— Забавляясь игрой в «спрячь колбаску», — не удержался Кит. — Разумеется, Дальтон придется быть сверху.

— Какой же ты кретин, — обронила Дорис.

— Эй, Глен хочет, чтобы я был с тобою полюбезнее. Не усложняй мне задачу.

— Тогда прекрати отпускать свои сальные шуточки. Это совсем не смешно.

— Я лишь пытался своим исключительно кретинским способом унять тревогу Гаубицы о безопасности нашей профессорши.

— Все равно, не смей говорить о ней подобным образом.

— Да пошел ты…

— Сам пошел…

— Почему бы вам всем не заткнуться, хотя бы ненадолго, — попросила Лана. — У меня от вас голова болит. Ну и дорога. Сущая пытка. Давайте посидим хоть немного мирно и тихо.

— Слышали, о чем попросила леди? — Кит оглянулся через плечо. — Эй, вы, там, на галерке, а ну-ка прекратите нытье. — Он повернулся вперед и, тихо хихикая, опустился на свое сиденье.

Когда Анжела сжала ногу Говарду, он поглядел на нее. Хотя от жестокой тряски ее лицо превратилось в скачущее и вибрирующее расплывчатое пятно, ему показалось, что она улыбается. И он потянул ее к себе. Чтобы рука не мешала, Анжела подняла ее, завела ему за спину и стала нежно поглаживать его по пояснице. Они подскакивали, раскачивались и сталкивались.

Вскоре Говард услышал похрапывание Дорис.

Поразительно. Как можно уснуть, когда так трясет и кидает?

Он и сам смертельно устал и сожалел о том, что не может заснуть. Но если ему суждено бодрствовать, все было не так уж и плохо. В машине темно и тепло, и он обнимал Анжелу.

Они попытались поцеловаться, но только больно ударились.

— Ты в порядке? — прошептал он.

— Кажется, да. А ты? Губу не рассек? Зубы не повыбивал?

— У меня все нормально.

— Попробуй здесь.

И она показала пальцем. Говард легонько дотронулся губами к щеке. Слегка вибрировавшая кожа была гладкой и теплой. Машину внезапно бросило в сторону, и скула ударила его по носу.

— О, с тобой все в порядке?

Говард схватился за нос. Глаза заслезились.

— Кровь идет?

Он шмыгнул носом, покачал его из стороны в сторону, затем приложил пальцы к ноздрям.

— Нет, не похоже.

— Лучше и не пытаться.

Говард отвернулся в сторону. Никто на них не смотрел. Хотя Дорис продолжала храпеть, Говард не был уверен в том, мог ли кто-нибудь спереди слышать их. Скорее всего, нет. Во-первых, шум мотора, затем скрип и глухие стуки подпрыгивающего автомобиля. Потом еще скрежет камней под колесами, хруст и треск больших и маленьких веток, шишек и всякого иного переезжаемого мусора.

— Давай не будем, — шепнул он.

— Не будем что?

— Останавливаться.

— Я не хочу, чтобы ты поранился.

— Будем осторожнее.

Анжела кивнула и, наклонившись вперед, стала стаскивать с себя ветровку. Говард помог ей освободить руки из рукавов. Пока держал куртку, она сунула руки за спину под тенниску. Когда до Говарда дошло, что она делает, у него захватило дух и участился пульс.

Руки Анжелы тем временем вернулись вперед. Она откинулась на сиденье, взяла у Говарда куртку и прикрылась ею.

Развернувшись боком, Говард бережно завел левую руку ей за голову, а правая рука скользнула под нейлоновое покрывало. Там она встретилась с рукой Анжелы, и они вместе освободили тенниску из тренировочных брюк.

Но не только вытащили рубашку — они еще и подняли ее вверх.

Рука Говарда заскользила по шелковистой теплой коже живота. Он старался гладить очень нежно. Иногда покачивания машины отрывали руку. Иногда сильные толчки бросали девушку на его руку или сотрясали его так, что ладонь резко съезжала в сторону.

Постепенно рука поднималась все выше и выше.

То же можно было сказать и о руке Анжелы, лежавшей на его бедре.

Дрожа и задыхаясь от волнения, Говард ласкал ее под левой грудью. Не терпелось потрогать грудь, но он никак не мог решиться на это.

«Глупо, — твердил он себе. — Прошлой ночью мы занимались с ней любовью. По полной программе».

