — Незаменимых людей нет. — Она коротко хохотнула. — Когда в следующий раз будешь гулять, прогуляйся вокруг кладбища.

— Ну что ты, Лиззи, — Джейни прижалась к ее плечу, — ты такая хорошая. Знаешь, каждый раз, когда мне бывает плохо, я думаю о тебе.

— Да-а, никогда еще не слышала такого сомнительного комплимента. Значит, ты вспоминаешь меня только тогда, когда тебе плохо. А когда хорошо, то не вспоминаешь, да?

— Ну что ты говоришь! — Джейни легонько толкнула Лиззи в плечо. — Ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Посмотри, хлеба достаточно?

— Вот этого? Да это только на один зуб. Порежь еще... А как семья, в которой ты работаешь?

— Ох, они очень хорошие люди. Знаешь, я часто думала, что из меня выйдет, то есть где я буду работать. И если бы мне не повезло, то пришлось бы идти на какую-нибудь фабрику, как большинству других девушек. А в этой семье совсем другая жизнь, мебель, еда — все другое. И говорят они по-другому, я имею в виду хозяина и хозяйку. Ты понимаешь меня, Лиззи? Мне очень нравится у них. Конечно, это не значит, что мне не хочется возвращаться к себе домой. Нет, мне нравится приходить домой, даже зная, что бабушка будет ворчать и надоедать своими рассказами о старине. Ох, она помнит такие времена! — Обе женщины засмеялись, и Джейни закончила со смехом: — И все же там совсем другая жизнь. Ты понимаешь меня, Лиззи?

— Да, девочка, понимаю, хотя у меня никогда и не было никакой другой жизни, кроме нынешней. Но я и не хочу иной жизни... для себя... а вот для тебя и для других... Да, конечно же я понимаю, о чем ты говоришь. — Закончив раскладывать бутерброды на тарелки, Лиззи воскликнула: — Ладно, пойдем накормим голодных и узнаем, будут ли они пить чай или предпочтут пиво.

Вернувшись в гостиную, Лиззи поставила посередине стола тарелки с мясом и хлебом, а затем спросила:

— Что будете пить, чай или пиво?

Мужчины украдкой переглянулись, как бы спрашивая взглядом друг друга. А Пэдди и Билл одновременно обернулись и посмотрели на своих женщин. И как обычно, им ответила Лиззи, громко заявив:

— Никто из нас не собирается трепаться об этом, так что если хотите пиво, то пейте. — Она вытянула пухлую руку и указала на четыре банки пива, такие близкие и соблазнительные.

Мужчины ничего не ответили, они продолжали смотреть на своих женщин. Наконец Рут промолвила тихим и спокойным тоном:

— Сегодня воскресенье.

Мужчины вздохнули и снова повернулись к столу, а Билл Уаггетт пробормотал:

— Вот так всегда. Чертово воскресенье. Вот что. — Он посмотрел на карты, затем поднял голову и, заметив, что Джимми внимательно слушает его, продолжил, уже обращаясь как бы к нему: — Я терпеть не могу воскресений. И никогда их не любил, с тех пор, когда еще был молодым парнем, потому что мне даже на работе бывало легче, чем по воскресеньям.

Билл замолчал, переведя тоскливый взгляд на камин, но в этот момент его мать, подняв голову с трясущимся вторым подбородком, крикнула ему через комнату:

— Паршивый лентяй! Ты всегда был лентяем. При рождении даже ножкой не брыкнул, а выпал из утробы, как дохлая муха.

Комната наполнилась смехом, а Билл повернулся к матери и крикнул в ответ:

— Постыдилась бы говорить такое. — Он повернулся к Рут, как бы извиняясь за слова матери. Та выдавила из себя улыбку, хотя редко улыбалась или смеялась над грубыми шутками.

— Я помню тот день, когда он родился, — продолжила старая миссис Уаггетт, поскольку внимание присутствующих переключилось на нее. — Роды принимали мои бабушка и мать. Точно помню слова бабушки. Она сказала, что он похож на вечернего субботнего кролика. Ну, понимаете, когда к вечеру в субботу на рынке остается последний кролик, у которого только кожа да кости. Бабушка еще сказала, что он не выживет и последует за другими пятью, уже умершими. Однако мне не повезло, он выжил.

Грэн Уаггетт бросила лукавый взгляд на сына, который сидел за столом, опустив голову и качая ею из стороны в сторону. По позе Билла было ясно, что он в отчаянии. Матушка завелась, и теперь ее могло остановить только какое-нибудь серьезное событие, тем более она видела, что ее слушают. Билл никогда не понимал, почему людям нравилось слушать его мать.

— А когда моя мать взяла его на руки, она сказала: можешь не волноваться, вербовщики даже и не посмотрят в его сторону. А знаете, вербовщики однажды едва не поймали моего отца. Это было году в тысяча семьсот девяностом, а может, в девяносто первом или втором, точно не помню. Но знаю, что тогда все парни в Тайне объединились и выгнали вербовщиков из города. А потом пришли солдаты, они разрушили баррикады и стали силой загонять парней на корабли. Но отцу как-то удалось перебраться через реку, он говорил, что и сам не знает, как это у него получилось.

— Он прошел по воде, как по суше, — вставил Билл.

Раздался громкий смех, а Грэн Уаггетт крикнула в ответ сыну:

— Да, он все умел, не то что ты. Мама рассказывала, как однажды отец с приятелями построили мост через реку из лодок, а поверх лодок уложили доски. И по этому мосту смог переправиться целый полк. Но река с тех пор здорово изменилась. — Она обвела взглядом каждого из присутствовавших. — Знаете, бабушка говорила, что в Тайне когда-то вылавливали столько лосося, что его продавали по фартингу за фунт. Вот как. Представляете? По фартингу за фунт.

— Да, Грэн, да. — Все принялись кивать, за исключением сына.

— Но не обязательно вспоминать времена моей бабушки или даже матери. Даже я помню горы рыбы, которую вылавливали в здешних водах. Правда, тогда уголь возили плоскодонные деревянные баржи, и не было этих железных пароходов вашего Палмера. Что ты сказал, Билл? Нашего Палмера? — Грэн посмотрела на сына и нахмурилась. — Что ж, я рада, что считаешь Палмера своим.

Посмеявшись вместе со всеми, Грэн продолжила:

— А что касается угля, то я помню, как Саймон Темпл открыл свою первую шахту в Джарроу. Мне было тогда восемь лет, но я все прекрасно помню. Военные устроили парад, играли духовые оркестры, а когда Саймон Темпл приехал на рынок в Шилдс, парни выпрягли лошадей из его кареты и сами впряглись. Тогда с ним были еще его сыновья и старый отец. Парни тащили карету до самого моста, где Саймона встречали джентльмены из Джарроу. В этот же день они заложили первый камень в фундамент школы для детей рабочих. Да, я помню это так, словно все произошло вчера. Саймон Темпл. — Она покачала головой и на минуту погрузилась в воспоминания об одном из редких радостных дней ее детства.

Наступившую паузу нарушили слова Коллума Лири.

— Саймон Темпл. Ох уж мне эти проклятые владельцы угольных шахт! Отличные парни, джентльмены. Ага, особенно тогда, когда льют крокодиловы слезы по погибшим. Девяносто один человек сгинул в шахте в Феллоне, свыше двадцати в Харрингтоне...

— Это было много лет назад, Коллум. — Грэн Уаггетт вытянула подбородок в сторону хрупкого мужчины, который узурпировал ее роль главной рассказчицы. Коллум крикнул ей в ответ с самым серьезным видом: