— А тебе не приходит в голову, что, намотавшись за день с маленьким ребёнком, к вечеру я устаю до такой степени, что мне уже просто ничего не надо? — Настя достала тарелку и громко хлопнула дверкой хозяйственного шкафчика.

— Ты говоришь так, будто у других женщин нет маленьких детей, — ухмыльнулся Леонид. — Однако другие как-то находят время и на мужа, и на себя.

— Что ты имеешь в виду?

Настя поставила перед мужем тарелку с ужином и тяжело опустилась на табуретку. Ноги не слушались, в голове гудело, а всё тело обдирали мелкие колючие мурашки озноба.

— Я не хотел тебе говорить, но уж если ты сама об этом спросила… — Тополь отломил кусочек хлеба. — После свадьбы ты очень изменилась и, увы, не в лучшую сторону. Когда мы женились, ты выглядела как картинка, а теперь… Нет, ты не думай, я всё понимаю, меньше месяца назад ты родила ребёнка, и это говорит о многом, но неужели это даёт тебе основания круглосуточно ходить в одном и том же халате, не краситься, не следить за руками… Ты уж меня прости, Настён, но сейчас ты выглядишь не на двадцать, а на все сорок.

— А тебе не приходит в голову, что на сорок я выгляжу благодаря тебе? — с трудом проговорила Настя.

— Вот это номер! — от удивления Леонид даже отложил вилку. — Признаться честно, во всей этой истории я считал себя пострадавшей стороной, а никак не виноватой. Мало того, что я женился на одной, а ровно через год получил другую, мало того, что я лишился какого бы то ни было внимания с твоей стороны, так еще выходит, что я во всём и виноват?

— Ты считаешь меня двужильной лошадью? — с трудом ворочая языком, произнесла Настя. — Ты переложил на мои плечи все домашние дела, полностью устранившись и от хозяйства, и от забот о ребёнке, и вообще от всего. И какой, по твоему мнению, я должна быть?

— Ты говоришь так, словно я не работаю! — возмутился Тополь. — Ты уж меня прости, но на твои декретные деньги содержать себя и ребёнка ты бы не смогла. Всё, что у нас есть в доме — исключительно моя заслуга. Если бы не я, ты бы сосала лапу.

— Если бы не ты, я бы училась в институте и горя не знала! — неожиданно для себя вдруг выдала Настя.

— Во-о-он как ты заговорила! — Тополь с сожалением взглянул на остывающий ужин, будто решая, что первостепеннее, горячий ужин или воспитательная беседа с женой, и, тяжело вздохнув, решил принести в жертву первое. — Когда я предложил тебе выйти за меня замуж, ты вовсе не была против такой перспективы, напротив, ухватившись за меня руками и ногами, ты всеми силами ускоряла это событие. Или я что-то путаю?

— Когда ты звал меня замуж, ты обещал, что мы будем с тобой единым целым, — устало проговорила Настя. — На деле же оказалось всё иначе. Я думала, наши отношения изменятся после рождения Кати, но стало только хуже. Если раньше ты хоть как-то считался с моими желаниями, хотя бы внешне, то теперь делаешь только то, что удобно тебе, совершенно не заботясь, каково при этом мне.

— И чем же я тебя, позволь спросить, обидел? — Тополь поджал губы.

— Речи о том, чтобы помочь мне по дому, я уже не веду, — тихо проговорила Настя и горько улыбнулась. — Я понимаю, с твоей точки зрения, ты — рабочий человек, у которого на шее сидят две иждивенки и пьют из него соки, а я — обленившаяся домохозяйка, которая от скуки уже не знает чем заняться…

— Зачем же так утрировать? Я знаю, у тебя тоже много забот.

— Но если ты это знаешь, почему никогда не поможешь мне хотя бы с дочкой? Такое ощущение, что Катенька нужна мне одной! Целыми днями я кручусь как белка в колесе, а ты не хочешь хотя бы изредка подменять меня по ночам. Неужели так сложно встать несколько раз к ребёнку за ночь?

— Если это несложно, зачем ты просишь об этом меня?

— Я не могу быть на ногах круглосуточно, пойми ты это! — с отчаянием произнесла Настя.

— А я, выходит, могу? — вытаращил глаза Леонид. — Вот это ты здорово придумала! Днём я должен вкалывать на работе, а ночью — дежурить у кровати ребёнка. Как ты себе это представляешь?

