.

Фашистский танк угрюмо двигался на наши окопы, вернее, прямо на меня. Мозг бронемашины, в виде экипажа, понимал, что многотонной махине осталось жить не более трёх минут. Танкисты, как могли, оттягивали момент смерти, поэтому скорость была минимальной. Да и наглядный пример, в виде обездвиженного горящего танка, не внушал уверенности в победе и в завтрашнем дне. За исключением одной бронемашины остальные двигались быстро, но один танк решил показать свою удаль и резко рванулся из строя. Понёсся на нас, желая первым прорвать фронт. Но не тут-то было. Кто-то бросил связку гранат под гусеницу, и после взрыва танк подпрыгнул, немного проехал по прямой и, когда разбитая гусеница соскочила с ведущего колеса, бронемашина повернулась к нам левым бортом. И в это время артиллеристы метким попаданием пробили броню в районе двигателя. И вот многотонный танк уже не танк, а коптящий факел. Немцы то ли со страху, то ли сдуру ещё сбавили ход. А нужно было им наступать на предельной скорости, чтобы артиллеристы не успевали заряжать свои пушки. Фашисты сглупили нам на руку. Несколько их танков были просто подбиты, или горели, как бесшабашный лихач. Но медленно движущиеся бронемашины вели более прицельный огонь по нашим пушкам и окопам, чем те их собратья, которые двигались быстрее. Танковый пулемёт не позволял мне высунуться из окна и прицелиться в пехотинцев.

- Он нас раздавить хочет, зараза такая,- крикнул Петька Колокольников, мой друг и однополчанин.

Наша оборона состояла из отдельных окопчиков, в одном из которых находились мы. Эти окопы не были соединены одной траншеей.

Мы не успели построить хорошие оборонительные сооружения. Даже индивидуальные окопы были вырыты наспех.

- Рано радуется, фашист поганый,- поддержал я разговор. - Подъедет поближе, подожгу гада.- Я взял бутылку с "коктейлем Молотова".

- Приготовься,- улыбнулся собеседник и привстал, осматривая поле боя.- До цели метров сто. Пехоты полно. Есть мотоциклы с пулеметчиками. Два бронетранспортёра видел,- доложил Петька и в это время земля с бруствера, толкаемая взрывной волной, завалила меня.

А шум? Одно дело, когда артиллерийский выстрел взрывается метрах в семидесяти от тебя и другое дело, когда почти возле тебя как громыхнёт, да ещё землей присыплет. От пыли я закашлялся, стал чихать и с большим трудом выбрался из завала. Моего друга рядом не было, а его искорёженный ручной пулемёт - вот он. Им только можно врукопашную отбиваться, а на что-то большее на него рассчитывать было нельзя. Где же Петька - этот простецкий и весёлый двадцатилетний парень из Вологодской области? Светловолосый, чуть конопатый, ратующий за коллективизацию, но непонима- ющий - почему за работу в колхозе ни копейки не платят, а заработную плату выдают урожаем, да и то не каждый год. Я тоже этого не понимал, хотя дураком себя не считал, а считал убитых и раненых нами фашистов. Война шла второй месяц, а на нашем счету было уже...

- Фу-у. Чё за дела, брат?- услышал я вопрос на чистом русском языке от бойца, свалившегося в наш полуразрушенный окоп, с каким-то доселе невиданным мной оружием. Пулемёт-не пулемёт. Ружьё-не ружьё. Так - труба с двумя ручками, спусковой крючок, да мушка с прицелом. Под мушкой из трубы торчала то ли головка снаряда, то ли что-то ещё. За спиной моего ровесника расположился, как я тогда подумал, карабин, внешний вид которого, мне ни о чём не говорил. Да и военная форма была не нашей, но и не фашистской. Это точно. Я в сапогах, а мой незваный гость в высоких ботинках. У меня пилотка, а его головной убор напоминал кепку, но не блинчиком, а перевернутой неглубокой кастрюлькой. И такую кепку, если я не ошибаюсь, носят военнослужащие Франции. Нам об этом командир роты рассказывал. А одежда? Покрой не тот и цвет пятнистый. Может, этот боец – наш союзник? Воевали же наши хлопцы в Испании, вот и этот доброволец прибыл в Советский Союз бить фашистов. Но если он иностранец, то почему по-русски говорит без акцента? Шпион или интернационалист?

