Стахова сидела в кресле перед столом главреда, покачивала ногой и терпеливо ждала, пока Артем закончит телефонный разговор. Ожидание затягивалось – по лицу Масленникова она видела, что тот недоволен, но положить трубку не может. «Интересно, с кем это он? – думала Ника, стараясь по фразам определить возможного собеседника. – И снова звучит это название – «Изумрудный город»… Видимо, кто-то из Теминых информаторов…» Ника знала, что Артем платит неким людям за то, что они предоставляют ему кое-какую информацию по интересующим его фирмам и сделкам, и это позволяло «Столичному хроникеру» оперативнее других освещать события.
– Уф! – Масленников положил трубку и потянулся к кофейной чашке. Неловкое движение – и вот уже на полу осколки и коричневая лужица. – Дина! Дина, будь добра, зайди ко мне!
Ника с удивлением отметила, что Артем крайне раздражен и кричит по интеркому на секретаршу, чего никогда себе не позволял. Вбежала не менее удивленная Дина, вопросительно глянула на Нику, но та только плечами пожала и указала на разбитую чашку. Артем же, отойдя к окну, распахнул его настежь и стоял теперь, ухватившись пальцами за створки. В кабинете сразу ощутимо похолодало. Дина, присев, собирала осколки чашки, промокала тряпкой пол, и Ника почему-то подумала, что в ее обязанности вряд ли входит уборка кабинета. Могла бы и уборщицу прислать…
– Сварить вам новый кофе, Артем Сергеевич? – закончив, спросила Дина, и Артем, не оборачиваясь, бросил:
– Да, пожалуйста.
Дина вышла, плотно затворив за собой дверь. Ника продолжала наблюдать за странным поведением любовника, которого прежде не видела в таком раздражении.
– Что-то случилось? – решилась она, бросив осторожный взгляд на часы и поняв, что через двадцать минут надо сдать статью начальнику отдела, а из написанного у нее – только заголовок.
– Что? – Артем повернулся с таким видом, будто вообще ничего не произошло. – Ты о чем?
– Я-то? Да так… – протянула Стахова, поняв, что Артем не расскажет ей ни о разговоре, ни о причинах, приведших его в такое странное и нехарактерное для него состояние. – Ты что-то мне хотел сказать? Зачем вызвал?
– А-а… Да-да, вызвал…
Масленников вернулся за стол, начал перекладывать какие-то бумаги, поправил стакан с карандашами, сдвинул в сторону фотографию дочери, потом вернул на место. Ника не понимала, что происходит. Уравновешенный и спокойный Артем вдруг на глазах сделался параноиком с суетливыми пальцами, и это производило крайне неприятное впечатление. «Э-э, дружок, а ведь я не все о тебе знаю, – подумала она. – Оказывается, ты из себя выходишь довольно легко, а вот в руки себя взять можешь потом с большим трудом».
– Вызывал, вызывал… – пробормотал Масленников и, сцепив пальцы в замок, продолжил: – Никуся, как ты смотришь на предложение сделать большое интервью с Гавриленко?
Ника пожала плечами:
– Если тебе оно нужно, то сделаю.
Артем уставился на нее:
– То есть? Просто вот так – «если нужно, то сделаю»?
– А что я должна была сказать? Что безмерно рада свалившемуся счастью? Что от восторга у меня в джинсах мокро?
– Фу, Никуся, – поморщился Артем, – к чему такие грубости?
– Я не понимаю, какой реакции ты ждал, – спокойно отозвалась Ника, – и вообще, почему я должна как-то по-особому отнестись именно к этому интервью? Только потому, что объект – страшно сказать – сам Гавриленко? Так ты бы должен знать, что меня эти вещи мало интересуют, и в сказки о современных Золушках я не верю. И вообще… а почему, собственно, именно я? Почему, скажем, не Лева Качин?
