Маленький экипаж отъехал от старинного особняка на Бикон-Хилл и покатил по Чарлз-стрит. После нескольких поворотов и непродолжительного следования вдоль обнесенной оградой темно-зеленой массы Паблик-Гарденз они остановились у входа в городскую резиденцию из красного кирпича, с черными ставнями, расположенную в сравнительно новой, но тем не менее престижной части города, называемой Бэк-Бей.

Полицейский экипаж выглядел прочным и практичным по сравнению с окружавшими его со всех сторон богато разукрашенными эмалью одноконными каретами и ландо. Единственная лошадь, тащившая за собой мрачного вида повозку, фыркала и била копытами по мостовой, горя нетерпением покинуть это место.

Нервы Элис были напряжены до предела, сознание двусмысленности положения обволакивало ее подобно зимнему плащу. Кларк уже говорил ей о том, что его не будет на приеме, – как и ее отца. А ведь именно на них она полагалась прежде всего, когда дело касалось ее выходов в свет.

Дом выглядел великолепно: широкие лестницы, хрустальные люстры, толпа нарядно одетых мужчин и женщин. Лакей принял у нее из рук пелерину, и Элис сама не помнила, как очутилась в самом центре парадной гостиной. Сейчас она почему-то чувствовала себя похожей на отцветшую и невзрачную розу с голыми шипами, перевязанными нелепыми бантиками. Она робко протянула руку к волосам и поправила прическу.

– Если ты чувствуешь себя так неловко, – обратился к ней шепотом дядя, – нам нет нужды здесь оставаться.

Как мило с его стороны! Однако рано или поздно ей все равно придется предстать перед этими людьми.

– Со мной все в порядке, дядя, честное слово, – отозвалась она, пожав ему руку.

Полы в зале были начищены до блеска, оркестр играл на специально сооруженной сцене, устроенной наподобие картины в раме и находившейся высоко над их головами. Несколько пар уже кружились в танце, но большинство гостей все еще беседовали между собой. Раздвижные двери были слегка приоткрыты, и за ними Элис заметила ломившиеся от кушаний столы.

Мужчины в парадных костюмах обменивались приветствиями. Почтенные матери семейств в тусклых платьях выставляли напоказ своих дочерей, а юные дебютантки весело щебетали, прикрывая рты затянутыми в перчатки пальцами или обмахиваясь кружевными веерами.

«Неужели и я когда-то была так молода?» – спрашивала себя Элис. Сейчас ей с трудом в это верилось.

– Элис, неужели это и впрямь ты?

Обернувшись, Элис и Гарри заметили направлявшуюся к ним Джессику Мэйфилд. На ней было роскошное платье из тафты сапфирового оттенка с длинным шлейфом, волочившимся по полу. Без сомнения, это платье не было извлечено из сундука.

Джессика протянула Элис обе руки, легко и ласково коснувшись поцелуем обеих ее щек. Затем она позволила Гарри пожать ей руку, как того требовали правила приличия.

– Как приятно вас видеть, мистер Кендалл! – Она осмотрелась по сторонам. – Надеюсь, Максвелл сегодня тоже здесь?

– Пока еще нет, но скоро будет, – ответил Гарри.

– Как чудесно! Я буду рада с ним встретиться. – Джессика взмахнула ресницами. – Такой убежденный холостяк, что, похоже, еще ни одной девушке во всем городе не удалось его заарканить. – Она обмахнулась веером. – Мой отец сгорает от нетерпения побеседовать с вами, мистер Кендалл. По его словам, такого превосходного начальника полиции у нас еще не было. Это большая удача, что один из самых уважаемых наших граждан командует людьми, которым мы платим, чтобы они нас охраняли. – Она наклонилась к нему поближе, улыбка ее тут же погасла, словно кто-то выключил газовую лампу: – Мы ведь в безопасности, не так ли?

– Бостон еще никогда не был более безопасным, – заверил ее Гарри.

– А как же дело об убийстве? Не может быть, чтобы это преступление совершил Лукас Хоторн.

И тут, словно простого упоминания его имени было достаточно для того, чтобы заставить его появиться, Лукас собственной персоной возник на пороге особняка. Разговор тут же прервался, словно по взмаху палочки невидимого дирижера.

