Пола все еще не было, когда Смизи ввела в комнату Сирину, и Энн, объяснив причину его отсутствия, пригласила ее обождать.

— Там на столе есть журналы, если вам хочется почитать.

— Спасибо, дорогая, но не хочется. Хотите сигарету?

Энн отказалась, а Сирина закурила и стала беспокойно бродить по комнате, останавливаясь то там, то тут, чтобы полюбоваться собой в зеркале, в оконном стекле, в стеклянной дверце горки с фарфором.

Как он работает? наконец остановилась она у магнитофона.

Это очень просто, подняла голову Энн. — Поверните ручку, включите микрофон и поставьте стрелку на “запись”.

И что случится тогда?

Вы говорите в микрофон, потом проигрываете снова, столько раз, сколько хотите или можете все стереть и начать снова.

Какая вы жутко умная — все знаете! — рыжая головка наклонилась набок. — Я попробую. Включите мне его, хорошо? А я прочту кусочек из пьесы Пола. Дайте мне какой-нибудь кусок с монологом Мэри-Джейн.

Энн неохотно передала ей текст второго действия, и Сирина стала проглядывать текст. Дойдя до большого монолога, она остановилась. Это была сцена, во время которой Мэри-Джейн узнает, что Фрэнк — ничтожество, как и она сама, а не преуспевающий богач, каким она его себе представляла. Сирина включила запись и встала перед микрофоном. Ясно, с четкой дикцией она начала читать.

Пока она произносила первые несколько строк, Энн еще на что-то надеялась, но по мере чтения почувствовала, что не может сдержать враждебности. Сирина рисовала эту девушку охотницей за деньгами, не показывая тонкого подтекста разочарования, которым должен быть пронизан этот образ.

— Прекратите! — Энн наклонилась вперед и выключила магнитофон. — Вы губите эту роль! Сирина круто обернулась.

— Какого черта вы это сделали?

— Простите.” я не имела права. Я очень сожалею.

— Можете извиниться еще раз. Как вы смеете критиковать меня?

Энн опустила глаза.

— Просто я вижу Мэри-Джейн совсем не так, как вы. Я почувствовала, что ваша интерпретация несколько.., идет несколько мимо. Не совпадает с ее характером.

— Вы с ума сошли! — жестко заявила Сирина. — Слушая вас, можно подумать, что Мэри-Джейн существует на самом деле.

— Для меня она существует.

— Для меня тоже, дорогая. Я знаю откуда Пол ее выдернул — Сирина села, положила ногу на ногу и, играя; стала вертеть ступней туда-сюда. — Она была такой странной, невзрачной. И совершенно без ума от Пола, и я не виню ее в этом, он невероятно привлекателен. Как по-вашему?

— Я отношусь к нему только как к своему нанимателю, — чопорно ответила Энн. Сирина рассмеялась.

— Вам везет! Если бы вы относились к нему иначе, я бы не позволила ему держать вас у себя на работе.

"Как странно, — подумала Энн, — каждый раз, когда я встречаю Сирину, во мне все больше и больше растет решимость продолжать работать с Полом”. Мысль об этом заставила ее улыбнуться, а актриса, наклонившись вперед и откинув свои длинные рыжие волосы с лица, продолжала:

— Я ведь, знаете, чуть не вышла замуж за Пола. Не знаю, рассказывал ли он вам об этом?

— Мистер Моллинсон никогда не обсуждает со мной свою личную жизнь.

— Какая вы.., верная служащая, — сладко промурлыкала Сирина. — Поэтому мне хотелось, чтобы вы знали о нас. Давным-давно он был по-сумасшедшему влюблен в меня, но я была слишком глупа, чтобы понять, что он стоит десятка таких, как Эдди.

Желание Энн оставаться безразличной не выдержало испытания любопытством.

— А Эдди тоже был актер?

— Боже, нет. Он был алмазный магнат и дал денег на постановку “В тисках”. У меня там была маленькая роль, и он мной увлекся. Мы сбежали и поженились в Африке. — Голубые глаза стали жесткими от воспоминаний. — Господи, как я там все возненавидела! В этом забытом Богом углу я застряла на два года, а потом сбежала в Штаты. Туда и пришло известие, что Эдди убили. — Она протянула вперед руку и посмотрела на кольцо с топазом. — Он был так скуп со мной. Не оставил мне ни пенни.

— Поэтому вы и вернулись к Полу? За работой? Сирина вспыхнула некрасиво резким румянцем.

— Мне не надо беспокоиться о работе, дорогая. Я вернулась к Полу по причинам сугубо личным.

