В июне 1586 г. в Пикардии была повешена некая Мария Мартен. Это была девица, занимавшаяся колдовством. Свои злодейства она вела в величайшем секрете, так что очень долгое время на нее никто ничего не мог и подумать; а между тем впоследствии оказалось, что целый ряд очень крупных общественных и семейных бедствий, которыми была удручена та несчастная община, где она жила, проистекли от ее волшебных злодейств. Она напускала болезни на людей и на скот; иногда по ее милости заболевала целая семья. На скот она напускала совершенно непостижимые болезни, от которых животные валились десятками. Мало-помалу, однако же, народная молва добралась до нее. Людям удалось убедить себя в том, что все бедствия происходят от нее. На нее донесли, и ее арестовали. При осмотре ее тела, который в этом случае всегда производился тщательнейшим образом, на ней был найден оттиск огромной кошачьей лапы. Этот оттиск, конечно, и был принят за несомненную печать дьявола. Марию судили, и она без особой настойчивости со стороны судей признала себя колдуньею. Главною составною частию ее волшебных снадобий служил порошок из костей мертвецов. Само собой разумеется, что она состояла в интимной связи с дьяволом, которому имя было Цербер. Кстати сказать, благодаря показаниям ведьм и колдунов еще средневековые демонологи составили длинный список чертей, обычно являющихся людям. И так как ведьмы обыкновенно подробно описывали наружность своих чертей, то во многих старинных книгах можно найти изображение этих демонов. Нам удалось видеть изображение, например, этого самого Цербера, который пристроился к Марии Мартен. Это была фигурка, не лишенная комизма. Он изображался в виде птицы, одетой в старинный дворянский костюм: панталоны в обтяжку, жилет, жабо, кафтан с большими отворотами рукавов и клапанами карманов. Из панталон выставляются тощие курьи ноги с длинными пальцами и когтями; сзади, из-под фалд кафтана, торчит широкий хвост, вроде воробьиного; сбоку шпага. Но голова у этой птичьей фигуры не птичья, а собачья, похожая на пуделиную; на голове — длинный остроконечный колпак с изображением какой-то морды. Этот чертик, по показаниям Марии Мартен, часто являлся ей и беседовал с нею. Движимая желанием угодить своему адскому другу, Мария перестала ходить в церковь и совершала надругательства над причастием. Она усердно посещала шабаши. На одном из них председательствовал ее сердечный друг Цербер, в том самом виде и туалете, как мы его описали. Он держал в лапах список всех друживших с ним ведьм и делал им перекличку.
В Австрии, в замке Штаремберг, в 16 веке дьявол внезапно овладел некоею Вероникою Штейнер. Тотчас же вызвали из Вены опытного отчитывателя одержимых иезуита Бребантина. Прежде всего этот специалист установил несомненную наличность одержимости (о ее признаках мы подробно говорили в первом отделе, в V главе). После того иезуит начал ее отчитывать, и его экзорцизмы оказали быстрое действие. Из Вероники вышли четыре беса, ознаменовавшие свой выход самыми несомненными признаками, а именно: адски неприличным запахом, от которого присутствовавшим сделалось дурно. Опытный бесогон, однако, по каким-то хорошо ему известным признакам заключил, что одержимая еще не вполне очистилась, что в ней застряла еще целая куча чертей. Он дал демонам приказ, чтобы каждый из них, выходя из тела Вероники, тушил свечу, которых было зажжено множество на время церемонии. Внутри тела одержимой вдруг поднялся страшный шум; ее тело и грудь чудовищно вспучились, руки и ноги окоченели. Потом ее всю свернуло в клубок, и она перестала видеть и слышать. Демоны туго поддавались заклинаниям, выходили из одержимой по одному через большие промежутки времени, так что все заклинание длилось шесть часов подряд, и каждый демон, выступая из тела одержимой, тушил свечу, как ему было приказано.
Всех упорнее оказался последний демон. Он выделывал с телом одержимой удивительные вещи: например, подкидывал ее вверх на несколько футов с такою силою, что пятеро здоровых мужчин не могли ее удержать. Перед своим выходом из тела Вероники демон швырнул два камня, из которых один упал во двор замка, а другой — в часовню. По его выходе Вероника мгновенно погрузилась в глубокий обморок, от которого потом очнулась вполне здоровою и освободившеюся от своих чертей.
