— Лучше всего начать с самого начала, — сказала она, — и рассказать тебе, почему я убежала с фермы. Или ты уже все знаешь?
— Да, я узнала о том, что Говены навязывали тебе брак с их племянником, — глубоко вздохнула Жасмин. — Это было тогда, когда я приехала, чтобы забрать тебя к себе. Мой муж умер, а письмо с сообщением об этом пришло на ферму через несколько дней после того, как ты оттуда убежала.
Лицо Виолетты, впервые услышавшей об этом, исказила страшная гримаса. Она резко откинула голову назад, закрыв глаза и пытаясь представить себе, насколько по-иному могла бы сложиться ее жизнь, если бы не этот слишком ранний побег. Затем лицо ее разрумянилось, и она, восстановив душевное равновесие, продолжила свой рассказ.
Она начала повествование о знакомстве с капитаном-швейцарцем и о том, как этот бравый вояка предательски проиграл ее в карты. Любовницей человека, который выиграл ее, она оставалась в течение двух лет, и именно в этот период узнала по-настоящему вкус хорошей, сытной и веселой жизни содержанки, хотя эта жизнь и была еще далека от ее представлений о той роскоши, о которой она мечтала на ферме Говенов. Когда торговец шелком скончался от апоплексического удара во время занятий любовью, она встала, оделась, взяла кошелек, туго набитый золотом, и удрала. На первом же постоялом дворе, где она остановилась на ночь, ее как воровку арестовала полиция, которую пустила по следу Виолетты вдова умершего. Примерно с год Виолетте пришлось томиться в тюрьме, прежде чем сын одного из местных тузов, обративший на нее внимание в тюремном дворе, добился освобождения и держал ее для постельных утех в своем доме в Дижоне, пока не подоспело время жениться на одной знатной и богатой особе. В благодарность за доставленное удовольствие он подарил Виолетте целый сундук платьев, кошелек с несколькими сотнями луидоров и предоставил в ее распоряжение карету и кучера, чтобы Виолетта могла ехать, куда ей вздумается. Ее выбор, естественно, пал на Версаль, но когда путешествие уже подходило к концу, кучер, прельстившись богатой добычей (а он знал о деньгах), ограбил и изнасиловал Виолетту, бросив ее на дороге лишь в том платье, что было на ней Она продала две кружевных нижних юбки и пару перчаток из мягкой кожи и в попутном фургоне добралась до Парижа. Там она пела и плясала на улице, чтобы заработать на пропитание, и ее заметил какой-то художник. Она стала позировать ему и в его мастерской познакомилась с придворным живописцем Франсуа Буше, который использовал ее как модель для нескольких своих картин.
— Франсуа сказал, что ляжки у меня куда лучше, чем у Луизы О’Мэрфи, — с удовлетворенней произнесла Виолетта, и нечто вроде улыбки скривила ее губы, — и за это она стала меня ненавидеть. Я не слышала от нее ни одного приличного слова!
Жасмин, слушавшая красочный рассказ дочери о ее приключениях в каком-то оцепенении, при упоминании последнего имени встрепенулась и ахнула. Ирландка была одной из любимых проституток короля из Парк-о-Шерф до тех пор, пока не имела неосторожность отозваться о маркизе де Помпадур как о «старушке». После этого король отказался от ее услуг.
— А где же ты познакомилась с этой особой? Брови Виолетты насмешливо изогнулись:
— Ну, а где еще, по-твоему, я могла с ней познакомиться, мамочка? Благодаря рекомендации мсье Буше я добилась-таки того, о чем мечтала всю жизнь, и попала во дворец. В Парк-о-Шерф я живу уже несколько лет и с гордостью могу сказать, что заняла место О’Мэрфи среди девушек короля.
Жасмин посмотрела вниз, на свои руки.
— О… — медленно проговорила она, — это место!
— Да полно тебе, мамочка! — беззаботно отозвалась Виолетта. — Король в роли любовника просто прелесть, и к тому же я могу теперь позволить себе все, что ни пожелаю. Сначала мне приходилось ютиться в мансарде, но после того, как я привлекла внимание короля тем, что назвала его «Ваше величество», в то время как никто другой не узнал его, мне отвели самые лучшие апартаменты в Парк-о-Шерф.
Жасмин снова подняла голову:
— А как ты узнала его?
