– На трех кораблях подойдем ближе к этой любопытной горе, – сказал он. – Поднимемся и посмотрим, что там творится. А кто боится, может отойти к кострам левого берега. Здесь же останутся десять стругов. Если что понадобится, пришлю на малой лодке Сцемебера беритянина за подмогой. Он муж отважный и не побоится нас сопровождать. Сделать опрос по всем стругам, кто куда хочет.
Тринадцать лодок собралось с людьми, объявившими, что они страха не ведают. Десять из них под начальством Гирама-тирийца остались на старом месте. Три остальные, управляемые Ганноном сидонянином, Деснобором сарматом и Ираклемоном, пошли с царем к подошве Лысой горы. Все же прочие струги под общим начальством Бераха тирийца ушли к левому берегу, согласно указанию Люба Черниговича. На эти лодки перешли все женщины. Из них ни одна не захотела узнать, что творится на поганой горе. Царь взял с собой еще малую лодку с шестью удальцами и Сцемебером беритянином. Они должны были служить для посылок в отошедшие поодаль отряды.
Когда пристали к берегу, с высоты воздушной спустился ворон, летавший к старцу Драгомиру. Сидевший на щогле другой ворон так же взвился на воздух, сделал несколько кругов, и оба сели, один – на правое, другой – на левое плечо Водана.
Царь взял у прилетевшего ворона письмо. В нем стояло: «Иди вперед. Страха ты не ведаешь и это добро. Здесь покажи власть духа. Если не считаешь свою силу достаточной, то обратись к духу учителя учителей наших, к великому Богучару. Он спустится к тебе и не покинет тебя, пока тебе будут грозить темные силы».
С каждой из лодок Водан взял по шести человек самых бесстрашных. Сцемебера с его удальцами он оставил в их лодке у берега, объявив, что пришлет к ним гонца, как только понадобится. Сам же, окруженный восемнадцатью вооруженными ратниками и сопутствуемый Зур-Иргаком, пожелавшим разделить всевозможные опасности, углубился в темный лес.
– Смотри, царь, – сказал гот Авгил, – огни горят. Видно, и в лесу люди есть. Костры зажгли, чтобы своего Купалу справить.
– Идем туда! – объявил Водан. – Рассыпаться по лесу по два человека. Каждый возьмет у меня пучок травок, которые я взял с корабля. Держать их все время при себе. Подкрадываться осторожно, стараясь не быть замеченными. Если надо, то защищаться, но самим не нападать. Я иду с Зурь-Иргаком.
Оба волхва уединились в лесной чаще и, коленопреклоненные, воззвали к небесам. Их окружило густое облако белого дыма. Но скоро оно рассеялось, и из него восстал тот старец в белой одежде, которого Водан видел не раз во время болезни после ран, нанесенных ему Балтой.
– Идем! – сказал им старец. – Что бы вы ни увидели – не страшитесь игры низменных духов. Бессильны они перед взывающим к Единому Всеблагому.
Старец был видим только для вызвавших его чародеев. В этом они убедились. Пока составлялась цепь вокруг костров, рассеянных по лесу, к ним прибежали запыхавшиеся хонг-ниу Бай-Ягач и комат Мурахаз. Они дрожали всем телом.
– Мимо нас голая женщина верхом на свинье проскакала! – объявили они.
– Поймаем, плетей обеим всыпем! – со смехом объявил царь. – Баба – существо не страшное, а свинья еще того меньше.
Сопровождавшего вождей старца оба испуганных воина не увидали. Царь им приказал идти на свои места и для сообщения вздорных наблюдений более к нему не приходить.
У костров были собраны небольшие кучки мужчин и женщин. Все они раздевались догола, натирали себя содержимым малых глиняных сосудов и пили из других сосудов, так же небольшого размера[16]. Мужчины часто, на голое тело, накидывали шкуры волков, медведей и рысей. Многие опоясывались телами убитых змей. Некоторые женщины увенчивали себе головы венками из цветов дурмана и белены. На иных были полотняные плащи, шитые и разрисованные причудливыми изображениями, между которыми первенствовали рогатые существа с крыльями летучей мыши. Окончив переодевание, все убегали вверх в гору. Некоторые садились на козлов и свиней, хорошо выученных для верховой езды. Иные поехали на бочках, поставленных на колеса и запряженных огромными черными собаками. Другие, подобно детям, из палки делающим себе для игры воображаемого коня, бежали, держа между ног кто помело, кто кочергу. Все, отходя от костра, гикали, выли, кричали, пели дикие песни из нелепых, но еще более сквернословных стихов.
– Ведь это сборище безумных! Не веришь, так смотри. Кто из них, в самом деле, на козле или кабане едет, а кто его за уздцы ведет и сам припрыгивает, воображая, будто уже поехал! – воскликнул царь.
– Идем на гору, – отвечал ему Богучар. – Там и не то увидишь.
