— Думаю, господин Роберт, вам лучше оставить эту работу мне и Мэтью, — сказал Генри, когда мальчик положил крестики в кожаный мешочек и, крепко затянув шнурок, отдал их торговцу. Роберту не следовало находиться рядом с Мэтью, который то и дело кашлял и тяжело дышал. Хотя ребенок очень хорошо поправился за это лето, он все еще выглядел довольно слабым. Его мать сживет со света каждого, кто подвергнет сына хоть малейшей опасности.

Торговец потянулся за мешочком, но, не удержав его, рассыпал цветные бусинки, покатившиеся по земле. Роберт, привлеченный яркими красками, не обратив никакого внимания на Генри, принялся собирать их. А у Мэтью начался очередной приступ кашля.

— Ступайте отсюда сейчас же! — приказал Генри Роберту резким голосом, беспокоясь за его здоровье.

Роберт упрямо выставил вперед подбородок, но Генри строго посмотрел на него. Мальчик, заморгав, перевел взгляд на Мэтью, вытиравшего рукавом нос. Лицо Роберта вытянулось.

— Мне и так больше не хочется здесь оставаться, — ответил он и побежал прочь, пугая всех пронзительными звуками своей костяной флейты.

* * *

Было уже очень поздно, а Джослин до сих пор не приехал. Линнет расхаживала по спальне, осаждаемая неясными страхами. Ранней осенью расстояние между Рашклиффом и Ноттингемом легко покрывалось засветло еще до наступления сумерек, если отправляться в путь на рассвете.

Засунув руку под одежду, она достала его письмо на кожаном шнурке. Сжимая сложенный пергамент, она подошла к камину и присела перед горящими поленьями. Вздрогнув, молодая женщина попробовала представить, что могло случиться с Джослином по дороге домой.

В трубе завывал ветер, и пламя жадно лизало дрова. Кругом царила устрашающая тишина. Внизу, в гостиной, прислуга уже укладывалась на ночь, время ужина давно прошло. Со столов убрали прекрасные скатерти и золоченую утварь. Еда возвратилась на кухню: застывшее жаркое и рагу, нежные салаты, блестящие от масла и уксуса, груши в сахарном сиропе. Все впустую. Как трудно делать вид, что ты наслаждаешься разными блюдами, если тебе самой дурно от волнения. Роберт ковырял в тарелке и хныкал, спрашивая, когда вернется Джослин. Наконец терпение Линнет иссякло, и она прикрикнула на сына. Он закапризничал, и его уложили в постель.

Отойдя от камина, она решила пойти посмотреть на него. Роберт свернулся калачиком в своей маленькой кроватке, засунув большой палец в рот, и ровно дышал во сне. Линнет нежно прикоснулась к его щеке. Она показалась ей немного горячей, но в целом он выглядел здоровым и не вызывал никаких опасений. Она решила, что это всего лишь остаток его недавнего раздражения. Линнет самой хотелось кричать и плакать. Она направилась к себе в спальню, заметив свое искаженное отражение в зеркале, висевшем на пустом участке стены. Это было еще одно фамильное приобретение того самого крестоносца Монсорреля. Оно ей всегда не нравилось, но у нее никогда не хватало смелости избавиться от такой редкой и ценной вещи.

Ее лицо поглядывало на нее оттуда, призрачное и бледное, почти одни глаза. Свет от свечи затемнял цвет ее платья, превращая его из нежного синего во что-то, скорее напоминавшее одеяние монахини. Подняв руки, она отстегнула брошь и убрала с головы голубой платок. Так ей показалось немного лучше, и она, расплетя косы, уложила мягкие каштановые волосы вокруг лица. Затем критически осмотрела себя и, с раздражением вздохнув, накрыла ненавистное ей зеркало платком и повернулась, чтобы продолжить свои приготовления ко сну.

