Было бы лучше, если бы я прислушалась к нему, сделала так, как он просил, и вместе с матерью без оглядки сбежала из этого проклятого дома, в котором та прожила слишком долго и страдала слишком много.
Но я осталась и тем самым навлекла на себя новые беды.
Дьявольская гордыня, поруганная любовь или что бы там ни было еще заставили меня провести еще одну ночь в Большой Сторожке.
Как только я вернулась к матери, она с жаром поинтересовалась, что тут происходит.
— Просто сумасшедший дом какой-то! Ради бога, Верунчик, почему бы не сделать так, как просит мистер Лоренс? Он хочет, чтобы мы обе уехали, так давай сделаем это.
Но я отказалась. Я была тверда и неумолима. Во мне не осталось ничего от беспомощного ребенка. А может, никогда и не было. Когда я подумала о маме, о том, как она пережила смерть отца, мое рождение и трудности всех последующих лет, я почувствовала, что и в самом деле ее дочь. Но сколь убедительно ни звучали ее слова, они никак не могли повлиять на мое решение остаться до утра.
— Пока мой дед дышит, мы должны быть рядом, — заявила я.
— Не могу понять, но раз ты так настроена, Верунчик, будь по-твоему.
— Мама, — честно призналась я в своих страхах, — как ты думаешь, можно доверять Рейчел Форрестер?
В ее голубых глазах читалась тревога.
— О, Верунчик, Верунчик, даже и не знаю. Она мне никогда не нравилась, но то, что у тебя на уме, — это просто кошмар...
— Не хочу в такую ночь оставлять дедушку с ней наедине. — Я словно оцепенела.
— Но мистер Лоренс, скорее всего, не уедет.
— Вот и хорошо. И я тоже.
— Чем дальше ты уберешься от него, тем лучше, — хмуро заключила мать и занялась приготовлением ужина, пытаясь отгородиться от разыгравшейся драмы домашними хлопотами.
Я отправилась в спальню, бросилась на кровать и закрыла лицо руками. Холодное разочарование поглотило меня. Я старалась не думать о Лоренсе как о любовнике, уверяла себя, что он просто ненадежный мужчина, такой же, как и все остальные: без чести, без совести, без уважения к любви.
Не было ни капли сомнения, что дедушка не успел изменить завещание и что Лоренс Бракнелл так и остался его наследником. Но это больше не играло никакой роли. Лишь одно событие моей жизни имело значение — момент откровения в объятиях Лоренса. Мгновение, заставившее меня повзрослеть и навсегда лишившее покоя.
У меня было так тяжело на сердце, что за ужином, приготовленным в тот вечер заботливыми мамиными руками, я не смогла заставить себя проглотить ни кусочка.
Потом пришла старая Элис, и они с матерью шептались — наверняка сплетничали о том, что происходило в доме. Я была в какой-то мере рада, что мать занята и у нее нет времени приставать ко мне с разговорами.
Я все прислушивалась, не заурчит ли мотор автомобиля Лоренса, и терялась в догадках: не там ли он до сих пор, с ней? Мое горе разрасталось, как снежный ком, стоило мне вспомнить об этих двоих. Я почувствовала себя абсолютно разбитой и лежала, гоняя в голове мысли, и волнуясь понапрасну.
Должно быть, где-то в половине девятого мама пришла ко мне и сказала, что мисс Форрестер спустилась вниз и попросила принести ужин на двоих — холодную курицу и бутылку красного вина из погреба.
Я поглядела на нее, сердце у меня обливалось кровью.
— Видать, мистер Лоренс ужинает с ней.
— Да, и он прислал записку Элис, просит, чтобы та постелила в гардеробной мистера Джеймса. Мистер Лоренс будет ночевать там.
— Как удобно, прямо рядом с ее спальней! — воскликнула я, дико расхохотавшись.
— Верунчик! — Мама была потрясена до глубины души.
— Да забудь! — буркнула я. — Кроме того, какое мне дело?
— Ты сумасшедшая! Как будто нечто подобное может происходить, когда сэр Джеймс при смерти!
— О, почему бы и нет! — пробормотала я и снова расхохоталась.
— Между прочим, он просит Элис тоже остаться здесь на ночь, в комнате для гостей, по другую сторону от спальни сэра Джеймса.
