— А вместо этого получил возможность прослушаться для этой пьесы. Кроме меня пробивались на эту роль еще шесть парней, но мне повезло.

— Скромник Десмонд!

— А ты как думала?! — он ухмыльнулся. — Хотя у Пола было несколько провалов, попасть в его пьесу все равно престижно. Единственная роль, на которую не было конкурса, — это Фрэнк, и то потому что сразу было ясно, что она создана для Лэнгема. А на Мэри-Джейн было много претендентов.

— Если Сирина оказалась лучшей, — вздохнула Энн, — могу себе представить, каковы были другие.

— Этого никому узнать не довелось, — продолжил Десмонд. — Эдмунд хотел устроить прослушивание, но ворвался Пол и потребовал, чтобы роль отдали Сирине.

Энн споткнулась и пропустила такт.

— Не могу поверить, что он позволил личным чувствам возобладать над делом.

— Тем не менее именно так и случилось. Все в труппе терпеть ее не могут. Поверь мне, только любовь может сделать человека настолько слепым к ее полной неспособности справиться с ролью.

Энн остановилась посередине танцевальной площадки. Ноги у нее не шли дальше. Вечер потерял для нее всякий интерес, музыка стала казаться чересчур громкой и резкой.

— Прости меня, Десмонд… Я должна кое-что сделать.

— Но я думал, мы вместе поужинаем. Энн, подожди минутку…

Не обращая на него внимания, она выбежала из шатра в дом. В библиотеке и гостиной было полно народа, и она остановилась на мгновение в холле, а потом открыла дверь в маленькую столовую. Та была пуста, и со вздохом облегчения Энн вошла в нее и закрыла за собой дверь. Не зажигая света, она опустилась в легкое кресло и закрыла глаза. Значит, весь актерский состав знал, что Пол даже не пытался выбрать актрису на ведущую роль, а просто отдал ее Сирине из-за.., из-за чего?

"Уж точно не из-за актерского таланта, скорее в качестве платы за интимные услуги”, — горько подумала она и закрыла лицо руками.

Постепенно мучительный приступ сердечной боли прошел, и она смогла открыть глаза. Уличный фонарь светил прямо в комнату, резко очерчивая стол и накрытую тканью птичью клетку около окна. Из-под ткани доносился легкий шорох. Она подошла к клетке и, приподняв накидку, посмотрела на маленького зеленого попугайчика. Задрав клювик, он уставился на нее бусинками глаз.

— Тебе тоже не нравится шум? — мягко спросила она. — Бедненький. Бедненький маленький пленник!

В холле послышались шаги, она затаила дыханье, ожидая, что они пройдут мимо. Но вместо этого, к ее досаде, дверь отворилась. Она осталась стоять неподвижно, но человек, возникший на пороге, увидев ее, вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Хотя она не могла разглядеть его лица, но узнала по фигуре Пола, и сердце ее забилось.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— У меня разболелась голова, а это единственная тихая комната в доме.

— Болит голова? На вас это не похоже.

— Я с самого начала чувствовала, что это произойдет. Я же вам говорила, что не хотела приходить.

— Вы мой секретарь, ваша обязанность быть здесь.

Она передернулась и сжала кулаки.

— Слава Богу, мисс Финк скоро вернется! Тоска в ее голосе прозвучала так явно, что он шагнул к ней и заглянул в лицо, пытаясь в полумраке разглядеть выражение глаз.

— Простите меня, Энн. Я не должен был так говорить. Но я же предупреждал, когда вы начинали у меня работать, что со мной будет трудно. — Он нахмурился. — Правда, с вами я вел себя хуже, чем обычно.

— Удивляюсь, почему? — прошептала она.

— Сам не знаю толком. — Он вытащил сигарету и постучал ею по пальцу. — Простите меня. Хотите сигарету?

— Нет.., да, пожалуй.

Он раскурил сигарету и передал ей, а сам взял себе другую.

— Мне хотелось бы рассказать вам о нас с Сириной, — неожиданно начал он. — Я не знаю, какие сплетни вы слышали, но уверен, что они искажают правду.

— Я лучше не буду слушать. И потом мне самой надо сначала вам рассказать кое-что.

— Потом. — Он коснулся ее руки. — Сядьте, Энн, я не хочу зажигать свет, чтобы не привлекать внимания.