Обернув холодными простынями свое обнаженное тело, она подумала о теплом теле Джослина, его крепких мускулистых руках, и на нее нахлынула новая волна беспокойства. Возможно, ей следует отправить посыльного в Ноттингем, чтобы он выведал, где Джослин. Но здравый смысл подсказывал не поступать столь опрометчиво. Только в крайних обстоятельствах гонца можно тревожить глубокой ночью, а не тогда, когда ей вздумается.

Неугомонные мысли металась, как испуганные кони. Но, одержимая чувством беспомощности, Линнет наконец, сжимая письмо мужа, погрузилась в тревожный сон.

Ей приснилось, будто она лежит на кровати, одетая в зеленое парчовое свадебное платье, оставшееся от ее первого замужества. К ней пристает какой-то мужчина, запустив руку под ее одежду, покрывая ее горячими, страстными поцелуями.

— Нравится? — шепчет он у ее губ.

— Джослин, — пробормотала она, изгибаясь дугой по направлению к нему. Она подняла руки, чтобы погладить его густые темные волосы, но вместо этого натолкнулась на широкий костлявый лоб. Тогда она открыла глаза и с ужасом увидела похотливый взгляд и улыбку Раймонда де Монсорреля. Линнет пронзительно вскрикнула. Огонь свечи был у ее лица, и она припала к кровати, пытаясь спрятаться от яркого света.

Огонек быстро замерцал, перемещаясь в сторону, и остановился на сундуке. Она увидела блестящие капли на мокром плаще, отблески металла на бляшке ремня, темные волосы, свисающие вокруг кепки из камвольной ткани. Ее сердце бешено забилось, словно у попавшей в силки птицы.

— Я не хотел напугать тебя, — сказал Джослин. — Я думал, ты крепко спишь.

Наконец она пришла в себя и начала осознавать происходящее. Она увидела перед собой жаждущие глаза Джослина. Приподнимаясь на коленях в постели, Линнет взяла с покрывала теплую накидку и набросила на себя.

— Я недавно заснула и сразу увидела кошмар. Я так беспокоилась за тебя.

— Мы очень поздно выехали из Ноттингема. — Он небрежно бросил шляпу и плащ на сундук. — У старой повозки Джайлса опять сломалась ось. — Он подтянул жену к себе и, нежно обхватив руками ее голову, прильнул к ее губам.

Линнет закрыла глаза от счастья. Несмотря на его холодные губы и руки, ей вдруг стало тепло от его прикосновений.

— Хочешь есть? — пробормотала она сквозь поцелуи.

— Я хочу тебя. — Он сбросил с нее накидку и дотронулся до ее груди. Линнет тихонько вздохнула, и тут же ее губы закрыл очередной поцелуй. Все ее тело задрожало.

— Ты весь мокрый! — засмеялась она, когда его губы последовали за пальцами и мокрые волосы начали холодить ей шею и грудь.

— На дворе стоит отвратительная погода, — ответил он приглушенным голосом, и они вместе повалились на постель. Она наслаждалась его тяжестью, сильным напором его губ. Она протиснула руку между его ногами и начала нежно поглаживать там. Он был горячим и упругим, и она не могла больше ждать.

— Пожалуйста, сейчас же! — всхлипнув, произнесла она и приподнялась, чтобы принять его и слиться с ним воедино.

Она чувствовала горячее дыхание, запах его тела. Все казалось теперь таким далеким, для нее существовал только он, его мокрые волосы, его обжигающая кожа. Еще мгновение — и она вознеслась на вершину неослабевающей страсти, приближаясь к своему восторгу, своей кульминации, отдавая всю себя без остатка этой сладостной, незабываемой, непередаваемой словами минуте.

— Пошли мне, Бог, такое наслаждение каждый раз при возвращении домой! — улыбнулся Джослин, начиная приходить в себя. Поцеловав ее глаза, он сел и снял остатки одежды. Линнет осматривала его тело при свете свечи. Он казался не таким широкоплечим, как Конан; на самом деле Джослин был скорее худощав и жилист, как его отец. То там, то здесь виднелись незначительные шрамы, напоминания о его жизни в качестве наемника, но новых она не заметила, и это ее успокоило.