Главный жрец сказал Эйе что-то такое, отчего Эйе зарычал, как лев. Схватил Главного жреца, поднял в воздух и несколько раз ударил спиной о колонну. Будто, та даже треснула в нескольких местах.
Говорили, у Главного жреца из носа и горла пошла кровь. Он плевался кровью в сторону Эйе и кричал:
— Боги тебя покарают, безбожник! Ты уже труп!
А Эйе, стоя в окружении своих воинов, говорил:
— Запомни, старый пень! Мой меч отточен с двух сторон! С одной стороны для врагов внешних, с другой для врагов внутренних!
— Бойся гнева Богов, безбожник! — продолжал кричать Главный жрец, — Тебя покарают! Ох, ка-ак покарают!
Уже собираясь уходить, Эйе остановился и через плечо добавил:
— И еще запомни! Если хоть одна слезинка упадет из глаз лягушонка, я вернусь и отрублю тебе башку! С одного удара!
Главный жрец продолжал вырываться из рук многочисленных слуг, плевался кровью в сторону Эйе и сверкал глазами.
— Ох, ка-ак покарают тебя Боги-и!
— Выдолби себе клинописью на лысине, старый пень, если Боги против лягушонка, то я, Эйе, против Богов!
Больше Эйе ничего не сказал. Повернулся и в сопровождении воинов вышел из храма. А Главный жрец еще долго охал, ахал, плевался кровью и грозил всяческими карами небесными Главному начальнику конницы всего Египта…
Обо всем этом жители Фив очень любили поговорить. Хотя это и было категорически запрещено. Но ведь всем рты глиной не залепишь. Жители Фив восхищались поступком Эйе. И явно недолюбливали жрецов. Богов любили и боялись, жрецов недолюбливали. Разговоры в торговых рядах и на перекрестках города всегда заканчивались одной и той же фразой.
— Умом Египет не понять! — говорил обычно кто-нибудь из собеседников. Остальные, соглашаясь, кивали головами. После этого жители расходились по своим делам.
Ничего этого Неф не помнила. И не могла помнить. В те времена ей не было еще и года. Своих родителей она не знала.
Начальник конницы Эйе был не только высоким и сильным. Он был еще и очень богатым. Входил в пятерку самых богатых и влиятельных сановников Египта.
Поместье Эйе располагалось на южной окраине Фив и занимало несколько гектаров. Никто не знал, сколько именно. Никому бы и в голову не пришло измерять его владения. Знали только, его земли начинались у самого Нила, тянулись вдоль столицы широкой полосой, захватывая даже отдельные пригороды, и дальше терялись где-то там, в песчаных барханах, которые неожиданно возникали уже за густым лесом, за островками колючего кустарника.
В самом центре стоял огромный дом с лестницами и колоннами у центрального входа. Со всех сторон к нему, словно ручейки, стекались дорожки, вымощенные плитами известняка. По бокам дома ряды пирамидальных сосен. Со стороны улицы и соседа, такого же богатого и влиятельного сановника, главного зодчего Пареннефера, участок был обнесен глиняной стеной.
Еще при строительстве зодчий Пареннефер, проектирующий для Эйе этот дом, хватался за голову.
— Зачем такая роскошь?! Этот дом тебе обойдется в половину твоего состояния!
— Надеюсь, не меньше! — улыбался Эйе. Он во всем любил размах и роскошь.
Справа располагались еще несколько домов и построек. Слева бесконечные ряды конюшен со стойлами для лошадей, мастерскими для колесниц, складами для фуража. Еще дальше на небольшой горке стояла кузнеца. Оттуда постоянно доносился стук молотков.
Сразу за большим домом шли бесконечные фруктовые сады. В садах, там и там, возникали легкие изящные беседки, небольшие пруды с диковинными рыбами и колодцы для полива.
Центральную часть основного дома занимал приемный зал. Расписной потолок в нем поддерживали четыре высокие колонны. Маленькие окна с решетками под самым потолком, чтоб было не так жарко летом. За приемным залом, скрытые легкими занавесками, были спальни Эйе и Криклы. Между ними умывальни и даже небольшая купальня. На крышу дома вела деревянная лестница. Там, под легкими навесами, Эйе чаще всего обедал. Там же, знойными вечерами, устраивал за большим столом пышные застолья для многочисленных друзей.
У Неф было одно любимое место. Маленькая беседка у пруда.