Но грудь была словно тайное сокровище. И он боялся к ней прикоснуться.

«Она сама хочет, чтобы я это сделал, — убеждал он себя. — Она и прикрылась курткой для того, чтобы я смог это сделать. Даже расстегнула бюстгальтер. Куда уж очевиднее».

И все же он колебался.

Пока рука Анжелы не переместилась к нему в пах и нежно погладила через брюки пенис.

Говард выгнулся и еле сдержался, чтобы не застонать.

И подвел ладонь снизу под грудь. Такая гладкая и теплая… Легонько обернув ее ладошкой, он почувствовал, как та дрожит. От неожиданного резкого толчка машины грудь легонько шлепнула по ладони.

«Это невероятно, — подумалось ему. — То, что мы делаем такое, прямо здесь в машине. И никто ни о чем не догадывается».

И тут он заметил, что рука Анжелы больше не гладит его. Ему стало интересно, почему она остановилась. И он решил, что знает причину: чересчур возбудилась. Все его внимание сосредоточилось на груди и руке.

Или, возможно, она почувствовала, что так недолго и контроль над собой потерять.

Хорошее предзнаменование.

Словно прочитав его мысли, Анжела отняла руку от паха и начала гладить его бедро.

Следующий толчок машины — и ее грудь мягко шлепнулась в его ладонь.

Анжела застонала, когда его большой палец, подвинувшись вверх по склону, коснулся изогнутого краешка твердой плоти, прочертил полукруг по периметру и затем скользнул на нее. Волнистый набухший конус вздымался круто вверх, завершаясь вертикально торчащим столбиком. Говард медленно провел по нему пальцем, нашел его закругленный кончик, погладил, нажал — тот согнулся, а Анжела ахнула, затрепетала и сжала его ногу. Заволновавшись, Говард снял с соска палец, и тот подскочил вверх, как на пружине.

— Тебе больно? — прошептал он.

— Нет. Боже, нет. Было так замечательно.

«Это, пожалуй, даже лучше, чем вчера ночью», — подумал он, снова подводя к груди указательный палец и используя его вместе с большим, чтобы насладиться ощущением соска и возбудить его.

Ночью было здорово. Лучше, чем здорово. Но тогда было неистовство страсти, спешка — и все быстро кончилось. Сейчас же совсем по-другому — медленное исследование контуров, фактуры и реакций. Они не могли делать ничего иного, как только тайно прикасаться друг к другу. Здесь, в машине, в присутствии такой аудитории, другое было просто немыслимо. Зато это могло длиться вечно. Или, по крайней мере, до тех пор, пока не проснется Дорис или не обернется кто-нибудь из сидящих спереди. Если повезет, это может продолжаться до тех пор, пока они не выедут на главную дорогу.

Что случится никак не раньше, чем через час.

Целый час, возможно, и дольше.

Большой промежуток времени. Но не такой уж и большой, если разобраться. Говарду показалось, что этого времени не хватит даже на одну грудь. А была еще и другая. А еще эта глубокая аппетитная впадина между ногами.

Позволит ли она запустить туда руку.

Скорее всего, да.

А что она сделает? На что отважится?

И Говард накрыл ладонью мягкий холмик: сосок торчал между слегка растопыренными пальцами. Когда он нежно свел ладонь, Анжела выгнула спину и с присвистом втянула воздух. Кончики ее пальцев буквально впились ему в колено.

Машину раскачивало и подбрасывало в разбитой колее грунтовой дороги, а Говард продолжал ласкать грудь Анжелы. Он водил по ней рукой, гладил и тискал, держал в ладони, наслаждаясь ощущением гладкой тяжести, трясущейся и подпрыгивающей вместе с автомобилем, нежно пощипывал и подергивал за сосок. Иногда Анжела сидела смирно с закрытыми глазами, а иногда вздыхала, ахала и ерзала. Свою руку она держала подальше от его паха, как будто чувствуя, что малейшее прикосновение может вызвать взрыв.

Ощущения, испытываемые Говардом от прикосновения к ее груди, приобретали почти невыносимую остроту. И время от времени, приближаясь к пределу, он убирал руку, чтобы немного успокоиться.

Вспомнив о том, что их время истекает, Говард переключил внимание на правую грудь. Хотя едва ли та особенно отличалась от левой, ее изгибы и фактура показались волшебными: свежими и волнующими. И она была ближе к нему, к ней легче было дотянуться.