В темноте подошла она к камину и села около него, глядя, как Пол ходит туда-сюда по комнате. Наконец остановился около стола, облокотившись на него. Даже в темноте она различила его сведенные брови и мрачное лицо.

— Как вы знаете, я был единственным ребенком. Я родился, когда родители были уже старыми, и они относились ко мне так, как будто я сделан из фарфора. Меня баловали и портили, и я вырос, считая, что этот мир создан для меня и принадлежит мне. К несчастью для меня, долгое время так и было: слава пришла ко мне без провалов, без тяжкой работы. Моя первая пьеса пользовалась сумасшедшим успехом, и в течение пяти лет каждая пьеса, которую я писал, была лучше и ярче, чем предыдущая. Потом комедии мне надоели. Я решил, что знаю, как сделать мир лучше, и захотел рассказать об этом.

— Разве не поступаем так все мы — раньше или позже?

— Возможно, — вздохнул он. — Но я имел возможность сделать это. И я сделал. Не знаю, видели ли вы пьесу “В тисках”?

— Да. Я специально приезжала для этого в Лондон.

Сейчас появилась возможность рассказать ему о том, что Лори ее отец, но ей не хотелось прерывать течение его мыслей.

Он хотел что-то рассказать ей и, пока он не сделает этого, она подождет со своим секретом.

— Что же случилось потом? — поторопила она его. — Вы мне никогда не рассказывали. Он облизал губы и нервно потер висок.

— Я влюбился в Сирину, а она сбежала с моим лучшим другом.

— Это случилось со многими людьми. Почему вы делаете из этого трагедию?

— Потому что для меня это было трагедией. Я был любимцем Фортуны — все и всегда складывалось для меня так, как я хотел, пока я не встретил Сирину. Я хотел ее больше всего на свете. Когда она оставила меня, мой мир разбился вдребезги, Мне пришлось собирать его из осколков, как китайскую головоломку. — Он отвернулся. — Но в собранной фигуре все время не хватало одного кусочка.., имевшего форму Сирины.

Энн заморгала, и, как будто заметив блеск слез в ее глазах, он снова обернулся к ней.

— После этого я перестал считаться с людьми. Я снова стал писать комедии и обнаружил, что утратил способность смеяться. Остальную историю вы знаете: три провала, один за другим. Все говорят, Энн, что меня заговорили, что вундеркинд прогорел, растерял свой дар. Эта новая пьеса — моя последняя карта. Надеюсь, я нашел в ней ответ, который ждет публика.

Энн наклонилась вперед, стараясь сдержаться и не задать ему неизбежный вопрос, при этом зная, что обязательно задаст его.

— Вы верите, что нашли этот ответ?

Даже в полумраке она увидела, как он нахмурился. Отойдя от стола, он подошел к ней вплотную и оперся рукой на каминную полку.

— Я верю в это, — медленно проговорил он, — и думаю, что вы и Сирина помогли мне найти этот ответ. Да, и вы, — повторил он, как бы не сознавая, что говорит, как будто эти мысли выговаривались сами собой, помимо его воли. — Вы больше, чем кто-либо другой, заставили меня осознать многое, чего раньше я не понимал.

— Как я хотела услышать это, — прошептала она.

Он отбросил сигарету и, прежде чем она поняла, что происходит, притянул ее к себе, его губы скользнули по щеке, в поисках ее рта. В этом поцелуе не было притворства. Он был страстным и глубоким, и Энн сжала в руках его темноволосую голову, согреваясь его близостью, вздрагивая от его касаний.

— Энн, дорогая, ты такая милая, — почти не слышно шептали его губы у самых ее губ. — Я слишком циничен для тебя, дорогая моя, ты все еще ищешь идеального рыцаря.

Его дыханье шевелило мягкие волосы у нее на шее. Она вздрогнула, и он притянул ее ближе.

— Мне надо кое-что сказать тебе, Пол.

— Не теперь, — смех звучал в его тихом голосе. — Ты выбираешь удивительные моменты для дискуссий.

— Но я хотела…

Вспыхнул свет, и они растерянно отшатнулись друг от друга. На пороге стояли Сирина и Анжела Лэнгем.

— Так, так, — протянула Сирина. — Прости, что помешала, дорогой, но я думала, ты ищешь что-нибудь выпить.