– Глазам своим не верю! – еле выговорила Джессика в предвкушения скандала. – Что он здесь делает? Лукас уже многие годы не принимал приглашений ни на один прием.

Лукас остановился в дверях, его строгий вечерний костюм украшали белоснежный накрахмаленный галстук и жилет. Его чувственные губы растянулись в неком подобии улыбки, но во взгляде проницательных голубых глаз и во всем облике чувствовалась настороженность. Все вокруг уставились на него, словно чего-то ожидая. Лукас между тем окинул быстрым деловитым взглядом комнату, осмотрев каждый уголок, пока, наконец его глаза не остановились на ней.

Сердце подскочило в груди Элис, когда он, не обращая внимания на изумленные взгляды и неуклюжие приветствия окружающих, направился в ее сторону. Движения его представляли собой странное сочетание светского лоска и неприкрытой мужской силы, грубой и хищной. Леопард среди павлинов.

Она наблюдала за ним и невольно размышляла о грехе. Темном, опасном и волнующем. Элис много думала о грехе с юных лет, да иначе и быть не могло – ведь она росла рядом с отцом и дядей, окруженная разговорами о жутких убийствах и других кошмарных преступлениях, которыми было заполнено их обеденное время. Это всегда выделяло ее среди других девушек, которые больше интересовались последними направлениями моды или узорами для вышивания крестиком. Сколько Элис себя помнила, она никогда не имела ничего общего со своими ровесницами. Но это была ее жизнь, и она не променяла бы свои задушевные беседы с отцом даже на тысячу роскошных платьев с оборками или сотню самых отборных кавалеров. Ей нужен был лишь один человек – человек, который бы принял ее такой, какая она есть. А для этого у нее имелся Кларк. Он-то понимал, что знать о грехе и совершать его на деле – далеко не одно и то же. Как, впрочем, и ее отец и дядя. Они ежедневно сталкивались с грехом, однако сами ему не поддавались. Чего нельзя было сказать о Лукасе Хоторне.

– О Боже! – выдохнула Джессика, поднеся трепещущую руку к груди. – Он идет сюда.

И в самом деле, Лукас не свернул в сторону и не останавливался до тех пор, пока не оказался рядом с ними. Его голубые глаза на один миг, равный вечности, задержались на Элис, и по спине ее пробежала дрожь почти сладострастного удовольствия. Затем Лукас обернулся к Джессике.

– Мисс Мэйфилд, – произнес он, отвесив ей учтивый поклон.

Джессика испустила восторженный вздох и едва не лишилась чувств, разыгрывая из себя дурочку перед Лукасом Хоторном.

– До чего же замечательно видеть вас здесь, мистер Хоторн, – произнесла она, как только снова обрела дар речи. – Вы должны пойти со мной. Без сомнения, каждый из присутствующих захочет с вами переговорить.

Она хотела взять его под руку, однако он, одарив ее чувственным, притягивающим взглядом, произнес:

– Сначала я должен поговорить с мисс Кендалл.

– О! – Джессика внимательнее присмотрелась к Элис.

Сама же Элис не в силах была отвести взгляда от Лукаса Хоторна. Он не произнес больше ни слова и взял ее за руку. Даже сквозь белую ткань перчаток она ощутила тепло его кожи. Затем он поклонился и поднес ее пальцы к губам, не ограничившись при этом простым жестом, как того требовали приличия, но коснувшись каждого из них поцелуем. От этого прикосновения жаркое пламя разлилось по всему ее телу. Еще никто и никогда не целовал ее так – внешне невинно, но с таким скрытым чувством.

Потом, так же быстро, Лукас отпустил ее руку и обернулся к дяде Гарри.

– Мистер Кендалл, – произнес он нарочито вежливым тоном, – я не видел вас вот уже – дай Бог памяти – три недели со времени моего ареста.

Невозможно было не заметить саркастической нотки в его голосе. Он бросил эти слова, как в прежние времена бросали перчатку. Джессика ахнула, некоторые из гостей повернули головы в их сторону, а ее дядя сразу ощетинился, выпрямившись во весь свой рост, составлявший пять футов девять дюймов. Возможно, Гарри и не мог похвастаться статью Лукаса, но то, чего ему недоставало в дюймах, он восполнял за счет внушительной массы мускулов.