Ужин был почти готов.

Грейс собиралась накрыть в гостиной, но теперь передумала и решила устроить ужин на кухне. В последнюю минуту она поставила посреди стола пару свечей, словно пыталась создать приятную атмосферу. Пока Эдди старался поддерживать разговор, заговорив о Каролине, Грейс поставила на стол сначала салат, потом основное блюдо.

Он, казалось, не замечал, что она не ест рыбу, и поглощал свою порцию с аппетитом и жадностью умирающего от голода человека. Пока он заглатывал лосося, Грейс уныло молчала и пила воду.

Наконец, у него кончился запас анекдотов из арсенала Каролины, и он вернулся к основной теме вечера:

— Ты думаешь, это то, чего я хочу? — спросил он между поглощаемыми кусками. — Быть разведенным, быть вдали от ребенка? Подписывать чеки на алименты, пока ты живешь в доме с каким-нибудь парнем, занимающимся лошадьми? Я скучаю... мне не хватает... я скучаю по Каролине!

— Тебе следовало думать об этом раньше! — сердито сказала Грейс. — Ты подумал о ней? Что проносится в твоем мозгу, когда ты так поступаешь?

Он бросил вилку и нахмурился:

— Ну, кто-то должен был это сделать, Грейс!

Она ухватилась за край стола, чтобы удержаться и не дать ему пощечину:

— О чем ты говоришь?

— Ты никогда, черт подери, даже не дотрагиваешься до меня! — завопил он.

— Это не...

— Это правда! — выкрикнул он. — Назови, когда в последний раз ты была инициатором! Это как в старой шутке: знаешь, как парализовать женщину от талии и ниже? Женись на ней!

— Парализованная! А может, «игнорируемая»! — крикнула она.

— Брехня!

— Разве не ты говорил, что я фригидная! — вскипела она. — Даже не произноси этого слова! Со мной все в порядке! Я испытываю оргазм каждый день! И это даже проще, когда тебя нет рядом!

Он презрительно усмехнулся:

— Это вдвойне относится и ко мне.

Достаточно! Грейс вскочила и схватила свою тарелку. Она швырнула ее в раковину с такой силой, что та разлетелась вдребезги. В воздух полетели осколки фарфора и брызги еды. Грейс судорожно глотнула воздух, подавляя всхлип, и наклонилась над раковиной, вцепившись в нее, как в спасательный канат, соединяющий ее с реальностью.

Наконец Эдди нарушил молчание:

— Ладно, Грейс, я знаю, что несу одно разочарование. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Убил себя?

— Я не обвиняю тебя. Я сама соскользнула с пути наслаждений в эту ловушку, — устало произнесла она.

Некоторые девушки огорчились бы или испугались, обнаружив, что беременны без обручального кольца на левой руке. Грейс пришла в восторг, узнав об этом. Она не могла дождаться рождения ребенка. Ребенка от Эдди. Они собирались быть так счастливы вместе, всегда и навечно, до конца жизни. Они собирались завести еще много детей и оставаться безумно влюбленными, никогда ни о чем не жалея и не разочаровываясь.

Она предполагала, что он сделает ей предложение, как только она сообщит ему хорошую новость, и он не обманул ее ожиданий. Он даже встал на одно колено, предлагая руку и сердце, и она чуть не лишилась чувств от романтизма момента. Ее родители были счастливы. Ее мать плакала от радости во время брачной церемонии, а отец, выпивший лишнего, провозгласил длинный, бессвязный тост в честь Эдди, сказав, что он именно тот человек, которого он выбрал бы для своей дочери, только она его никогда бы не послушалась.

Среди всего этого счастья и возбуждения, связанных со свадебными хлопотами, медовым месяцем и ожиданием ребенка, Грейс совершенно позабыла о своей ветеринарной школе и стремлении уехать на Запад, чтобы встречаться с ковбоями. Она так глубоко зарыла эту мечту, что та не выплывала наружу до тех пор, пока Каролина не пошла в школу, и Грейс постепенно не вспомнила, что на самом деле она собиралась сделать в жизни.

Конечно, к тому времени было уже поздно.

Джорджия воспитала ее на сказках о принцессах, которые потом всегда жили счастливо. Теперь она казалась себе принцессой, заточенной в башню, откуда нельзя было сбежать.