— Зачем еще? — Я села и уставилась на мать, откинув волосы с полыхающего лба.
— Одному Богу известно, вроде бы говорил, что хочет, чтобы она приглядела за всем, пока он съездит в Эгремонт за вещами, которые могут понадобиться.
— Наследник переезжает, — заметила я. Я была взвинчена до предела и сама удивлялась: что со мной такое? Зачем я поливаю грязью любимого человека, ведь я люблю Лоренса, люблю, люблю его всеми фибрами души.
Моя мать больше ничего не сказала и пошла готовить ужин на двоих.
Я в ступоре пролежала в постели еще около часа. В девять я встала, умылась, надела пальто и вышла на улицу. Порыв ветра чуть не сбил меня с ног, когда я открыла заднюю дверь. Ночь обещала быть жуткой, по небу неслись грозовые тучи, то и дело закрывая луну своими рваными черными телами.
Озеро искрилось в этом мертвенном свете, прекрасное, но одновременно наводившее на меня ужас. При мысли об отце я вздрогнула.
Уж лучше думать о Лоренсе. Он никогда не сможет взять и просто выкинуть меня из своей жизни, пришло мне в голову. Мы связаны. Мой дед... его прадядя... мы были одной крови.
— Лоренс! — вырвалось из моих уст.
И вдруг я заметила, что машины нет. Зловещая тишина повисла над домом. Но наверху, в спальне Рейчел Форрестер, вовсю горел свет.
Страх сжал мое сердце своими холодными пальцами. Это был ужас, о существовании которого я и не подозревала. Мне захотелось позвонить Ноле, попросить ее приехать вместе с Джереми, ее братом, с которым мы так и не встретились. Я вдруг затосковала по простым и нормальным Хенсонам, теплой атмосфере Камберлендского поместья. Пока я стояла и размышляла об этом, шторы на окнах Рейчел задернули. Мелькнула белая униформа. Я не могла различить ее черт, но у меня возникло непреодолимое чувство, что она наблюдала за мной своими невероятно жестокими голубыми льдинками глаз.
И как только Лоренс может любить такую женщину? Как? Как?
Я развернулась и побежала назад в дом. Заснуть не удавалось. Думаю, я все прислушивалась к звукам мотора и ждала возвращения Лоренса. И еще, невыносимо было думать о несчастном старике там, наверху, который, может быть, именно в этот момент испускает дух, а рядом нет никого, кроме Рейчел Форрестер и Элис Тисдейл.
Мама так вымоталась, что заснула, как только голова коснулась подушки, и я слышала ее мерное посапывание.
Я вертелась в постели больше часа, пока наконец не решила встать. Я надела брюки и свитер, взяла фонарик, купленный в Сискейле, и как была, непричесанная, пошла к задней лестнице. Мне было не привыкать, ведь я уже не раз проделывала это, пытаясь незамеченной пробраться к деду.
Но дойти я смогла лишь до конца галереи, точнее, до главной лестницы.
Послышался скрип двери, и сердце мое на мгновение замерло. Мне захотелось уменьшиться, исчезнуть, я в страхе прижалась к балюстраде и позвала миссис Тисдейл:
— Элис...
Может, я надеялась, что та выйдет и заберет меня с собой в спальню деда или, по крайней мере, вступится за меня, если Рейчел станет мешать.
Но перед моим взором предстала Рейчел Форрестер собственной персоной. Она возвышалась надо мной, словно башня, будто еще больше прибавила в росте за прошедшее время, и выглядела устрашающе, хотя одета была вовсе не в униформу, а в голубую кружевную сорочку, ее роскошные рыжие волосы струились по плечам. Увидев меня, она зашипела:
— Что ты тут делаешь?
Сердце у меня колотилось, но я нашла в себе силы ответить:
— Пришла попрощаться с дедушкой. Имею право.
Она оглядела меня с ног до головы и скривилась:
— Не думаю, что у тебя есть хоть какие-то права в этом доме, моя дорогая. Начнем с того, что тебе нельзя было позволять возвращаться сюда. У тебя нет никаких законных оснований предъявлять свои требования, и чем скорее ты поймешь это, тем лучше!
Я задохнулась от возмущения. Если Рейчел и напугала меня, я не собиралась показывать это, но в ее глазах и впрямь горел какой-то нездоровый огонек. Я даже начала сомневаться, что она в своем уме.
