Во внешней политике Оскар II играл важную роль в силу своих языковых способностей, знаний и связей. Зарубежные дипломаты, а также кайзер Вильгельм II были о нем не очень высокого мнения, он чересчур заботился о том, чтобы нравиться, но переориентация, начатая им, приобрела большое значение — а могла бы стать и роковой. Говоря современным языком, он считал, что задает направление, тогда как на самом деле просто плыл по течению впереди всех. И Карл XV, и он придерживались профранцузской ориентации и, подобно многим другим, очень и очень недооценивали военную мощь усиливающейся Пруссии. Мы сейчас даже и представить себе не можем, какой неожиданностью явился исход Франко-прусской войны 1870 года. Для шведского общества пруссаки были мерзкими негодяями, отнявшими у братской скандинавской Дании Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург. Кроме того, в крови у Бернадотов бродило французское происхождение. Отец Оскара II родился во Франции, так что гасконские предки были еще совсем близко. Теперь, однако, он быстро сменил курс, учитывая важную роль Пруссии и объединенной Германии. Решающим фактором стало то, что Германия являла собой серьезный противовес России. Царская держава была колоссальной силой в близком окружении Швеции и, как никогда прежде, наращивала и территории (пока что на восток), и экономическую и военную мощь, не говоря уже о численности народонаселения. Оскар неоднократно встречался с Бисмарком и с Вильгельмом II. Вдобавок он хотел заручиться поддержкой Вильгельма в спорах с норвежцами, просил Пруссию оказать моральный нажим — что та и сделала, хотя норвежцам такие вещи как с гуся вода, — и военный, какового, слава Богу, не последовало.
Внешнеполитическая переориентация выразилась и в том, что является частью многовековой схемы: мундиры шведской армии вновь изменились по образцу военной державы, победившей в последней большой войне. Ранее — на французский манер, после 1870-го — на германский, после 1918-го образец стал английским, а после 1945-го — американским.
При Оскаре II уния с Норвегией распалась, не просуществовав и ста лет. Оскар II с детства говорил и по-норвежски, и по-шведски и, разумеется, одинаково верил в свою миссию не только шведского, но и норвежского короля, поэтому для него оказалось страшным ударом, что норвежцы не желали ни его, ни унии со Швецией. Скончался он через два года после распада унии; было бы милосерднее для него, если бы получилось наоборот. На рубеже веков здоровье Оскара было уже совершенно подорвано, он страдал множеством старческих недугов, а распад унии сломил его и психически. Но дело шло о куда более важных вещах, чем старик, который вкупе с консервативными кругами своего королевства отказывался понять принципиальное желание братского народа.
История распада унии и предшествовавших ему десятилетий споров была бы печальна, не окажись ее окончательный результат настолько удачным и не будь роспуск унии необходимостью, иначе отношения между двумя странами не могли бы развиваться нормальным, здоровым образом. Финляндия некогда входила в состав Швеции, Норвегию и Швецию на протяжении девяноста лет связывала уния, точно так же, как ранее — и намного дольше — Норвегию и Данию, Исландию и Данию. С тех пор как на этой территории сложились пять самостоятельных государств, народы сблизились гораздо сильнее и получили друг от друга гораздо больше пользы в чисто человеческом, экономическом и культурном плане, нежели при навязанном союзе. А это дорогого стоит, даже страданий усталого и полного жалости к себе консервативного короля.
