— Прекрасно, — опять пробормотал Рон. — Итак, вы уже представляете всю картину, не так ли, Кэтрин?

— В общих чертах...

— Особых трудностей возникнуть не должно, — заверил мужчина, — конечно, если учитывать... Ну, вы понимаете. Нора — довольно способная девочка, да, малышка? Хотя и чертовски ленивая на мой взгляд.

За спиной Кэтрин раздался негромкий голос:

— Ты просто многого требуешь от нее, Рон.

— Привет, Маргарет, — бесстрастно произнес хозяин дома, но лицо его будто окаменело. — Познакомьтесь, Кэтрин, это моя жена. К твоему сведению, Маргарет, я вообще ничего не требую. Тем более от Норы.

Маргарет Коллиз наводила на мысль об осеннем дожде. В ней была та же неспешность, и та же грусть, и некоторая холодность, возможно, только оттого, что она была слишком поглощена своей грустью.

«Для которой должны быть причины... Ее девочка нездорова, этого уже достаточно», — решила Кэтрин, хотя помнила матерей инвалидов, которые были полны энергии и решимости научить своих детей вести полноценную жизнь. А эта девочка, Нора, не производила впечатления совершенно неадекватного ребенка.

Закурив вставленную в мундштук тонкую сигарету, Маргарет опустилась на банкетку возле окна и почти отвернулась от происходящего в комнате. Длинные темные волосы отчасти закрывали ее лицо, и Кэтрин так и не удалось разглядеть эту женщину как следует. У нее осталось ощущение чего-то смутного, неуловимого...

Рон проследил за женой, не произнеся ни слова, затем снова обратился к Кэтрин:

— Насколько я понимаю, у вас нет рекомендаций, но я их и не требую. Если я сочту, что ваши методы преподавания и воспитания неприемлемы для моей дочери, то мы с вами расстанемся, вы должны понимать это. Но я уверен, что все сложится просто прекрасно!

— Я тоже уверена, Рон, — ответила Кэтрин, хотя в тот момент не была уверена ни в чем.

6

Первым делом Нора потащила учительницу в беседку, спрятанную в другом конце сада, мимо нее Кэтрин не проходила. Та самая Джерри, большая, пятнистая псина, («Кажется, это сенбернар», — подумала Кэтрин), которая донимала предыдущую гувернантку, сопроводила их до места назначения, и завалилась на траву. Взгляд ее постоянно плачущих, с опущенными краешками глаз, не вызвал у Кэтрин содрогания, хотя до этого ей редко приходилось иметь дело с собаками. Особенно большими. Но Джерри принадлежала Норе, и это словно окружало собаку теплым ореолом особенности, непохожести на других.

— Здесь я слушаю, — сообщила девочка, выпустив руку гувернантки, и устроившись на широкой, потемневшей от времени скамье.

Стряхнув сухие листики, Кэтрин присела рядом и осторожно спросила, понизив голос:

— А что ты слушаешь, Нора?

— Музыку, — ответила та, покосившись на женщину с непониманием. — А ты разве не слышишь?

Кэтрин прислушалась. Другие птицы пели теми же голосами и с той же радостью, деревья напевали свои летние баллады... Может, она эту музыку и имела в виду?

— Да нет же! — Нора нетерпеливо заерзала. — Я же о настоящей музыке говорю! Скрипки, рояль... Ты что, тоже их не слышишь?

— Как жаль, — вырвалось у Кэтрин. — Наверное, у меня что-то не в порядке со слухом. Как мне хотелось бы послушать эту музыку!

Девочка повернулась и требовательно всмотрелась в лицо учительницы. Длинные прямые волосы, которые были гораздо светлее материнских, свисали вдоль загорелых щек, но не придавали лицу ребенка унылого выражения. Оно было вдохновенным и задумчивым, не веселым, но и не таким трагически-печальным, как у Маргарет.

— Но ты мне веришь, что я-то слышу?

— Конечно, — немедленно подтвердила Кэтрин. — Нора, ты, наверное, будешь композитором! Они все с детства слышали ту музыку, которую никто еще не написал.

У девочки просияли глаза. Они были большими, серыми, но очень яркого оттенка.

— Композитором! Никто еще не говорил мне этого! А ты научишь меня играть на рояле?

