Литмир - Электронная Библиотека

Огромное дерево с серым стволом роняло смешные, похожие на ушастую заячью голову не то листья, не то зачатки будущих плодов. Они уселись в тени его гигантской кроны, вытащили припасы, которыми можно было, наверное, накормить полдюжины деревень, пили пиво, хохотали, бросали объедки не решавшимся приблизиться детишкам. Те смотрели огромными печальными глазами. Покорность, безнадежность, тоска застыли в этих глазах.

Следующий привал устроили на берегу гигантской реки, катившей свои желтовато-бурые воды не одну тысячу километров.

По реке плыли длинные лодки с полукруглым навесом — жилища рыбаков. Здесь жили, добывали рыбу, рождались и умирали.

Одинокий гребец в широкополой соломенной шляпе, стоя, ловко гнал свою лодку веслом. У берегов плескались в мелкой воде мальчишки, что-то кричали.

Вдоль берега росли невысокие редкие заросли. Чего? А черт его знает! Кар так и не узнал за долгие месяцы пребывания в этом краю ни названия здешних деревьев, кустов, трав, цветов, животных, ни названия городов и деревень. Да и истории страны он не узнал. А зачем? Все эти маленькие желтокожие люди, их детишки, вообще их жизнь были отделены от него словно стеклянной стеной. Как они жили и жили ли вообще, его интересовало так же мало, как судьба вечно мотавшихся по столу в столовой муравьев. Нет, муравьев, пожалуй, больше — еще залезут в тарелку… Кар убивал порой этих людей — что ж поделаешь, он приехал сюда воевать. Но во время операций, когда приходилось стрелять из своих автоматов по зарослям, забрасывать их гранатами и минами, он же не видел тех, кого эти мины убивали. А что касается пленных, то, как уже говорилось, он не любил смотреть, что с ними делают. Ну, а сейчас, на берегу реки, где легкий ветерок скрадывал жару, он, глядя вдаль на зеленые поля, изящные пальмы, слегка пьяный, довольный, просто радовался жизни, ни о чем не задумываясь. Вот рядом Papa, такая нежная и покорная, чуть поодаль Лор, надежный и верный друг, друг навеки, впереди веселый вечер. Их часть на отдыхе, а значит, в ближайшую неделю нет опасности, дома его ждет в банке приличный капиталец и каждый день капают новые монеты, расходов же нет.

Скоро кончится эта дурацкая война, он вернется… Впрочем, пусть еще немного продлится, пусть капиталец подрастет. Да, честно говоря, и работать не очень хочется, здесь-то разве это работа! А дома придется, там без дураков. Он, правда, давно оторвался от родины и не очень представляет, что и как, но все же он достаточно знал свою страну, ее порядки и законы и понимал, что таким, как он, если хочешь жить, надо работать. Впрочем, чего сейчас об этом думать?

Тогда-то и произошел этот знаменательный разговор.

Лор со своей подругой пошли к берегу реки, а Кар притянул к себе Рару. Она послушно села возле него по-турецки, стала опахивать банановым листом, смеяться. Но ему вдруг захотелось поговорить, эдак пофилософствовать, что случалось с ним не часто.

— Вот ты, Papa, ты зачем живешь?

— Зачем? — Она удивленно посмотрела на него. — Чтоб жить…

Этот простой ответ сбил Кара с толку. Вообще-то, он знал, что Papa была неглупой девочкой, у нее было какое-то образование, она неплохо владела его родным языком, но старательно изображала простушку, так как поняла, что белые солдаты не любят умных девушек. «Чтобы жить…»

А он зачем живет?

— А я зачем живу? — спросил Кар.

— Чтобы убивать, — последовал простодушный ответ. — Ты ведь солдат, ты должен убивать.

— Но я убиваю только врагов, — возмутился Кар.

Papa помолчала и нерешительно пробормотала:

Сыскное агентство(изд.1991) - _1.png

— Враги — те, кто делают тебе плохо.

Кар опять задумался. А кто ему делает плохо? Вот инструктор — мерзавец, да! Вот кто уж враг так враг! А что, собственно, плохого сделали ему собратья этой миниатюрной красавицы, что сидит здесь рядом, устремив задумчивый взгляд на широкую желтую реку, на уходящие за горизонт поля, на неподвижные высокие пальмы? Ну ему, положим, ничего, но его родине, которою он защищает тут? Тут? За тысячи километров, на чужой земле?