Конечно, последние десятилетия унии — история малоприглядная, при непонимании со стороны старшего брата, сиречь Швеции, и при множестве мелких-премелких укусов с норвежской стороны, которые в итоге обернулись для короля глубокими ранами. На норвежской почтовой марке король в шведском адмиральском мундире! А как насчет норвежского герба — может, его забыли или поместили на не слишком почетном месте? Шум, протесты. Король Соединенных королевств вручил новые полковые знамена в шведских, а не в традиционных норвежских цветах? Возмущение, ропот. И так далее, и тому подобное. В Швеции считали, что в спорах по поводу флага удачным компромиссом стал знак унии — безобразный прямоугольник, где шведский и норвежский флаги соединялись в этакую мешанину, способную даже хамелеона довести до безумия и не без причин прозванную «селедочным салатом». Сие «украшение» помещали на соответствующих флагах на самом верху, возле ликтроса, и таким образом, по мнению наивных шведов, якобы достигался компромисс. Только вот не существовало такого компромисса, какой норвежцы при желании не сочли бы оскорбительным. «Не воображай, будто легко править, когда с одной стороны норвежская заносчивость, а с другой — шведское недоброжелательство», — так на редкость удачно выразился однажды Карл XV. Если норвежцы кипели от злости, то шведское правительство и в первую очередь значительная часть консервативных шведских кругов были спесивы и не могли понять стремление норвежцев к самостоятельности.
Показательно, что формальным поводом к роспуску унии послужил глупый вопрос, будет ли Норвегия иметь по всему миру собственные консульства или нет; для морской нации этот вопрос, безусловно, имеет практическое значение, однако ломать копья из-за него едва ли стоит. С точки зрения шведов, которые вполне могли бы уступить. Но как конструкция уния себя изжила, и норвежцы были правы; а с тех пор как уния распалась, значение норвежской заносчивости и шведского недоброжелательства сократилось до нормальных пропорций. Увы, Оскар этого не увидел.
Если кто полагает, что вышесказанное — преувеличения, не мешает напомнить, как шведские священники в 1905 году сетовали, что меч Господень не обратился против Норвегии, или твердили, что шведский Бог требовал «покарать Норвегию и ее Ваалово священство», не говоря уже о том, что в Северной Норвегии учили детей в молитве так обращаться к Богу: «О Великий Господь норвежцев, неведомый шведам».
Как ни странно, избавившись от Оскара II, норвежцы хотели, чтобы норвежским королем стал один из его принцев. На выбор имелись сыновья Оскара — Оскар, Карл, Евгений — и Вильгельм, сын Густава V. Ближе всех под рукой был принц Карл. Однако шведский августейший дом обиженно отказался, что наводит на некоторые размышления.
Сейчас, без малого сто лет спустя, можно сказать, что Оскар с семейством ставили свои личные чувства превыше пользы государства; ведь, если даже они и чувствовали себя обиженными, Швеция только бы выиграла, займи норвежский трон кто-нибудь из шведского королевского дома. С другой стороны, королевское «нет» в ответ на норвежскую просьбу о шведском принце, разумеется, нашло широкую поддержку у шведского народа.
О чувствах Оскара после распада унии многое говорит и тот факт, что он униженно выпрашивал у норвежцев королевский флаг со знаком унии, который при нем реял над дворцом в Осло. Флаг ему прислали, и сейчас он хранится в Арсенале Стокгольмского дворца.
Отношение Оскара к литературе куда запутаннее и противоречивее, чем можно себе представить, особенно что касается норвежской литературы. С великим радикалом-разоблачителем Хенриком Ибсеном он ладил на удивление хорошо; эти два одинаково тщеславных господина нежились в лучах обоюдной славы и величия. А вот Бьёрнстьерне Бьёрнсона[38] король отчаянно ненавидел за все, что тот делал для роспуска унии. Однако когда в 1903 году Бьёрнсон получил Нобелевскую премию, Оскар II с ним помирился, сказал, что надобно забыть старое, и со слезами на глазах обнял давнего антагониста. Кстати, объятия, а в торжественных случаях поцелуи в щеку у Бернадотов черта не шведская, но французская, ведь как-никак отец Оскара II родился во Франции. Подобно многим другим государям на старости лет, Оскар II в конце жизни был очень сентиментален, легко заливался слезами и стремился, по возможности, прийти к согласию со всеми (отчего, как сказано выше, распад унии стал для него только мучительнее). Однажды он даже рукоплескал примирительному монологу, написанному давним объектом его ненависти номер один — Августом Стриндбергом.
