— К сожалению, мои ресурсы исчерпаны и я больше не могу продолжать игру, господа, — сказала она и сделала знак «голубому мальчику», который тут же подал бланк векселя, перо и чернила. Она заполнила его и уже собиралась поставить свою подпись, когда Ричард вдруг грозно произнес:
— Не делайте этого!
Она взглянула на него в тревоге, догадавшись, что он собирался сделать, и решила во что бы то ни стало помешать ему.
— У нас так принято! — воскликнула она, намекая на то, что в Версале правила игры отличались от существовавших в Англии. Ричард повернулся к графу и сказал:
— Вы — шулер, сир!
Все: Роза, барон, граф и даже «голубой мальчик» — оторопели. На несколько секунд воцарялась грозная тишина, казавшаяся еще более зловещей на фоне веселого шума, доносившегося от соседних столиков. Затем последовало молниеносное движение руки Ричарда, пола графского атласного камзола жемчужно-розового цвета распахнулась, и всеобщему взору предстал целый ряд нашитых на подкладку карманов, из которых торчали карты.
Граф вскочил на ноги так быстро, что стул, на котором он сидел, опрокинулся и с грохотом упал, что привлекло внимание игроков за соседними столиками. Де Кордерьер пришел в бешенство: его глаза выпучились, а на висках задергались набухшие кровью жилы.
— Ты, английский пес, — заревел граф, — недостоин находиться в приличном обществе!
Ричард, также вставший со стула, резко отвел в сторону кулак, которым граф потрясал у него перед носом и, сдерживая бушевавшую ярость, спокойно произнес:
— Я требую от вас извинений за оскорбление и нечестную игру.
— Будь ты проклят! — Рассвирепевший граф буквально танцевал на месте. Теперь уже весь зал следил за этой ссорой; люди, сидевшие за дальними столами, вскочили на стулья, чтобы не упустить ни единой детали этого редкого события. — Мои секунданты зайдут к вам утром! — выкрикнул он и, повернувшись так стремительно, что взвились вверх фалды его атласного камзола, пулей вылетел из зала.
Барон с уважением посмотрел на Ричарда:
— Сир, вам только что бросил вызов один из лучших фехтовальщиков Франции. Надеюсь, вы окажете достойное сопротивление.
Ричард хмуро улыбнулся:
— А я надеюсь доказать, что владею шпагой гораздо лучше!
— Желаю успеха. Если вам нужен секундант, то могу предложить свои услуги.
— С благодарностью принимаю ваше предложение.
В течение нескольких минут они обсуждали детали предстоящего поединка, а весь зал наблюдал за ними, шушукаясь. Впервые за весь вечер была отчетливо слышна музыка оркестра. Ричард поклонился Розе и барону и вышел через зал Войны. Роза долго следила взглядом за его удалявшей фигурой. Вскоре к их столику стали подходить люди. Посыпались вопросы: «Что случилось? Неужели граф де Кордерьер действительно был изобличен в шулерстве? Кому он бросил вызов? Когда состоится дуэль?»
Ей было тошно слушать праздных бездельников, обрадовавшихся неожиданному развлечению Она вскочила и бросилась к выходу. Собравшиеся расступились перед ней, образовав проход. Роза спешила догнать Ричарда и бежала за ним так, как еще совсем недавно бежала от него. Ей пришлось миновать все залы и гостиные, прежде чем удалось обнаружить его у балюстрады Королевской лестницы. Он стоял, скрестив на груди руки, и ждал ее. Когда Роза приблизилась, он протянул ей руку.
— Я надеялся, что вы придете. Давайте прогуляемся в парке. Нам обязательно нужно поговорить.
Роза не ответила на его миролюбивый жест, но лишь еще крепче сжала кулаки.
— Какую глупость вы сотворили! Я пыталась остановить вас — почему вы не вняли моему предупреждению? Граф де Кордерьер получает от шулерства огромное наслаждение. Некоторые занимаются этим, испытывая отчаянную нужду в деньгах, но граф богат. Просто он любит острые ощущения. Почему вы не заплатили проигрыш и не оставили его в покое?
Ричард недоверчиво уставился на нее:
— Вы хотите сказать, что обо всем знали с самого начала?
— Конечно! Так же, как и барон.