— Но я же встаю к ребёнку. И потом, я не прошу сменять меня каждую ночь, пусть это будет через день или через два, а в остальное время я как-нибудь справлюсь сама.

— Здорово ты придумала! — Леонид с восхищением посмотрел на жену. — Значит, давай я буду на ногах и днём и ночью, а ты все это время будешь спать, как сурок! Думаешь, я совсем лопух? Думаешь, не знаю, что, как только я ухожу за порог, ты ложишься обратно в постель? Или ты всерьёз считаешь, что я не догадываюсь, что ты можешь выспаться днём, разделив свой сон на несколько приёмов? Пока Катька спит, ты — свободный человек и можешь заниматься чем угодно, в отличие от меня, — многозначительно добавил он.

— Если я буду спать с Катенькой, кто будет за меня стирать пелёнки, готовить еду, ходить по магазинам и убирать в доме? Когда я должна успевать всё это делать, по-твоему?

— Почему бы тебе не обратиться за помощью к своей матери? — назидательно проговорил Тополь. — По крайней мере, почти во всех семьях с внуками возятся бабушки.

— Ты же прекрасно знаешь, что мама работает!

— Вот видишь, она работает, она занимается делом, а я — валяю дурака! — зло произнёс Леонид и почувствовал, что есть ему уже расхотелось.

И оттого, что из-за глупых претензий жены его ужин в который раз испорчен, Леониду вдруг сделалось очень жаль самого себя.

— Вот что я тебе скажу, Настя… — Тополь глубоко вздохнул. — Такое отношение ко мне, как сейчас, меня совершенно не устраивает. Мне очень неприятно, что приходится тебе это говорить, но терпеть над собой издевательства подобного рода я не намерен. Или ты пересмотришь свою точку зрения и прекратишь тянуть из меня жилы, или… — Не зная, какую кару лучше обрушить на голову строптивой жены, Леонид на мгновение задумался, потом нахмурился и вдруг неожиданно произнёс: — Нам нужно какое-то время пожить врозь и хорошенечко обдумать, как нам быть дальше. Я устал, я измучился, я дошёл до крайней черты, но ты упорно не хочешь этого понимать. Поэтому я… уезжаю.

— Уезжаешь? — глаза Насти округлились. — Куда?

— В отпуск, к морю. Так будет лучше для нас обоих. Я смогу успокоиться, отдохнуть и поправить своё здоровье, а ты — попробовать пожить без меня, — уголок его рта иронично дёрнулся. — Через месяц мы поговорим с тобой снова, и мне почему-то кажется, мы сможем найти общий язык.

— Но ты не можешь уехать теперь, когда я в тебе так нуждаюсь! — судорожно воскликнула Настя, и в её серо-голубых глазах плеснулась боль.

— Это вопрос решённый, — удовлетворённо произнёс Тополь. — Как я сказал, так тому и быть, и обсуждать здесь больше нечего.

— Леонид, вы ни в чём не виноваты, просто девочка ещё слишком молода и не может по-настоящему оценить своего счастья, — понимающе улыбнулась дама в шляпе с огромными полями и подняла на Тополя тёмно-карие, с мягкой поволокой глаза.

Сердце Леонида приятно ёкнуло. Со слов Лидии Витальевны Загорской, не так давно ей исполнилось сорок пять. О том, сколько лет назад произошло это торжественное событие, она предпочитала не распространяться, и даже не потому, что стеснялась своих лет, а скорее потому, что не желала расстраивать себя думами о шестом десятке, увы, маячившим уже где-то неподалёку.

Для своих почти пятидесяти Лидия Витальевна выглядела хорошо, и даже очень. Одетая слегка вызывающе, она отнюдь не казалась ни смешной, ни жалкой. Экстравагантные шляпы и брюки, так дико смотревшиеся на её ровесницах, шли Загорской как нельзя лучше, добавляя её образу женственности и делая непохожей на всех остальных. Мягкий взгляд тёмно-карих глаз, умело подчёркнутых дорогой косметикой, был тёплым и ласковым и создавал вокруг женщины некую ауру, не заметить которую было просто невозможно.

— Не стоит себя казнить, Леонид, молодо — зелено. Возможно, через какое-то время ваша Настя поймёт, что неправа. Не оценить такого мужчину, как вы, настоящая женщина просто не может. Дайте ей время подрасти, — полные губы Загорской изогнулись, и взгляд тёмно-карих понимающих глаз проник в самое сердце Тополя живительным бальзамом.