- Ты кто?- выдохнул я.

- Это ты кто?

- Такой ответ на мой вопрос меня не устраивает,- сказал я и отодвинулся к стенке окопчика. - Ты влез в наш с Петькой окоп и спрашиваешь меня - кто я такой? А кто ты такой, чтобы спрашивать меня кто я такой? Ты - особист или шпион?

- Куда я попал?- испуганно спросил боец. - Попал я куда? Мы были на учениях. Пошёл дождь. Вот потрогай камуфляж. Он мокрый.

Я потрогал. Действительно, гимнастёрка была мокрой.

- Ну и что из того? - не понял я. - Какая связь между дождём и нашим уже полуразвалившемся окопом?

- Так вот,- продолжал мой незваный гость.- Я и мой сослуживец Генка решили спрятаться от дождя в кустах.

В это время недалеко бабахнуло, и мой собеседник чуть не распластался на дне окопа. Потом что-то нашёл и начал пятернёй разгребать рыхлую землю. Я подумал, что Петька без сознания или задохнулся. Да у меня самого от громкого шума гудела голова.

- Это мой друг,- крикнул я и тоже начал откапывать Колокольникова и, наконец, мы его откопали.

- Он убит!- ужаснулся боец и попятился. Чуть не вылез из укрытия.

- Куда-а?- Я схватил парня за ремень и потянул на себя. - Под немецкий танк захотел?

- Где немецкий танк?- всё также с испугом проговорил боец и что-то начал делать со своей зелёной трубой, напоминающей оружие.- Я этому гаду сейчас...

- Башню оторвёшь, гусеницы снимаешь и между собой узлом завяжешь?- договорил я и усмехнулся.- Так многие говорят, но не все сделать такое могут. Даже артиллеристы часто промахиваются.

- Значит, каким-то образом мы попали на войну. И всё это вправду. А мы-то думали, что пока шли по подземному ходу, дождь уже закончился, но учения продолжаются.

Я уже слышал лязг приближающегося танка, который периодически стрелял, но наши артиллеристы не отвечали. Почему? Все погибли? Орудия разбиты? Или снаряды закончились?

Боец положил на плечо трубу, облокотился о край окопа и секунды через три выстрелил, но не так, как стреляет пушка, а намного тише.

Я услышал удар о броню, глухой взрыв, потом так долбануло, что я подумал, будто рванул ящик со снарядами. Я выглянул из окопа и увидел, что башня танка приподнялась на несколько метров, а потом рухнула на землю, придавив двоих пехотинцев.

Потом парень вскинул своё стрелковое оружие и начал короткими очередями валить фашистских солдат. Я со своей трёхлинейной винтовкой присоединился к своему незваному гостю. Справа рванула связка гранат, и цель была поражена. Слева от нас, наконец-то, артиллеристы пробили лобовую броню, и ещё один немецкий танк остановился. Кто-то метнул бутылку с "коктейлем Молотова" и тоже попал.

Неповреждённая вражеская техника остановилась и начала отступать. Спасалась бегством и пехота.

- Фу-у, отбились,- я присел на корточки, облокотился спиной о стену окопа и, сняв пилотку, рукавом гимнастёрки вытер пот со лба.

И вдруг, как будто мне штыком кольнули в задницу. Петька! Может он ещё живой? Я подсунул ладонь под затылок Колокольникова, приподнял голову и прислушался. Петька не дышал. Его лицо было перепачкано кровью и землёй. Ну и чего мне делать? Друг, с которым я воевал с первых дней войны, убит. Окоп наполовину разрушен. И этот ещё - то ли француз, то ли... неизвестно кто. Но не шпион - это точно. Шпионы по крайним линиям обороны не шляются. Они, вообще-то, по тылам шарят. А ловко он танк уконтропупил. Или "уконтрАпупил" от слова "котрА"?

- Какой сейчас год?- прошептал боец в пятнистой форме.

- У меня несколько минут назад друга убили, а ты глупые вопросы задаёшь,- невольно пробурчал я.- Сейчас не до смеха.

- А ты думаешь, что мне до смеха? Я серьёзно спросил - какой сейчас год? Сорок первый? Сорок второй? Сорок третий? Или уже сорок четвёртый? А где мы находимся? Область какая?