В конце концов, решил Кар, он действительно солдат, она сама так сказала. А солдат не должен рассуждать. Его дело выполнять приказы. Если каждый солдат будет говорить командиру: «В того стрелять буду, мне его физиономия не нравится, а в этого не буду, он мне ничего плохого не сделал», ничего себе получится война! Ха-ха! Лучше уж тогда вообще не воевать. А может, действительно лучше?

— Как ты относишься к войне? — задал он уже совсем дурацкий вопрос.

— Воюют мужчины, — ответила Papa. Логика ее была обезоруживающей.

— Как ты жила до войны?

— Хорошо, — быстро ответила она и тут же добавила: — И сейчас хорошо, есть ты.

Она, видимо, испугалась, что может обидеть его.

— Война кончится, я уеду, будешь скучать? — Он притянул се к себе.

— Буду, — ответила она тихо.

Черта с два! Не скучать она будет, а каждый день свечку ставить, или, как у них там, палочку эту пахучую, радуясь, что он уехал, он и его товарищи. Это для него они товарищи, а для нее, для всех здесь — убийцы, разорители, завоеватели. И не будет она скучать по нему, не любит его, может быть, ненавидит, может быть, мечтает, чтоб его убили.

— Ты б хотела, чтоб меня убили?

— Нет, нет, что ты, — испуганно запричитала Papa, — ты хороший, ты добрый, ты щедрый…

Вот! Он щедрый, значит, не надо его убивать, придет другой, будет меньше платить. Простая логика. Но настанет день, он уедет домой или на тот свет, и он и его товарищи, здесь настанет мирная жизнь, у нее будет любимый жених, муж, такой же бедняк, как она, без щедрот, и вот с ним будет счастлива.

— У тебя есть жених? — спросил он.

Papa долго молчала.

— Есть?

— Был, — еле слышно ответила она.

— А где он теперь? Отвечай!

— Он там… — Она неопределенно махнула рукой. Но Кар понял: «там» — в партизанах, воюет.

— Он воюет против нас? — Кар усмехнулся. — Может, он когда-нибудь убьет меня или я его. A? Papa?

Papa закрыла лицо руками и заплакала. Все. Против этого неотразимого женского аргумента он уже ничего не мог поделать. Он просто обнял ее за слабые плечи и привлек к себе.

Но потом долго почему-то вспоминал этот нелепый разговор.

А все шло по-прежнему — душные джунгли, болотистые поля, немыслимая жара, тучи комаров, полчища насекомых всех родов, проливные, бесконечные дожди, неожиданные засады, выстрелы неизвестно откуда, хитро спрятанные мины, ловушки и волчьи ямы, какие делают здесь обычно для диких зверей, а теперь делали для них. Почему бы нет? Разве они не дикие звери, замаскированные под людей? Разве они не отрезали уши раненым врагам, не вгоняли раскаленные иголки под ногти пленным, не сжигали убогие деревушки, не расстреливали детей и стариков, не насиловали женщин, не заливали бескрайние леса и поля химикатами так, что еще десятилетия ничего не сможет расти на этой земле?

Войска старались менять здесь почаще, но это не всегда получалось, и порой долгие недели приходилось вести жестокие бои на этой чужой, враждебной земле.

Порой Кару казалось, что он уже мертв, попал в ад и вот теперь навечно обречен мучиться в этом аду, беспросветно страдать. Но наступал момент, когда их отводили в город, то, что еще день назад было реальностью, превращалось в кошмарное воспоминание, и снова начинались кутежи, пьянки, начинался «отдых».

— И это жизнь? — с тоской вопрошал он своего друга Лора. — Ведь если нас здесь не убьют и не искалечат, мы все равно вернемся уродами, душу-то не вылечить. И болячек небось в нас засядет миллион. А работа? Где и какую мы найдем работу?

— Брось, — успокаивал его Лоридан. — Мы ж герои. Нас ждут. Не успеем сойти с корабля, как все директора банков будут нас умолять стать их пайщиками, и вообще…

— Вот именно, — усмехался Кар, — «и вообще». Ради чего мы здесь торчим?

— Это ты брось, не прибедняйся. — Теперь Лоридан говорил серьезно. — Во-первых, я каждый день, проснувшись, прикидываю, сколько скопилось у меня на счету. Прямо скажу, немало, теперь немало, а ведь с каждым днем становится все больше. Вот почему у меня всегда с утра хорошее настроение. Во-вторых, мы здесь много чему научились.

2
{"b":"172961","o":1}