— Достал.

— А что ж ты… Старичок! Мы стояли на золотой жиле! Президентская компания! И какая! Да мы бы столько бабла нарубили! На «альфа-ромео» сейчас раскатывали бы!

— Ошибся, — покаялся Лозовский. — Не прочувствовал ситуацию.

— Сейчас прочувствовал?

— Сейчас прочувствовал.

Юрик быстро произвел в уме какие-то вычисления и удовлетворенно кивнул:

— В следующем году — выборы в Думу. Потом — снова президентские. Годится, старичок, мы свое наверстаем! — Подозрительно спросил: — Обратного хода не дашь?

— За базар отвечаю, — заверил Лозовский. — Ситуация сейчас такая: или он, или я.

— Посиди, провентилирую обстановку.

— У мэра?

Казимиров только головой покачал:

— Ну, ты шланг! У мэра! Я его только на планерках вижу. Не у мэра.

— У кого?

— Я знаю у кого. Мариночка, кофе для моего гостя, — распорядился он по интеркому и стремительно вышел из кабинета.

Вернулся он минут через сорок. Лозовский успел выпить чашку растворимого кофе, принесенного секретаршей, пометал дротики дартса, ни разу не попав даже близко к центру мишени, постоял у окна, глядя на заполненную машинами Тверскую и памятник Юрию Долгорукому, обросший инеем от сырости, сменившей свирепые рождественские морозы.

Юрик вошел так же стремительно, как и вышел, молча уселся в кресло, положил ноги на стол и принялся швырять в мишень дротики. Кучность оставляла желать лучшего.

— Чего ты ждешь? — спросил он, не глядя на Лозовского. — Вали, тебе здесь нечего делать.

— В чем дело?

— Он спрашивает! Он, сука, спрашивает! — завопил Казимиров. — За что ты меня так, старичок? Я же тебе ничего плохого не сделал. Ладно, хорошего тоже не сделал. Но ведь и плохого не сделал! А это гораздо важней! За что же ты меня мордой об забор, а? Я разогнался, раскатал губу…

Лозовский отобрал у него дротики, сбросил со стола его ноги и сел напротив.

— Успокойся и объясни, в чем дело.

— В том, что никто, даже сам мэр Москвы, не сможет уволить Попова! Вот в чем!

— Почему? У мэрии контрольный пакет «Курьера», у меня блокирующий. Вместе это квалифицированное большинство.

— У мэрии нет контрольного пакета «Курьера»! У мэрии нет ни одной акции «Курьера»!

— Как это нет? — не понял Лозовский.

Голодные глаза Юрика засветились злорадным интересом:

— Ты хочешь сказать, что ничего не знал?

— Чего я не знал?

— АФК «Система» продала акции «Курьера». Все до единой. С разрешения мэра.

— Кому?

— Акционерному обществу «Союз». Президент — некто Кольцов. Какой-то крупный нефтепромышленник из Тюмени.

— Когда?

— Три дня назад. Все документы уже оформлены. Ты в самом деле ничего не знал?

— В самом деле, — подтвердил Лозовский.

— Старичок, это единственное, что тебя извиняет. А меня утешает. Когда ты задробил мою кандидатуру, я подумал: он об этом еще пожалеет. И что? За ошибки всегда приходится платить. Тебе выкатили счет — плати! Скажу тебе больше. В мэрию Кольцов приезжал с Поповым. Что это может означать? То, что он передал Попову в доверительное управление контрольный пакет акций «Курьера». И ты по уши в говне. С чем я тебя искренне и от всей души поздравляю!

Вернувшись в «Правду», Лозовский, не заходя в загон, вошел в клетушку секретариата, где, зажатый между столами двух молодых помощниц, взъерошенным раздраженным ежом горбился над ноутбуком ответственный секретарь Гриша Мартынов.

— Володя, не время, — не отрывая глаз от монитора, предупредил он. — Сдаем номер. Если по делу — десять секунд.

— По делу, — кивнул Лозовский. — Девочки, пойдите в загон, выпейте кофе, отдохните. А то этот тип вас совсем заездил. То, что он себя заездил, это его личное дело. А вот ваши молодые жизни жалко.

Помощницы неуверенно посмотрели на Мартынова.

— Три минуты, — разрешил он.

Девушки поспешно похватали сигареты и выбежали из кабинета, стуча каблучками.

