В результате этого факта, вызывающего немалое сожаление, я вынужден признать, что суть альбигойской ереси стала предметом горячего диспута между историками. Потому что невозможно принимать на веру оценку ереси ее современниками, которые не скрывали, что ненавидят ее и все, что с нею связано, и которые намеренно преувеличивали все факты, какие можно было использовать против нее. Перед тем, как выносить суждение, мы должны выслушать и противную сторону. Однако, к сожалению, благодаря неустанной и эффективной деятельности инквизиторов, нам, собственно, некого выслушивать.
Так что неудивительно, что многие современные историки, вынужденно оказавшиеся в таком положении, приняли противоположную сторону. Они стали утверждать, что единственной причиной преследования еретиков-альбигойцев мог стать конфликт, в который они вступали, с властью Римского Папы. И не думая выдвигать какие-то антисоциальные доктрины или доктрины бессмертия, эти еретики, говорят нам такие историки, были обычными библейскими христианами, которые выступали против вездесущего фанатизма Пап и продажности священнослужителей, а сами боролись за чистоту, которая была присуща Церкви ранних времен. Их ненавидели ненавистью, основанной на страхе и осознании чувства вины. Церковь имела, если можно так выразиться, комплекс неполноценности. И этот комплекс в сочетании с ненавистью ко всему, что может угрожать ее влиянию на души, тела и кошельки людей, определил ее поведение и привел к уничтожению альбигойской ереси.
Эту точку зрения мы принять не можем. Во второй главе мы дали описание альбигойства и на протяжении всей книги то и дело обращали внимание читателя на то, что альбигойство – это полностью охваченная коррупцией система этики и верований, триумф которой мог угрожать европейской цивилизации. Мы признали, что было бы полным абсурдом верить скандальным историям, связанным с поведением еретиков, – к примеру, историям о безобразных оргиях, устраиваемых в темных комнатах, и так далее. Между прочим, подобные россказни всегда ходят о любом тайном обществе. Однако мы утверждали, что в основном ортодоксальные средневековые авторы, пишущие об альбигойстве, недалеко ушли от истины в своих описаниях. Поэтому считаю, что будет недурно привести тут один-два примера, подтверждающих их правоту.
Во-первых, во всем, что касается наиболее важных пунктов еретической практики и верований, средневековые авторы с XI до XIV века пишут практически одно и то же, причем их утверждения не противоречат утверждениям апологетов средневековой Церкви. В автобиографии знаменитого аббата Гюйберта из Ноджента мы встречаем живое описание наказания еретиков в Суассоне в 1114 году. Причем любопытно, что автор описывает новые манихейские верования в тех терминах, которые вполне могли бы выйти из-под пера Бернара Гуи в его книге «Practica». В 1177 году граф Раймон V Тулузский с отчаянием пишет, как на его семейную жизнь повлияло распространение ереси, и эти его слова словно эхом отзываются от святого Афанасия и Папы Льва I. Все, пишущие о ереси, начиная от Пап Римских утверждают, что альбигойские верования весьма напоминали верования манихеев старой империи. В этом согласны абсолютно все, а потому альбигойцев даже часто называли современными манихеями.
Следующий пример более важен. Говорить, что вся наша информация, касающаяся альбигойцев, исходит от людей, которые ненавидели ересь, – правда лишь наполовину. Или, точнее, в некотором роде это всего лишь часть правды. Потому что мы обладаем огромным количеством информации, содержащейся в инквизиторских документах. Все эти записи велись официальными представителями Святой палаты. И никто никогда не говорил, что записи были фальсифицированными или что к ним кто-то впоследствии приложил руку. В этих документах мы видим точные записи слов еретиков. В каждом деле также есть показания полудюжины свидетелей, которые говорят о действиях или речах обвиняемого человека. Мы видим, как человек, защищая себя, утверждает: «Я не еретик, потому что у меня есть жена, с которой я живу. И у нас есть сыновья». По сути, инквизиторские документы предоставляют нам полную информацию об альбигойских церемониях и верованиях – ее совсем нетрудно получить, если внимательно читать их. Давайте рассмотрим парочку соответствующих примеров.
