Возращение к «Цинцинноту»
Кто объяснит, почему так происходит?… Всегда, ну почти всегда, с очень редкими исключениями: когда приезжает или уезжает мой гость, особенно если это близкий, дорогой хмне человек, или когда я сам отбываю далеко или издалека прибываю, – резко меняет свой знак погода. И в том месте, откуда прибыл, и в том, куда…
Загадка эта не только меня касается, а похоже, всеобщая – недаром в народе говорят о прибывших: «погоду привез». Либо хорошую, либо…
Погода на нас влияет и тем может предопределить некоторые события жизни – это понятно. Но как объяснить влияние обратное?
Или это другая, не причинно-следственная событийная взаимосвязь, а клоническая (от слова «клонировать», воспроизводить повторно) – по соответствию сути или виду, по рифме?… По той же закономерности, какая понуждает собак и их хозяев быть иной раз столь похожими друг на дружку, что и не сразу различишь, как говаривал первый и последний президент СССР, кто есть ху?…
Как бы то ни было, а погода в Океане Настроений вполне срифмовалась с нашим отплытием: не успел плотоостров Халявин усилиями своего хозяина направиться в сторону торчавшего на мели «Цинцинната», как внезапно задул ветрище, все более шквалистый, пошли волны, все более крупные и увесистые, небо заволоклось мутным маревом с клочковатыми, бегущими вперегонки тучками, похожими на мохнатых монгольских лошадок…
– О-о, к шторму дело! – бодро сказал ИАХ и усилил работу веслом.
По счастью, ветер дул как раз в направлении нашего корабля, нас на него несло. Увидев это, Иван Афанасьевич вынул весло из воды – зачем помогать стихии, она и так совершит свое – и прилег.
– Вы тоже прилягте на всякий случай, чтобы порывом не сдуло, – посоветовал он.
Мы легли рядом. Слышно было, как на колонне отчаянно трепыхается островной флажок, потренькивают, посвистывают и подвывают «мерзавчики», превратившиеся в духовые инструменты… Я посмотрел на пальму: ветер немилосердно трепал ее ветви – как-то там приходится петуху?…
– Придется поскучать без гостей-то, – вздохнул ИАХ. – Когда пожалуете теперь?
– Скоро, Иван Афанасич, – поспешил я заверить. – Плавание наше ведь не заканчивается, в следующую книгу плывем. Обязательно завернем.
– И собаку вам можем привезти в следующий раз, хотите? – спросила Оля. – У моей подруги щенки… у пуделихи то есть щенки ожидаются…
– Насчет собаки оно конешно, псовую братию люблю, но в нашем островном клубе холостяков придется совет собирать, голосование проводить. Петьку особо уговаривать не понадобится, а вот Хвостик, боюсь, вето наложит…
– А обезьяну хотите? – предложил ДС. – У моего друга-психиатра живет юный макак, точь-в-точь на него похожий, просто до неприличия. Последнее время сладу с ним нет: факс сломал, компьютер изгадил, бросается с люстры на пациенток…
– Переходный возраст, – уточнил я. – А у вас тут все условия для сурового мужского перевоспитания.
– С обезьяном общность найдем, – твердо сказал ИАХ. – Изъяны исправим. Заметано.
Очутившись вблизи «Цинцинната», мы обнаружили радостный сюрприз: с мели его снесло. Вибрируя и прихлопывая парусами, фрегат плясал на мощных волнах, показывая свою остойчивость – качество, особо ценимое моряками и завидное для сухопутников: способность возвращаться в равновесное положение при самых, казалось бы, безвозвратных от него отклонениях.
Оставалось только подчалить к бортовому канатному трапу, уцепиться за него и взобраться на палубу, как вдруг Фортуна, до сего мига мило нам улыбавшаяся, оскалилась и показала ту часть своего тела, которую видят обычно существа невезучие: ветер резко задул в противоположную сторону.
Плотоостров стремительно понесло обратно, он летел по волнам, уже холмоподобным, с гребня на гребень, проваливался в междуволния, снова вздымался, «Цинциннат» удалялся…
– Стоп! В воду не прыгать! – скомандовал ИАХ, заметив мое импульсивное движение. – Не гоношись! В дрейф – ложись!