От отвращения к этому разговору Энн просто затошнило, она отодвинула стул и встала.

— Боюсь, вам придется меня извинить, миссис Браун. Мне надо напечатать несколько писем, чтобы они ушли дневной почтой.

Оставшись одна, Сирина свернулась в уголке дивана, ее рыжие волосы красиво рассыпались по зеленому бархату. Она ясно дала понять секретарше Пола: соперничества она не потерпит.

Войдя в комнату, Пол увидел ее улыбку и подумал со своим привычным цинизмом, насколько хорошо Сирина знает, как эффектно подать себя.

— Хелло, дорогая, прости, что заставил тебя ждать.

— Дорогой Пол, когда-нибудь в будущем я тебе отплачу за все. — Она опустила ноги на пол, продемонстрировав их облитую нейлоном форму. — Ты совершенно не выглядишь раскаявшимся.

— Нет, я раскаиваюсь. — Он поднес ее руку к губам. — Раскаиваюсь настолько, насколько вообще на это способен.

— Какое несимпатичное извинение! Он улыбнулся углом рта.

— Я не люблю, когда женщины проявляют собственнические инстинкты по отношению ко мне.

— Ты просто не любишь женщин.

— Ты знаешь, кто в этом виноват.

Она отодвинулась от него и взяла свою сумочку.

— У тебя какое-то странное настроение. Я не собираюсь больше разговаривать с тобой, пока ты не выпьешь.

— У нас нет времени. Я обещал Коре, что мы приедем к ланчу.

— Но ты должен задержаться на минутку и послушать запись, как я читаю монолог Мэри-Джейн. Это так важно для меня.

— Я знаю, — сказал он со слабой усмешкой, — неужели, ты считаешь меня таким самоуверенным, чтобы поверить, что ты вернулась ко мне ради меня самого?

Она широко открыла глаза, и выражение ее лица перестало быть детским.

— Я рада, что ты мне это сказал. Пол. Это дает мне шанс сказать тебе кое-что, что я должна была сказать сразу, как только мы встретились снова. — Она подошла ближе к нему. — Конечно, ты нравишься мне. А почему бы нет? Ты — Пол Моллинсон, драматург. Ты — богатый, преуспевающий, красивый я умный. У тебя изумительное чувство юмора и отвратительный характер, ты бодр в полночь и сонный утром. — Она остановилась. — Продолжать дальше?

— Нет, спасибо. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я никогда не думал, что ты настолько умна и так хорошо все понимаешь.

— Я говорила тебе, что проникнусь тобой, обовьюсь вокруг тебя.

— Как ядовитый плющ?

— Плющ… Может быть! Но без яда. — Она обняла его, и он наклонил голову к ее лицу.

— Я сумасшедший, что слушаю тебя, — прошептал он у самых ее губ. — Я должен был усвоить свой урок много лет назад.

Губы их встретились, и открывшая дверь Энн сделала шаг назад, чтобы снова выйти из комнаты.

— Не уходите, — позвала ее Сирина. — Мы сейчас уходим.

— Вы тоже можете уйти пораньше. — Пол подошел к письменному столу. Он стоял к ней спиной. — И не возвращайтесь до середины дня в понедельник. Я раньше не вернусь.

Энн пробормотала “спасибо” и вышла. Из окна столовой она проводила взглядом уезжавших Пола и Сирину, долго затем глядя на дорогу вслед их автомашине. Шум мотора давно стих, а она все стояла в глубокой задумчивости. Ее вернул в реальный мир бой церковных часов, надо было еще закончить работу.

К четырем часам перепечатка была закончена, и она, прежде чем уйти, решила дождаться чая. Лениво взяла она в руки пьесу и стала ее просматривать, потом включила, магнитофон и послушала запись Сирины. Какая не правильная интонация. Она перенесла микрофон на свой стол и начала читать монолог.

«Я лгала тебе, Фрэнк. Я лгала тебе с самого момента нашей встречи…»

Энн забыла, что она находится в гостиной дома на Хэмпстед Мьюз, забыла, что она Энн Лестер, дочь Лори Лэнгема. Она была Мэри-Джейн, девушкой, которая не умеет заводить друзей и которая, наконец влюбившись, узнает в горький момент истины, что человек, которого она полюбила, такой же неудачник, как она. Она выговаривала слова роли без едкой иронии, с которой Пол их диктовал, добавляя та здесь, то там, по фразе, которая слегка меняла смысл всего монолога и его первоначальное звучание. Когда, она в конце концов договорила все до конца, в голосе ее дрожали слезы и она была так взволнована, будто выступала перед публикой.