Она не могла винить Джорджию за то, что ее завлекли в башню. Джорджия сделала для нее все, что могла, так же как она, Грейс, теперь старалась все сделать для Каролины.

О Господи, как она устала. Грейс даже не могла припомнить, когда так уставала. Ей хотелось положить голову на стол и уснуть. Вместо этого она обернулась и заставила себя сконцентрировать внимание на словах, которые сыпались изо рта Эдди, как град в бурю.

— В ловушке? Да что ты знаешь, черт возьми, что такое оказаться в ловушке? Ты не хочешь слышать слово «фригидная»? Я же не хочу слышать, что ты «в ловушке»! Я знаю, чего ты хочешь от меня! Ты хочешь, чтобы у тебя было все, а я тихонько приходил и уходил, не надоедая тебе!

Его лицо странно исказилось. Глаза казались красными и влажными, почти как если бы он собирался заплакать.

Она покачала головой:

— Это совсем не то, что я...

Он оборвал ее прежде, чем она успела объяснить, чего хочет:

— Я делал именно то, чего от меня ждали с самого детства! — выкрикнул он. — Школа, спорт, работа, эта проклятая ферма Уилера... Все! Меня не волнуют скачки! Но я присутствовал на всех проклятых соревнованиях! Ты скажешь, чего же я хотел для себя в этом браке? Женщину, на которой женился! Она любила танцевать! Она любила развлекаться! Она любила трахаться! И меня! Где она? Куда она исчезла? Я совершенно один!

А потом он действительно заплакал... тяжелые, душераздирающие всхлипы вырывались из такой глубины, куда он никогда не заглядывал прежде.

— Ты не любишь меня! Тебе до меня нет дела! Это очевидно! Ты думаешь, я не знаю, что если бы все начать сначала, то ты не выбрала бы меня? Скажи, Грейс, ты когда-нибудь любила меня? Я ведь не один из тех парней... я хочу любить кого-то. Ты даже не знаешь меня. Я — хороший парень...

Его плечи тяжело поднимались и опускались, и он закрыл лицо руками, продолжая безудержно всхлипывать. Грейс стояла, наблюдая за ним, замерев от горя и чувства вины.

— Эдди... — Она встревоженно смотрела на него. — Эдди, я сделала нечто ужасное. Я пыталась...

Он вытер глаза рукавом:

— Забудь об этом, Грейс. Это не имеет значения...

— Нет, нет, имеет! — Она подошла к нему.

— О Господи! Мне плохо, — вдруг сказал он.

— Эдди, думаю, нам надо поехать в больницу, — прошептала она.

Он взглянул на нее с беспомощным выражением раненого зверя.

— В рыбе было кое-что, — пробормотала она.

— Что? Что ты говоришь? — Он непонимающе покачал головой.

Она склонилась над ним, чтобы помочь ему сесть на стул.

— Я пыталась...

Внезапно его вырвало на нее.

— О Боже, — простонал он.

Ударившись в панику, она закричала:

— Пошли! Нам надо... я думаю, тебе надо промыть желудок!

— Кажется, меня и так выворачивает наизнанку! — Он согнулся пополам, схватился за живот и изверг очередной поток рвоты.

— О Боже! Пошли! — уговаривала она, хватая его за руку. Он шагнул вперед, изрыгая вонючую зеленую жидкость, заливая ею себя, пол, руки и ноги Грейс.

— Сука! О Господи! Ты убила меня! — простонал он. Она пришла в ужас, а вдруг он прав. Казалось, он не сможет прекратить изрыгать липкий зеленый поток частично непереваренного желудком ужина.

Она встала на колени рядом с ним и обхватила его рукой за шею.

— О Господи, — завыла она. — Что я наделала?

Джорджия почти никогда не видела более печального зрелища, чем вид ее дочери, забившейся, как испуганный ребенок, в дальний угол кабинета неотложной помощи. Когда Джорджия поспешила ней, Грейс тщетно пыталась отскоблить пальцем засохшие пятна рвоты с блузки. Ее покрасневшие глаза опухли от плача, а слезы оставили белые полосы на бледном лице.

— Посмотри на себя! — воскликнула Джорджия. — С ним все в порядке?

Грейс кивнула. Стыдясь встретиться взглядом с матерью, она опустила голову и отвернулась. За тот час, что прошел после того, как она поспешно привезла Эдди в больницу, она уже успела поразмышлять о себе и решить, какой она ужасный, плохой человек.