— У того, кто вытащил меня из тюрьмы, был мраморный бюст Людовика. Кроме того, я видела короля на эскизах и портретах в студии Буше. И вдобавок он иногда забывал снять с груди орден Святого Духа с бриллиантами. — Резко закинув голову назад, Виолетта вылила себе в рот остатки коньяка и поставила бокал на столик. — Всего лишь несколько недель назад я случайно узнала, что ты здесь. Одна пожилая женщина, которая мне прислуживает, рассказала кое-что о веерах Маргариты Пикард, а от других людей я услышала кучу интересных сплетен о том, как тебя отправили в ссылку сразу после свадьбы со знаменитым распутником… — Она криво усмехнулась. — Я вспомнила о маленьких веерах, что ты делала мне, и твои рассказы о том, что твоя мать была искусной веерщицей, и навела кое-какие справки, после чего все встало на свои места.
— Лихо ты управилась с этим делом — в два счета, можно сказать, а вот мои поиски были не такими удачными, — сказала Жасмин, и в ее голосе прозвучала отчетливая нотка горечи. Затем она окончательно пришла в себя и выпрямила плечи. — Как видно, ты не падаешь духом от неудач. Наверное, это у тебя от бабушки, — и она кивнула на портрет Маргариты.
Встав с дивана, Виолетта подошла к портрету и, подбоченясь, стала внимательно всматриваться в нее.
— Она была красивой женщиной, и если я пошла в нее, то я ей очень благодарна. Мне кажется, она поняла бы меня гораздо лучше, чем ты мамочка. — Усевшись снова, она аккуратно расправила широкие юбки и продолжала как в ни в чем не бывало:
— Знаешь, ты поступила очень глупо, поручив мое воспитание Говенам, этим неотесанным простолюдинам, хотя справедливости ради нужно сказать, что мадам Говен была на голову умнее своего мужа и имела некоторое понятие о приличных манерах и культурном обхождении. Ты появлялась наскоками и играла со мной, словно я была куклой. Для тебя это было забавой…
— Ты ошибаешься! Я постоянно следила за твоим развитием.
Виолетта пожала плечами и продолжила.
— Если бы ты привозила мне в подарок тряпичную куклу или какой-нибудь простенький гостинец с сельской ярмарки, это больше подходило бы мне в той жизни, но вместо этого ты завалила меня дорогими платьями и прочей одеждой, а когда я стала постарше, ты пичкала меня сказками о блеске Версаля, которые возбудили во мне мечты — такие же дерзкие, как твои.
— Мои? — Жасмин широко открыла глаза и положила руку на грудь.
— О да, — с проницательным видом кивнула Виолетта. — Тебе не с кем было разговаривать о Версале, а во мне ты нашла покорную слушательницу. Ты заставила меня мечтать о той молодости, которую у тебя отняли, о танцах с кавалерами в зале Зеркал, о платьях еще более шикарных, чем те, что ты привозила мне, а ведь и они были сшиты из страшно дорогих тканей. И вдруг, когда я ужe была полна этими большими ожиданиями, ты объявила, что вскоре мне предстоит выйти замуж за обычного, ничем не примечательного человека. Это означало конец всем моим грезам о Версале.
Жасмин вздохнула, не сводя глаз с язычков огня, весело плясавших в топке камина:
— Ты выразила сейчас словами то, что я научилась понимать лишь с годами. Родители волей-неволей делают ошибки, не одну, так другую, несмотря на все желание быть, в свою очередь, лучше собственных родителей. Все идет по кругу, повторяется в каждом поколении, но я все же хочу надеяться, что ты учтешь мои ошибки, когда у тебя появятся свои дети.
— У меня есть ребенок. Девочка. Ей десять дней.
Жасмин мгновенно перевела взгляд с камина на лицо дочери. Она сделала видимое усилие, словно у нее встал комок в горле и она его проглотила.
— Можно мне повидать ее?
— За этим я сюда и пришла. — Виолетта подалась вперед. — Моя судьба уже решена. Я выхожу замуж за одного австрийского аристократа. Он вдовец с тремя молодыми сыновьями. Конечно, венский двор — это не Версаль, но тем не менее, я буду самым натуральным образом купаться в роскоши, ибо мой будущий муж баснословно богат. Я дважды встречалась с ним и нахожу его довольно привлекательным, а он уже без ума от меня. — Но есть одно серьезное препятствие: я не могу взять с собой дочь, ведь она не его ребенок. Конечно, ее можно отдать в хороший приют для сирот, где она получит надлежащие образование и воспитание и ей будет выплачиваться пенсион, но я хочу чтобы она выросла в своей семье, там, где ее будут по-настоящему любить. Ты возьмешь ее мамочка?