— А ты не умеешь? — Кэтрин была обескуражена. — Как же ты слышишь, если... Я думала, сперва нужно научиться играть самой... Впрочем, — на миг задумавшись, возразила себе женщина, — это глупость — то, что я сказала. Если в тебе звучит музыка...

Нора оборвала ее:

— Но она звучит не во мне, а вокруг!

— Хорошо, — покорно согласилась Кэтрин. — Беда в том, Нора, что я тоже не умею играть на рояле. Вот незадача... Я могу преподавать тебе только обычные школьные предметы. А для этого твоему отцу придется нанять учителя музыки. Мне жаль...

Нахмурившись, девочка сползла со скамьи и отвернулась, присев на корточках. Ее голос зазвучал угрюмо:

— Папа хочет, чтобы меня учила Николь. А мама этого не хочет.

— Николь умеет играть на рояле? — удивилась Кэтрин, и тут же вспомнила, что в доме, где теперь жили и они с сыном, действительно есть фортепиано. Однако Николь ни разу даже не подняла крышки...

Снисходительным тоном Нора заверила:

— Она лучше всех играет. Правда, я только один раз слышала, но папа говорит, что Николь еще в детстве мечтала стать пианисткой. Жалко, что не стала, правда?

— Правда, — машинально отозвалась Кэт. Она пыталась представить Николь на залитой светом сцене, и соглашалась с тем, что это было бы великолепно.

Нора произнесла уже с меньшим восторгом:

— Мама тоже умеет играть, только папа запрещает ей учить меня.

Кэтрин очнулась:

— Запрещает? Почему?

— Ну, почему! — девочка вскочила, откинув волосы, и неспешно прошлась по беседке. — Потому что она не так уж хорошо играет. А папа говорит, что у меня должно быть все самое лучшее.

Кэтрин призналась:

— Не думаю, что я самый лучший учитель в мире.

Губы Норы исказила взрослая усмешка:

— На это он согласен.

— А почему твоя мама не хочет, чтобы тебя учила Николь?

Нора остановилась:

— Неужели непонятно? Папа же до смерти влюблен в Николь!

Обратно Кэтрин возвращалась, едва волоча ноги от усталости, хотя теперь приходилось спускаться со склона. Информация, полученная в доме семейства Коллиз давила на Кэтрин так, будто она вручную вскопала весь их огромный сад. Рон влюблен в Николь, и об этом знают все, вплоть до маленькой девочки.

И сама Николь тоже, конечно, знает... Можно ли не догадываться о таком? Почему же она не предупредила? Впрочем, что это меняет для гувернантки маленькой Норы?

— Ты не сказала мне, что именно ты была причиной того, что Рон Коллиз поселился здесь, — заметила Кэтрин уже за ужином, который сама приготовила, поборов усталость. И достала припасенную бутылку вина. Надо же было как-то отпраздновать первый рабочий день.

Николь подняла голову, и заметно поморщилась:

— Ты уже в курсе... Нора проболталась?

Майк хихикнул, прислушавшись, потом включил телевизор, и уставился на экран. Комнату тотчас наполнили звуки взрывов и автоматных очередей.

— О, только не война, Майк! — взмолилась Николь. — Умоляю тебя!

Он тотчас начал кривляться:

— А лучше чомк-чмок?

— Ну, хоть посмотреть, — пробормотала Николь.

Согласившись про себя, но не произнеся ни слова, Кэтрин решительно забрала у сына пульт и выключила телевизор. Убрав пульт подальше от парнишки, она заговорила о девочке:

— Не настолько уж эта Нора и странная.

Губы Николь горько искривились:

— Тебя поразила ее проницательность? Ты обманулась, Кэтрин.

— Что ты имеешь в виду?

— Рон Коллиз вовсе не влюблен в меня.

Кэтрин переспросила с недоверием:

— Нет?

Отправив в рот кусочек мяса, Николь отпила вина, и только тогда качнула головой:

— Нет. Скорее, он ненавидит меня.

— Ненавидит?! Да что ты... За что?

— За то, что я — живой укор его совести.

— Господи, Николь, не тяни! — взмолилась Кэтрин. — Что такого вы сделали друг другу?

Девушка аккуратно опустила на тарелку нож с вилкой, и медленно проговорила:

— Рон Коллиз разорил моего отца, и стал причиной его смерти. Не смотри так, это не было убийством. Инфаркт. Но по его вине.