Он прошел через весенний сквер, вошел в двери собора и удивился его пустоте. Какая-то старушка сразу же подошла к нему и заявила:

– А служба давно кончилась! Чего надо-то?

– Хочу поставить свечку Божьей Матери за больную. Можно это сделать?

– Можно, можно, отчего же нельзя? Какой иконе-то хочешь поставить?

– Божьей Матери.

– Так их у нас не одна! А кто болен-то у тебя?

– Подруга. Ей четырнадцать лет, и у нее рак.

– Что делается на свете! Ну последние времена пришли – дети раком болеют, Господи помилуй! – Она сама его отвела к свечному ящику, помогла купить свечи, посоветовала поставить еще свечку и святому великомученику и целителю Пантелеимону и икону показала. Он купил десяток свечей, поставил одну святому целителю, а потом стал просто ходить по храму, отыскивая иконы Божьей Матери и перед каждой ставя свечу и молясь: «Богородица, помоги бедной больной девочке Юле!»

Верил ли он в Бога и Богородицу, в Иисуса Христа? Наверное, все-таки немножко верил, хотя и сомневался. Но он и в чудодейственность заграничного натулана не очень верил, НО НАДО БЫЛО ВЕРИТЬ – иначе зачем все эти хлопоты и все это напряжение сил?

Справа от иконостаса он увидел удивительную икону: Богородица держит на коленях маленького Христа, а рядом, опираясь на ее колени, стоит еще какой-то мальчик, тоже с нимбом на голове. Роман вспомнил малышей в их клинике, то шаливших, как все дети, то смирно лежавших в кроватках, плачущих и зовущих маму. «Дорогая Богородица, сделай что-нибудь для всех наших больных детей, пожалей их и Юлю! Пожалуйста!» Ему показалось на миг, что Богородица на иконе заплакала, но потом он сообразил, что это его собственные глаза наполнились слезами и оттого по лицу на иконе как будто пробежали искры. Он вытер слезы платком, поклонился иконе и вышел из храма.

Михаил уже был дома. Роман передал ему деньги и рецепт от Дмитрия Алексеевича и попросил, если все получится, прислать посылочку с лекарством прямо в институт на имя профессора Д.А. Привалова. Михаил обещал все исполнить.

Вечером Роман сел в поезд и поехал обратно в Москву. В купе опять было душно; стоило ему лечь, как его начал терзать надсадный кашель. Сосед на нижней полке разворчался: «Надо бы правило установить, чтобы таким вот больным билеты на поезд не продавали, а то ездят и заразу разносят!» Роман даже несколько раз выходил из купе, чтобы переждать приступ кашля в коридоре. Откашливался он в носовой платок, а под утро выкинул его в уборную – платок был в кровянисто-черной мокроте. Словом, он опять промучился всю ночь. В десять утра он был в Москве и через пару часов появился в клинике – на два дня раньше срока. По дороге он заехал домой, сказал отцу, что поездка была благополучной, нашел и сложил в дорожную сумку свой лыжный костюм, шерстяные носки и стеганую пуховую куртку, которую ему купили пару лет назад за легкость и непродуваемость, а в какой стране – этого он уже не помнил.

– Ромашка, ты вернулся? – обрадовалась Юля.

– Вернулся, как видишь. Ну, а ты как? Что делала без меня?

– Ждала и плакала.

– Да зачем же было плакать, Юля? Я ведь говорил тебе, что вернусь, как только добуду лекарство.

– Добыл?

– Кажется, добыл. Через две недели узнаем точно. Во всяком случае, деньги и рецепт от профессора уже в пути. Рассказывай, как ты? Тебе лучше?

– Сейчас стало лучше, когда ты появился. А у нас новенькая, на место Гали положили! Ее тоже Юлей зовут.

Он не стал спрашивать, куда делась Галя, это и без того было ясно – либо в отдельную палату, либо в морг. Он только взглянул на новенькую: совсем маленькая девчушка, лет семи, лежит и смотрит на них испуганными глазищами.

– А где остальные соседки?

– На процедурах.

Роман вынул из своей сумки кружку с Медным всадником на боку и коробку шоколадных конфет под названием «Летний сад», с золотым осенним Летним садом на верхней крышке – соответственно названию.

– Это вот тебе подарки из Ленинграда.

– Ой, спасибо! – Юля прижала подарки к груди. – Какая красивая кружка, а коробка какая! Я буду пить теперь только из этой кружки.