Двадцать воинов, пробираясь лесом, между кострами, у которых происходило переодевание, натирание и питье зелья, дошли до вершины горы и спрятались в окружающих ее кустах. Сопровождаемые Богучаром, Водан и Зур-Иргак поднялись на самую вершину и очертили себя волшебным кругом. Впрочем, если не видели Богучара воины, его видели хорошо все посетители Лысой горы. Еще во время подъема на гору, все попадавшиеся навстречу и пробегавшие мимо прочих воинов, не обращая на них внимания, от Водана и его спутников отскакивали как ошпаренные и убегали окольными путями.
Посреди площадки был сложен громадный костер, пылавший красным пламенем, из которого поднимался едкий дым с удушливым запахом. Вокруг костра плясали, пели и голосили на все лады мужчины и женщины, частью голые, частью одетые в безобразные наряды, в которых бесстыдное шутовство соперничало с безобразием извращенного вкуса. Езда на козлах и свиньях продолжалась, но ехавших на этих животных было очень немного. Более всего подскакивали молодцы и девицы, скакавшие верхом на палочке и уверявшие, что они едут на том или ином нечистом звере. Многие принесли с собой филинов, сычей, летучих мышей и удодов – или ручных, или привязанных ногой за золотую или серебряную цепочку. Многие целовали этих безобразных птиц и летучих мышей, говоря им самые нежные слова. Молодая женщина, доведенная до верха опьянения, целуя удода, приговаривала: «Удодик милый, приголубь, приласкай твою возлюбленную!» Другие целовались и обнимались друг с другом и расточали обоюдные ласки в возмутительно нелепых выражениях. На высоком помосте стоял огромный черный козел с золочеными рогами, с надетой золотой, осыпанной драгоценными каменьями уздечкой. Перед этим козлом все падали ниц и воздавали ему жертвоприношения, исключительно черных петухов, кошек и собак. Вой, визг, брань, сквернословие, дикие пляски и песни не прекращались ни на одно мгновение.
– Что за мерзость! Один скачет уродливо и уверяет, что он едет на слоне или на верблюде, другая воображает, что ей поганый удод сына принесет.
– Долго это продолжится? – спросил Водан.
– До рассвета, пока петухи не запоют! – отвечал ему Богучар.
– Что это за люди?
– В добро неверующие, а ищущие помощи на земле от одного зла! – сказал ему учитель. – Ты видишь их безобразие, но это еще не все. Тебе зримо то, что есть в действительности. Посмотри теперь обман их чувств. Взгляни на то, что им кажется. Я тебя приведу в духовное единение с некоторыми из них.
И жезлом своим Богучар открыл в одном месте волшебный круг.
– Хватайте за руку, кого хотите! – приказал Богучар.
Водан стащил с черного козла молодую рыжеволосую, зеленоглазую, довольно красивую женщину, совершенно голую, но опоясанную трупом змеи и увенчанную цветами дурмана. Она начала вырываться, заметалась, издавая дикие крики и возглашая самую невообразимую брань. Вождь ей стиснул руку выше кисти, и она села на землю, заливаясь слезами. Козел ее ускакал далеко вперед и исчез в беснующейся толпе. В то же время Зур-Иргак схватил таким же образом седую старуху, скакавшую на кочерге и одетую в шкуру рыси.
Богучар сделал знак обоим своим спутникам. Они стали на самой окружности волшебного круга, держа вне его обеих ведьм. Он простер над ними руку, и они встали, дрожа еще всеми членами. Тогда старый волхв простер жезл свой над головами вождей и ведьм... Перед глазами Водана и Зур-Иргака открылось невиданное зрелище. Глаза черного козла на помосте сделались огненно-красными и заметали молнии. Из ноздрей его и из пасти запыхало пламя, и он заговорил человеческим языком, понося и богов, и людей и поучая, что не добро должен человек человеку делать, а зло и многообразную мерзость. Все мертвые змеи, опоясывающие ведьм и служившие им ожерельями, ожили, глаза их заблестели, изо ртов раздалось шипение, с жал потек густой яд. Сами ведьмы и колдуны уже не бегали по земле, а на кочергах, помелах, свиньях и козлах полетели по воздуху. По земле ползли змеи, жабы, крокодилы и невиданные жуки с рогами и клешнями, огромные, ростом не менее доброго старого кота. По воздуху носились кроваво-красные тела каких-то прозрачных пузырей, окруженных безобразными щупальцами с присосками. Среди них летали чудовища – злые духи в мохнатом человеческом образе, рогатые и крылатые; журавли с головами крокодилов, крылатые волки, черные, зеленые и красные драконы, петухи с мертвыми человеческими головами, сердито щелкающими зубами, летучие мыши с головами кошек и собак, украшенными рогами. Вот хапуны водяные с лягушачьими головами, лапами ястреба и ногами козла и хапуны пастушьи в волчьей шкуре с черной бычачьей головой. Из-за кустов выглядывают страшные зеленоглазые глаза упырей. Зубы их длиннее копья степных всадников. Языки красны, как свежая кровь. От их отвратительного вида не только колдуны и ведьмы, но даже и черти отворачиваются. Филины и удоды летают между пляшущими и ласкают ведьм, ударяя их своими крыльями по щекам. А вот бледно-зеленая, полупрозрачная, отощалая пляшет детская смерть. В торбе ее множество трупов младенцев, которые она беспрестанно обгладывает.
