— Почему?

Он издал короткий сардонический смех, уставившись неподвижным взглядом на отдаленный дуб.

— Почему, Феликс?

— Потому что, — он посмотрел на нее, и в больших синих глазах застыло страдание, — потому что она трахалась с Диланом.

— Что? — Фоби чуть не потеряла сознание. — Она почувствовала, как от лица отлила кровь, оставляя кожу холодной и влажной, а сердце на мгновение остановилось, чтобы забиться вновь редкими толчками.

— Она спала с моим лучшим другом, понятно? — выкрикнул он, глядя прямо на нее. — Как ни странно, но я не хочу говорить об этом. Я не хочу вспоминать это, я не хочу думать об этом, и я хочу... Проклятье, Фоби! — Он отвернулся, подняв плечи. Одной рукой он сжимал щенка, а другой в отчаянии схватился за голову. — Какого черта тебе вздумалось сейчас говорить об этом?

Фоби была совершенно сбита с толку. Он явно был ужасно расстроен, и она разрывалась между пугающим желанием поверить ему и мучительным недоверием. Увидев его дрожащие плечи, она захотела обнять и утешить его. В то же время она хотела ударить его по лживой, тщеславной, светловолосой голове за то, что он посмел так вопиюще оговаривать Саскию.

Щенок явно хотел убежать. Он яростно пытался освободиться из рук Феликса.

— Прости меня, — наконец неловко сказала Фоби.

Феликс пожал плечами, продолжая стоять к ней спиной.

— Если ты не хочешь говорить об этом...

— Нет, не хочу, черт возьми! — огрызнулся он, отпуская щенка. Он поднялся, схватил ее за руку и очень быстро зашагал вперед. Фоби несколько раз споткнулась, когда наклонилась, чтобы одной рукой подобрать ошеломленного щенка, пока ее тащили за другую руку.

Несколько минут они шли в полном молчании. Прижимая щенка к груди и задыхаясь, Фоби старалась переварить услышанное, пыталась представить Саскию и Дилана вместе, но она даже не могла осознать реальность такого неожиданного поворота событий. Она просто не могла совместить распухшее, залитое слезами лицо самоубийцы, которое она видела на больничной подушке несколько недель назад, с образом двуличной девушки, которая для остроты ощущений спит с лучшим другом своего жениха. Эта история казалась нелепой, абсурдной, невозможной. Но Феликса до сих пор трясло от попытки рассказать ей об этом. Он сжимал ее руку, словно тисками. Теперь он шел почти нормальным шагом, но при этом продолжал смотреть прямо перед собой, словно лунатик.

— Какой она была в школе? — неожиданно спросил он.

Теперь настала очередь Фоби прижаться губами к головке щенка.

— Популярная, — призналась она, заморгав при воспоминании об этом насмешливом лице с вздернутым носом. — Очень красивая и спортивная. Умная. Надежная.

— А ты?

Фоби взглянула на него, но он продолжал смотреть вперед с непроницаемым лицом и прищуренными от солнца глазами.

— Неуклюжая, недоразвитая физически. — Она потерлась носом о мягкое коричневое ухо щенка. — Зубрила. Безнадежна в спорте, еще хуже в искусстве. И меня всегда укачивало на воде.

— Очень похоже на меня, — пробормотал он, сжав руку Фоби и отпустив ее, чтобы погладить болтавшуюся лапку щенка.

— Нам нужно было переписываться. Облегчать агонию. Я была единственной, кто по пятницам не мог позвонить родителям из телефона-автомата. Я просто не успевала опускать пятипенсовые монетки, пытаясь дозвониться в Дубаи или куда-нибудь еще.

— У меня была та же проблема с Вест-Индией. Жаль, что я тебя не знал.

— Я бы тебе не понравилась. У меня были скобки на зубах, и я носила лифчик самого маленького размера. В каждую чашечку можно было засунуть по носку, и он все равно был бы велик.

— Ты бы ужасно понравилась мне. — Феликс неожиданно повернулся к ней и улыбнулся. — Я бы хранил твою фотографию в моем пластмассовом кубе...

— У тебя он тоже был? — рассмеялась Фоби.

— В моем кубе, — продолжил он, крепко обнимая Фоби и щенка, — и притворялся бы перед всеми своими товарищами по спальне, что я целовался с тобой и трогал твои соски. Я мог бы даже объявить, что побывал у тебя под юбкой, но не стал бы углубляться в подробности. Если бы меня спросили, что именно я там обнаружил, это поставило бы меня в тупик.

— О каком возрасте мы говорим? — засмеялась Фоби. — Шестой класс?

— Ты что? — взвыл он и усмехнулся. — Третий курс университета.

— В своем кубе я хранила вырезанную из журнала фотографию Руперта Эверетта — задолго до того, как он стал известным, — и притворялась, что он мой парень, — с гримасой стыда вспомнила Фоби. — Затем вышел фильм «Другая страна», и мне пришлось притвориться, что, когда на него обрушилась слава, он решил меня бросить. Не думаю, что кто-нибудь проглотил эту ложь.

— В этом возрасте девушки не глотают подобных вещей, — беззаботно сказал Феликс.

— Наверное, им кажется, что там слишком много калорий.

Они снова пошли вперед.

— Она издевалась над тобой? — через некоторое время спросил он.

— Саския? — Фоби закусила губу, думая над тем, в чем она могла признаться. — Не очень сильно. Наши родители были знакомы, и на вечеринках мы все время строили рожи из-за их спин.

— Джин и Тони Ситоны? — Феликс поморщился при воспоминании. — Мне нравилась Джин Ситон.

— Мне тоже, — не подумав, вздохнула Фоби.

Феликс бросил на нее внимательный взгляд, но ничего не сказал, неожиданно решив сменить тему разговора.

— Между тобой и Дэном на самом деле все кончено? — Он взглянул на щенка, который заснул в ее руках.

— Да.

— Я рад.

Фоби вздохнула и вновь посмотрела на Серпантин.

— Я тоже.

В первый раз за последние сорок восемь часов она подумала, что действительно так считает.

Феликс улыбнулся, почесал за ухом у щенка и сделал шаг в сторону.

— Давай посидим.

Они сели на скамейку. Солнце медленно клонилось к закату. Щенок, который теперь лежал на коленях у Феликса, словно завернутый обед, тоже сонно посмотрел на них, поворачивая голову из стороны в сторону, словно зритель на теннисном матче. Затем он устало вздохнул, уткнулся носом в ноги Феликса и опять заснул.

— Дилан очень заинтересован в этой вечеринке с убийством. — Он прислонился к Фоби и посмотрел на ветки высокого дуба, качавшиеся над ними.

— Только в вечеринке? — Она рассеянно играла его волосами. При звуке имени Дилана ее сердце упало.

— Думаю, леди Эвтаназия его тоже привлекает, — рассмеялся Феликс. — Он планирует сменить свою роль и изображать старого повесу — с обязательным преследованием леди Эвтаназии. По крайней мере, об этом он говорил в машине вчера ночью.