– И есть конфеты только из этой коробки! – засмеялся Роман. И добавил шепотом: – Давай угостим твою маленькую тезку.

– Конечно! Ты отнеси ей. Только первую конфетку я сама съем!

– Ну разумеется, я же для тебя вез.

Юля выбрала конфету в золотой обертке и стала аккуратно ее разворачивать, а Роман взял коробку и пошел угощать Юлю-маленькую…

– Здравствуйте, Юля. Меня зовут Роман, я друг вашей соседки Юли и часто буду приходить к вам в палату. Не возражаете?

– Не-а, не возражаю!

– А могу я вам предложить вкусную шоколадную конфету? Я их из Ленинграда привез. Видите – это Летний сад на крышке, очень знаменитое место в Ленинграде.

– Красиво.

– Надеюсь, что будет и вкусно. Не стесняйтесь и угощайтесь! – И он шикарным жестом раскрыл коробку. Юля-маленькая и не думала стесняться: глаза у нее заблестели и забегали, выбирая.

– А можно эту? И эту? И еще вот эту?

– Можно. Это ведь Юля вас угощает, а она у нас добрая.

– Спасибо! – И девочка загребла целую горсть конфет. Настроение у нее заметно улучшилось.

Роман вернулся к Юле. Та улыбалась, уже сидя в кровати. Он протянул коробку, и она тотчас взяла еще одну конфету – первую она уже успела съесть.

– А ты сам-то попробуй!

– И я попробую. М-м, а действительно вкусно! Спасибо, девочки Юли!

– Да за что нам-то спасибо? Это же ты привез конфеты.

– А вы могли мне и не оставить!

Обе Юли засмеялись и снова принялись жевать.

– Юля, а на дворе, между прочим, чудесная погода.

– А почему тогда ты все время покашливаешь?

– Это я в поезде простыл: сама понимаешь, там были сквозняки и духота – самое простудное сочетание. Знаешь что? А при простуде, между прочим, как раз полезен свежий воздух. Что ты думаешь о том, чтобы пойти на прогулку в сад?

– Ромашка, я не смогу – мне же не спуститься по лестнице!

– На лифте спустимся.

– И хожу я еще плохо!

– А мы поедем.

– Как это – «поедем»? На чем?

– Сейчас увидишь! Я пока выйду, а ты надень-ка вот это все – И он выложил на Юлину постель куртку, лыжный костюм и носки, а сам вышел за дверь. За дверью стояла большая и удобная инвалидная коляска. Роман подождал минут десять, потом постучал, приоткрыл дверь и спросил:

– Уже можно подавать карету, ваша светлость?

– Мо-о-жно! – с ожиданием в голосе протянула Юля, и он распахнул дверь и торжественно вкатил коляску.

– Прошу!

Юля ахнула, а Юля-маленькая засмеялась и захлопала в ладоши.

И они поехали в сад. За те дни, что они пропустили, в саду, как это бывает только в начале лета, произошли большие изменения. Листва деревьев и кустов уже полностью обрела форму по роду своему, хотя и не величину, и молоденькие листочки на солнце казались стеклянными. На клумбе перед входом вовсю полыхали желтые и красные тюльпаны, на газонах расцвели примулы и маргаритки, готовился к цветению их любимый каштан. Под кустами шмыгали дрозды, по всему саду тенькали синицы, за высокой стеной позвякивал проходивший по улице трамвай, но им казалось, что в саду царит теплая солнечная тишина.

У кирпичной стены стояла их любимая замшелая скамья: скамейки вокруг клумбы с тюльпанами у входа в институт уже давно покрасили в зеленый цвет, а про эту, видно, забыли. Рядом росла невысокая черемуха деревцем, ствол у нее был кривоватый, с наростами, а крона была прозрачной, кружевной и казалась совсем молоденькой, и цветов на ней было немного. А может, их уже успели оборвать…

– Расскажи мне про поездку в Ленинград. Со всеми подробностями! – попросила Юля.

– С какими подробностями?

– Ну вот, например, что ты видел в окошке пока ехал?

– Да ничего не видел, Юлечка, я же ехал ночным поездом туда и обратно! А вот днем я зашел в церковь и там видел удивительную икону Божьей Матери: на руках у Нее маленький Иисус, а рядом стоит еще какой-то мальчик постарше. Я хотел спросить у церковных бабушек, кто это, но их не было поблизости, и я просто поставил свечку и помолился за тебя и за всех детей.