Лев Качин, или Левушка, как его называли в редакции, по праву считался мастером «раздевающих» интервью. Он умел так влезть в душу собеседнику, что тот невольно расслаблялся под невинным взглядом карих Левушкиных глаз и начинал болтать лишнее. Разумеется, это самое «лишнее» Качин потом и использовал в интервью, снискав себе славу острого на язык и совершенно безжалостного интервьюера. Масленников, правда, не особенно жаловал манеру Качина работать, но в некоторых ситуациях именно Левушкины интервью делали рейтинг. Так что своим вопросом Ника попала в точку: почему главред не отдал олигарха Гавриленко Качину, способному разговорить даже карандаши в стакане и выудить из них компромат на то дерево, что являлось их родителем, а отправляет ее, Нику? Она не умела подлавливать на слабостях – это было противно и мерзко, не умела выворачивать факты и перевирать слова. Она могла только честно и беспристрастно рассказать о том, что видела и слышала, опираясь на факты. Ника не позволяла себе в статьях много собственного «я» – все-таки она не должна навязывать мнение, ее задача – дать людям пищу для размышлений, а выводы пусть сами делают. И сейчас она не понимала, какую цель преследует Артем, отправляя ее к Гавриленко, не могла предугадать, какой направленности должно быть интервью, что именно хочет выдать на-гора Масленников в итоге. А без понимания цели работать Ника не хотела.
– Ты мне скажи, Тема, а что конкретно ты хочешь? – проигнорировав тот факт, что предыдущий вопрос остался без ответа, спросила Ника.
– Я хочу интервью с Максимом Гавриленко, мне казалось, что я сразу это озвучил.
– Нет, понятно. Но – что конкретно? Гавриленко – зайка ути-пуси, Гавриленко – ай-ай-ай, какая бяка, Гавриленко ест по ночам младенцев, Гавриленко переводит бабулек через дорогу? Что конкретно, а? – Ника наконец позволила себе закурить сигарету – нервы начали сдавать, от недомолвок Артема становилось не по себе, и какое-то неприятное предчувствие вдруг охватило ее.
Масленников улыбнулся:
– Удачная шутка. Особенно про бабулек смешно. Ника, ты умная женщина – открой Интернет и забей в поисковик всего два слова: Максим Гавриленко. И смысл задания станет тебе ясен. – Тут он вдруг глазами показал на интерком, и Нику осенило: а ведь все это время Дина слушала их разговор. И видимо, Артем в чем-то подозревает свою секретаршу, раз говорит загадками и юлит. Как-то он проговорился, что кто-то из редакции регулярно «сливает» информацию о готовящихся статьях одному из прямых конкурентов «Хроникера». Ника тогда только посмеялась – мол, у тебя паранойя, кругом мерещатся шпионы, а потом, обнаружив у конкурента статьи на темы, найденные журналистами «Хроникера», задумалась. Видимо, и Артем задумался и даже предпринял какие-то шаги, раз дает понять, что с Динкой не все в порядке.
– Хорошо, я поняла. – Ника встала и направилась к двери.
– Никуся, постой. – Масленников двинулся за ней, обнял и прошептал на ухо: – Мы увидимся сегодня? Я буду тебя ждать.
– Конечно, увидимся, – целуя его в щеку, мурлыкнула Стахова, – я тогда поеду, да? Ты ведь уже созвонился с Гавриленко?
– Да, он тебя ждет к пяти. Назовешь охране свою фамилию, тебе дадут пропуск.
До часа икс еще оставалось приличное количество времени, и Ника решила посвятить его детальному изучению «объекта». Благо Интернет изобиловал и фотографиями, и статьями, и официальными данными. Как, впрочем, и слухами и сплетнями.
Офис «Изумрудного города» производил впечатление, даже Ника, видавшая за свою журналистскую карьеру всякое, вынуждена была это признать. Задрав голову, она смотрела вверх, практически в облака, куда уходила высотка, словно облитая стеклом изумрудного цвета. «Державненько, – хмыкнула Стахова, – и в тему к названию».
Она толкнула массивную дверь и оказалась прямо перед турникетом, слева от которого возвышалась стойка с сидевшим за ней охранником.
– Вы к кому, девушка? – спросил он густым басом и протянул руку.
Ника вынула паспорт, сунула охраннику и небрежным тоном произнесла:
– Господин Гавриленко ждет меня. Я Вероника Стахова из газеты «Столичный хроникер».
– Стахова, Стахова… – бормотал охранник, ведя пальцем по какому-то списку сверху вниз. – Нет, девушка, вас тут нет. Всего хорошего. – Он протянул ей паспорт и снова уселся с каменным лицом.