— Ножки-то, а? Козочки! — заметил им вслед Мартынов. — Знаешь, Володя, что такое старость? Это когда удовольствие превращается в обязанность, а обязанность в удовольствие. Где наши молодые годы?

— Не прибедняйся. Глаз живой, ножки видишь — значит, еще не старость. Очерк Степанова «Формула успеха» заверстан?

— Стоит. А что?

— Хочу посмотреть.

— Сбросить на принтер?

— Можно с экрана. Ты сам читал? — спросил Лозовский, пока Мартынов искал нужный файл.

— Конечно, читал. Какой-то ублюдочный материал. Есть сильные куски и тут же совершенно жлобские вставки. Вот, сам смотри, — показал Мартынов на монитор. — «След вездехода уходил к северу по заснеженному руслу реки Нюды, терялся в распадках и болотах Самотлора, где день и ночь кланяются тундрам „качалки“ „Нюда-нефти“…» Хорошо, да? И тут же: «И где стоят современной конструкции вагончики промысловиков, в которых есть все условия для нормальной жизни людей: горячий душ, биотуалеты, телевизоры, оборудованные микроволновыми печами кухни». Как будто писали два разных человека.

— Так оно и было. Покажи оригинал.

Как Лозовский и предполагал, это была ксерокопия очерка Степанова с пометками Кольцова и редакторской правкой Попова. Очерк заканчивался фразой, вписанной мелким скопческим почерком главного редактора «Российского курьера» вслед за последней фразой Степанова: «— Борис Федорович, вы счастливый человек?» «— Да, — ответил мне Христич. — Я счастливый человек, потому что оказался нужным России».

Лозовский сунул оригинал в бумагорезательную машину, нажал пусковую кнопку и подождал, пока ксерокопия превратится в бумажную лапшу.

— И что ты этим хочешь сказать? — поинтересовался Мартынов.

— Очерк Степанова не пойдет в следующем номере.

— Пойдет, — со вздохом возразил Мартынов. — У Попова он на контроле. Я ничего не могу сделать.

— Можешь, Гриша. И сделаешь. Нужно.

— Володя, я очень ценю нашу дружбу. Но войди в мое положение. На мне семья. Попов меня уволит. Он и так на меня зуб точит. А другой такой работы я не найду. Даже с половиной зарплаты. Сам знаешь, как сейчас: больше тридцати — отдыхай, старый. А мне уже полтинник. Так что… Сам понимаешь.

— Понимаю. Что ж, нет так нет, — равнодушно, сонно проговорил Лозовский. — Все имеет свои пределы. Почему дружба должна быть исключением? Извини, что расстроил тебя своей просьбой. Будь здоров, Гриша.

— Да погоди ты! — с досадой бросил Мартынов. — Вскочил! Все такие нервные стали! Чуть что — сразу вскочил!.. Что-то серьезное?

— Да.

— Очень?

— Очень.

— Объяснишь?

— Нет.

— Понял. Если я задержу сдачу очерка на три дня — может, хватит? Отправлю материал в досыл. В типографии, конечно, поднимут хай. Две полосы — в досыл! Но это я переживу. Трех дней хватит?

— Может, хватит. Может, не хватит. Если не хватит, что можно сделать?

— Только одно: вирус. Сейчас гуляет новый вирус. Slammer. Свирепая штука. Кибер-джихад. Но он не может выесть только одну статью. Поплывет вся база данных.

— Пусть поплывет.

— Мы сорвем выпуск номера. За все время у нас такого не было ни разу.

— Теперь будет.

— Черт. Уволит он меня. Как пить дать уволит. Ладно, Володя, сделаю. Для тебя — сделаю. Но ты постарайся уложиться в три дня, а?

— Постараюсь, — пообещал Лозовский. — А насчет уволит… Он уволит тебя в любом случае. Как только я уйду, следующим будешь ты.

— Ты хочешь уйти? — встревожился Мартынов.

— Нет. Но, возможно, придется.

— Плохо у нас в «Курьере», Володя, плохо. Прямо беда.

— Это полбеды, — возразил Лозовский. — В России у нас плохо — вот беда.

— Да, и в России. — Мартынов тоскливо посмотрел в окно. — Даже погода. Это погода? Это не погода, а какая-то муть.

— Знаешь, как говорит мой тесть? Погода зависит от настроения народа.

— А что? Очень может быть. Ладно, договорились. Сделаю. Гони из загона моих коз.