Около того же времени, когда было происшествие со Штейнер, на другом конце Европы, во Фландрии, разразилось дело о колдовстве, прошумевшее на всю Европу. Здесь обнаружили целую банду колдуний, во главе которых стояли Мария Стайне, Симона Дурлэ и Дидим. Самые важные существенные показания дала последняя из них. Она оказалась особою настолько откровенною, что для исторжения из нее признаний не пришлось даже прибегать к пытке. Это была усердная посетительница шабашей, во время которых она вступала в связь с мужчинами, с женщинами, с чертями и со зверями. По ее словам, на шабаш часто доставлялись причастные облатки, и ведьмы топтали их ногами. Сверх того, по ее показанию, ведьмы на шабашах поедали мясо невинных младенцев. Подробности ее любовных утех с дьяволом добросовестно записаны в протоколе суда, но не могут быть достоянием печати. О похищении младенцев она рассказывала как о самой обыкновенной вещи, причем мимоходом упоминала о том, что часть этих младенцев поедалась на шабашах, а часть поступала в распоряжение жидов, которые употребляли их кровь для совершения своих обрядностей. Сама Дидим уворовала и продала жидам восемь младенцев. Во время одного из шабашей она видела самого Вельзевула. Обычно этот демон изображается голым. Тело у него человеческое, сильно волосатое, но вместо ног — утиные лапы с перепонками. У него длинный толстый хвост с большой кистью на конце; физиономия — человечья, с большим ртом и страшными выпученными глазами. На голове тонкие длинные рога, как у венгерского быка. За спиной — крылья, напоминающие сложенные крылья летучей мыши, с резко выдающимися ребрами и острыми когтями на сгибах. Но, по показанию Дидим, на шабаш он явился в костюме доминиканского монаха. Один из присутствовавших старых колдунов принес ему жертву: зарезал перед ним младенца, а прочие гости в это время носились вокруг в бешеном танце. После того Вельзевул снял с себя свой доминиканский плащ и передал его своим гостям, которые его поочередно ненадолго накидывали себе на плечи, причем строили разные смешные и неприличные гримасы в виде надругательства над духовным облачением. Монахов на шабашах обычно ругали самыми последними словами. В конце концов, однако, Дидим увидела, что все эти откровенности ведут ее прямехонько на костер. Она ужаснулась и начала отпираться от сделанных показаний; сама, дескать, не могу понять, что побудило меня возводить на себя такие ужасы; пробовала она также уверить своих судей, что ей просто захотелось поиздеваться над ними. Но разумеется, эти уловки уже не могли спасти ее от костра.
История одержимой Николь из Вервена, которую мы теперь расскажем, в свое время пользовалась такою известностью, что о ней писали даже особые книги; одна из них, между прочим, написана Бульвезом, а другая позже — его аббатом Леканю.
Эта Николь, носившая девическую фамилию Обри, была выдана замуж за портного, вервенского жителя. В ноябре 1563 года, в то время когда она молилась на могиле своего дедушки, человека, который умер без покаяния, ей показалось, что тень ее дедушки выступила из могилы. Привидение имело вид человека, окутанного саваном. Оно заговорило человеческим голосом и просило Николь отслужить несколько обеден за упокой его души, пребывающей в чистилище. Это ее так ужаснуло, что она даже расхворалась с испуга. Призвали врачей, и те, осмотрев ее, убедились, что в ее болезни есть что-то сомнительное. Можно было допустить, что болезнь началась вполне натурально, но затем, видимо, осложнилась вмешательством нечистого. Посему врачи посоветовали обратиться к сведущим, опытным духовным лицам. Духовные, в свою очередь, были призваны к больной, и один из них сейчас же распознал, что больная одержима дьяволом. Засевший в ней дьявол, когда духовенство вступило с ним в переговоры путем экзорцизмов, объявил себя душою того самого дедушки, на могиле которого Николь молилась. Однако опытные заклинатели по особым признакам различили, что это ложь и что в Николь вселился подлинный бес; потом распознали, что в ней сидит даже не один бес, а, по всей вероятности, несколько.