У нас есть полная запись процедур, проводимых Бернаром из Ко и Жаном де Сен-Пьером в период между 22 августа и 1 декабря 1247 года, против известного еретика Петера Гарсиаса. [192]Свидетели, чьи показания дополняются и подтверждаются одно другим, клятвенно заверяют, что Гарсиас часто и публично делал следующие заявления:
что Христос, Святая Дева и святой Иоанн-евангелист спустились с небес и не были существами из плоти;
что святой Иоанн Креститель был одним из самых злейших дьяволов, когда-либо живших на земле;
что правосудие ни при каких обстоятельствах не может приговорить человека к смертной казни;
что брак – это прелюбодеяние (purum meretricum) и что никто, имеющий жену, не сможет спастись;
что все проповедники, участвующие в Крестовых походах, были убийцами.
Эти слова Гарсиаса приводятся множеством свидетелей, и их показания занимают двадцать пять страниц. В журнале инквизитора Жоффрея д'Абли отмечено, что осужденный еретик говорит: «единственный брак – это лишь брак между Господом и душой. Огромный грех – ложиться с женой или другой женщиной, поскольку это делается открыто и без стыда». В присутствии Бернара Гуи еретик Пьер Отье утверждал, что «акт брака всегда греховен, и обязанности супругов не могут исполняться без совершения греха», и что «таинство брака не было благословлено Господом». То же мнение было высказано (только в несколько иных словах) Петером Раймоном, приговор которому был вынесен 30 апреля 1312 года. [193]
Разумеется, весьма спорно, что такие экстравагантные точки зрения, как приведенные выше, высказывались всего лишь некоторыми экстремистами. Большое число еретиков, которые были допрошены на Церковном соборе в Ломбере в 1176 году, яростно протестовали против утверждения, что они осуждают брак. Однако по вынесенному Церковным собором суждению «все они привыкли учить тому, что мужчина и женщина, познавшие плотские отношения, не смогут спастись». На это еретики ответили весьма специфично: они заявили, что брак не сам по себе греховен. Епископ, председательствующий на заседании Собора, сухо поинтересовался, что заставило их произнести подобное утверждение – страх перед Господом или перед людьми. Как бы там ни было, они отказались подтвердить свою веру, дав клятву очищения, а потому Церковный собор не стал менять свое суждение. [194]Великий ученый Алан Лилльский утверждает, что альбигойцы осуждали брак. Они говорили, сообщает он нам, если бы не существовало брака, то не было бы и измен в браке. [195]Судя по всему, осуждение брака было, с точки зрения альбигойцев, вполне логичным и основывалось на принципе дуализма. Кстати, похоже, что в тех районах, где альбигойская ересь была наиболее могущественна и распространена, подобные этические утверждения высказывались без опаски и безапелляционно. Ересь была безобидной до тех пор, пока ее не начинали принимать серьезно.
Потом нельзя забывать об endura – «варварской практике, – по замечанию мсье Танона, – в существование которой мы едва ли поверили бы, если бы о ней так часто не говорилось». [196]Она, по сути, являлась обычаем совершать самоубийство под эгидой религии. Иногда, разумеется, она обретала форму смерти от голода, последовавшей после ареста инквизицией. Однако самоубийство всегда осуществлялось как отдельное, исключительно добровольное действие, одобряемое «идеальными» и оцениваемое как высокая добродетель. Мы уже обсуждали эту церемонию (Глава 2), но сейчас здесь необходимо повторить уже сказанное нами. Достаточно лишь сказать, что endura – самоубийство – часто совершалось людьми, совершенно здоровыми. В одном из описаний судебных процессов, проводимых Бернаром Гуи, отмечено, что «consolamentum» проводилось по отношению к маленькой девочке. Матери строго запретили ухаживать за малышкой, и та через несколько дней умерла. [197]