Он недоуменно всплеснул руками:
— Вы обвиняете меня в том, что я поступил глупо, а сами делали высокие ставки так, словно это были камешки, а не золото, и знали, что выбрасываете деньги на ветер!
— Я люблю риск, иначе игра становится скучной.
— Если бы дело касалось фараона, я согласился бы с вами, но ведь мы играли в реверси, и вы спокойно, чуть ли не своими руками, положили деньги в карман графа!
— Вовсе нет. Я надеялась перехитрить его — так же, как и барон. То, что сделали вы, — грубое нарушение всех правил этикета, которые не позволяют выставлять на посмешище слабость другого человека. То же самое касается и воровства, которое здесь очень распространено.
Лицо Ричарда приняло суровое выражение, а в голове зазвучали металлические нотки:
— Настоящий джентльмен никогда не обманывает в карты. Это идет вразрез с традициями доброй воли, дружбы и даже гостеприимства. В Англии никто не сядет играть с человеком, изобличенным в шулерстве. Это позор для королевского дворца!
Роза нетерпеливо вздохнула:
— Я согласна с вами, но это не имеет никакого значения. Здесь Версаль, а не английская гостиная. Вы попали в очень неприятную ситуацию.
— Я разоблачил бы графа еще раньше, но он в этом деле настоящий волшебник и орудовал своими пальцами так виртуозно, что я с трудом догадался, куда он прячет карты…
— Что теперь значит эта глупая игра, если ваша жизнь на волоске? Он может убить вас! Вам очень повезет, если вы отделаетесь только серьезным ранением!
— Откуда такая уверенность? А может быть, я убью его?
— В этом тоже нет ничего хорошего. Если б вы были французом, то после дуэли вернулись бы ко двору, и все делали бы вид, что ничего не произошло. Но вам будет приказано покинуть Францию как нежелательному иностранцу.
— Неужели вас это всерьез волнует?
— Но ваша блестящая карьера дипломата, которая только начинается? Вы об этом подумали?
— Я не собираюсь быть дипломатом и сюда приехал совсем не по этой причине. — Он шагнул к ней и, взяв ее руку чуть повыше кисти, нежно, но настойчиво поднял вверх и поднес к своим губам. — Я целых три часа прождал вас в Бальной роще, у статуи бедной Прозерпины, которую насилует Сатир. Как я упустил вас, не понимаю?…
Роза откинула назад голову, недоверчиво всматриваясь в его глаза:
— Но эта скульптура находится не в Бальной роще, а в центре колоннады!
И вдруг им обоим в одну и ту же секунду все стало ясно. В течение последовавшей затем долгой паузы они смотрели друг другу в глаза. Волна радости затопила Розу и грозила выплеснуться наружу. Никто из них не стал больше говорить о злосчастной ошибке, но одна и та же мысль пришла к ним одновременно, и Ричард высказал ее вслух:
— Мы потеряли три года… — тихо произнес он и поцеловал ее пальцы, продолжая смотреть Розе в глаза. — Что я натворил?!
— Ничего, что нельзя было бы исправить, — проговорила она почти беззвучно. Кто знал, возможно, теперь им суждено было провести вместе лишь несколько часов. — Мы можем пойти в Бальную рощу прямо сейчас.
— Я бы предпочел показать вам орхидею.
— Но ведь она в Трианоне! У вас есть экипаж?
— Да, но, по-моему, туда можно добраться пешком по тропинке вдоль Большого канала.
— Путь неблизкий…
— Разве это имеет значение? Вы боитесь устать?
— Ходьба меня почти не утомляет.
— Тогда у нас в запасе целая ночь, и мы успеем побывать в Трианоне и вернуться назад.
И взявшись за руки, они весело сбежали вниз по ступенькам и вскоре окунулись в ласковые объятия залитой лунным светом ночи. Путь, избранный ими, проходил мимо водного цветника и фонтана Латоны, рассылавшего высоко в воздухе могучие, пышные струи. Они рассказывали наперебой о том, как ждали друг друга в ту ночь, когда им так и не удалось встретиться. Роза во всех подробностях описала встречу кардинала с мнимой королевой. Ее рассказ очень заинтересовал Ричарда, ведь он уже имел дело с королевой, передав ей хоть и косвенно, через Розу, предупреждение о доносе. Об афере с ожерельем ему стало известно от британского посла, который решительно отмел всякую мысль о причастности королевы.