– Мальчики, назад едем! – крикнула Оля голосом, в котором смешались отчаяние и торжество. – В клубе холостяков будем жить!
– Как бы не так, – возразил ДС. – Кто как, а я еще норму супружасов недовыполнил…
– А теперь прыгайте! – приказал внезапно ИАХ, как раз в миг, когда плотоостров наш оказался в лощине между двумя громадными длинными волнищами, похожими на железнодорожные насыпи, и одна из них уже превращалась в вертикальную стену, готовую на нас обрушиться. – Смело – оп! Быстро! Они готовы! Они – за вами! Но ждать не будут! Единственный шанс! Теперь – или…
Тут мы увидели, кто такие Они: три больших плавника, похожих то ли на маленькие темные паруса, то ли на большие рога, выступили из воды; три иссиня-черные с прозеленью спины колыхались призывно совсем рядом… И свист, говорящий свист, нежный, ласкающий, ни с чем не сравнимый…
– Дельфины, – слабым голосом пролепетала Оля. – Дельфинчики… Милые… Я боюсь…
– Глазки боятся, а ножки прыгают! – ИАХ взял Олю за руку, намереваясь помочь. – Легко будет!
– Сама! – вскрикнула Оля и бултыхнулась в воду.
Мы успели увидеть, как одна из спин колыхнулась
Оле навстречу и выставилась из воды как матрас; в следущий миг спутница наша уже лежала на этом ложе плашмя, крепко ухватившись руками за плавник – и тут волна-стена с космическим ревом рухнула на остров Халявин и поглотила все…
…Я очнулся в странном положении – лежа на спине в пенном соленом потоке, зажатый между каким-то твердо-скользким столбиком и упирающимся в меня боком рядом лежащего человека. То, на чем я лежал, вернее, на чем лежали мы с человеком впритык, было тоже скользковатым и непрестанно двигалось, то подымая нас вверх, то бросая вниз, то метая из стороны в сторону, но не давая соскользнуть и упасть. Мы плыли как будто в живой лодке-плоскодонке, и сверх того, в невидимом атмосферическом одеяле, сотканном из могучего запаха морских водорослей и из свиста, того самого нежного астрального свиста…
Через несколько мгновений я осознал, что нахожусь на спине дельфина, даже не одного, а двух, и что человек, лежащий рядом со мной – ДС.
Мы повернули друг к другу головы и попытались улыбнуться, довольно неубедительно.
– Какая-то симметрия, что ли? – пробормотал я. – Или симметричное сновидение?…
– Они устроили нам лодку из своих спин, – хрипло заговорил ДС. – Вглубь не заныривают, высоко держат, дышать дают… Между волнами идут, как ракеты… А вот куда несут, непонятно…
– Ребята, приплыли! – раздался вдруг откуда-то сверху, совсем близко, Олин радостный голос. – Приплыли, слезайте! Я уже здесь! Поднимайтесь!
Движение приостановилось; мы с ДС бултыхались на дельфиньих спинах в волнах, перекатывавшихся через нас, уже не таких больших – шторм, видимо, затихал… Приподняли головы и увидели, что находимся возле самого борта нашего корабля, прямо перед канатным трапом. Оля стояла на палубе, пригласительно наклонялась и махала рукой.
– Залазьте, залазьте! Очухались?
В этот момент что-то большое с шумом выметнулось из воды рядом с нами и подлетело вверх, чуть не достав Олину протянутую руку.
– Не бойтесь, это Кирюша. Это он прощается.
Мы поняли, что это дельфин, доставивший к «Цинциннату» Олю.
– А почему Кирюша? – спросил я, перебираясь вслед за ДС со спин наших спасителей на канатный трап. – Он вам так представился?
– Да, только на своем языке. Это мой перевод. У каждого дельфина есть свое имя, разве не знаете? И у ваших тоже…
– Нас везли Сим и Гомер, – убежденно сказал ДС.
Сомневаться в этом было нельзя, потому что это было красиво.
Hа корабле: три «мерзавчика»
Некрасиво получилось только одно: мы покинули остров Халявин, не попрощавшись с хозяином и спасибо ему не сказав. Вышло так, правда, по произволу стихии – как нынче говорят, по форсмажорному обстоятельству…
Да и остался ли в живых Иван Афанасьевич? Уцелел ли остров после обрушения водяной стены?…