Неф уже давно любила Эйе. У них даже были тайные свидания. Раз или два в месяц. После обеда. Разумеется, в маленькой беседке.
Эйе всегда сопровождали два воина. Таких же могучих, как и сам Эйе. Обычно они стояли справа и слева от входа и ни на миг не выпускали его из вида. Однажды Неф подошла к ним и, потрогав одного за длинное копье, вежливо поинтересовалась:
— Скажите, почему крокодилы не летают?
Этот вопрос давно интересовал Неф.
Воины, как по команде, скосили глаза сначала на нее, потом друг на друга и ничего не ответили.
— А кто сильнее, слон или бегемот? — продолжала Неф.
Воины опять ничего не ответили. Неф еще некоторое время погуляла между ними, как между колоннами, и пошла на свидание с Эйе.
Беседка стояла справа от центральных ворот на берегу старого, заросшего тиной пруда. Четыре скамейки напротив друг друга, четыре колонны, увитые густым плющом. Очень удобное место. Из беседки все вокруг видно, а что внутри со стороны не разглядеть. Идеальное место для тайных любовных свиданий.
Эйе был очень веселым человеком. И поговорить с ним можно было о чем угодно. Он столько всякого разного интересного знал! Кроме того, от него всегда так чудесно пахло лошадью. Неф, зажмурив глаза, вдыхала этот замечательный запах и была по-настоящему счастлива.
А Эйе сажал Неф себе на колени и шептал на ухо ужасные слова, от которых маленькое сердце Неф трепетало, как птенец, попавший в силки.
— Солнышко! Солнышко мое! Красавица-а!
— Неправда! — шептала Неф, готовая расплакаться. — Все знают, я некрасивая.
— Дураки они! — обычно начинал раздражаться Эйе. И строгим голосом продолжал. — Никого не слушай! Ты… красивая!
— Нет! Нет! — закрыв глаза, упрямо твердила Неф. — Ты врешь!
В такие минуты Неф страдала неимоверно.
А Эйе тогда обычно начинал громко возмущаться. Даже воины, стоявшие неподалеку, выпадали из оцепенения и оглядывались по сторонам. Эйе ссаживал Неф со своих колен, ставил на скамью, чтоб она хоть чуть была повыше и начинал ходить взад-вперед. И говорил при этом строгим-строгим голосом:
— Запомни, красавица! Я никогда не вру! Вообще, это не в моих привычках… врать! — Эйе даже брезгливо морщился. — Об этом знают даже… даже на другом конце света. Я самый правдивый человек во всем Египте! Разве не так?
Неф ничего другого не оставалось, она кивала головой.
— Я тебя когда-нибудь обманывал?
Неф отрицательно мотала головой.
— Запомни! Ты… красивая!
Неф упрямо отрицательно мотала головой. Тогда Эйе со вздохом опять присаживался на скамейку, сажал ее к себе на колени и продолжал допрос:
— С какой ноги ты сегодня встала?
— Не помню. — упрямилась Неф.
— Явно не с той, с которой надо! — строго говорил Эйе. И еще строже добавлял. — Запомни, лягушонок! Ты… красавица!
Эйе целовал ее в лоб и стремительно уходил из беседки. С улицы из-за деревьев доносился топот лошадей, свист, крики Эйе и его воинов. Их колесницы быстро уносились куда-то, поднимая пыль.
Неф тяжело вздыхала. Ведь Эйе был совсем старый. Ему было больше лет, чем пальцев у Неф на руках и ногах вместе взятых. Лет двадцать пять. Или даже все двадцать восемь.
А его жена Крикла даже не догадывалась об их тайных свиданиях. Ей вечно было некогда. Она работала в поместье главным фараоном. В поместье Эйе одних служанок, рабов, конюхов и охранников было столько, что даже сам Эйе не знал, сколько. А уж он-то знал все на свете. И за каждым из охранников, конюхов и садовников нужен был глаз, да глаз. Не говоря уж о служанках. Все соседи Крикле сочувствовали.
Крикла была очень крупной женщиной. Смуглолицей и черноволосой. Красивой и очень полной. Неф, при всем желании, могла обхватить только одну ее ногу. Всю целиком обхватить Криклу во всем Египте мог только ее муж. Он даже носил ее на руках. Неф один раз сама видела. Эйе нес ее на руках, от пруда через сад прямо в дом.
