Она не отвечала.

– Ты разве не слышишь, Гвендолин? – крикнул он. – Положи наконец эту глупую карточку.

«А что за походка, – думала Гвинни, – и фигура!»

– Она такого же роста, как и ты, Тэкс, – прошептала она.

– По мне, она может быть и двумя головами выше! – крикнул он, – Не слы…

Она посмотрела на него:

– Я слышала, – простонала она. – Ты говорил с папой. О тебе и обо мне, очень серьёзно!

– Да, совершенно откровенно, глядя прямо в глаза, как мужчина с мужчиной.

– Так, – протянула она, – как мужчина с мужчиной? Это, должно быть, очень скучно. Дай, пожалуйста, зеркальце, Тэкс.

– Гвендолин, – пытался он снова, – я хотел бы тебя просить…

Но она оборвала его.

– Дай зеркало, Тэкс, слышишь?

Он подал ей ручное зеркало. Она снова накрасила себе щеки.

– Скажи, Тэкс, только совершенно искренно, находишь ли ты меня очень красивой? Есть недостатки?

Он повернулся на кровати кругом и нетерпеливо щёлкнул языком:

– Тса… Конечно, ты очень красива! – А недостатки? – настаивала она. – Я хочу знать, какие ты находишь во мне недостатки. Никаких? Что надо бы исправить?

– Кое-что, – воскликнул он храбро. – Конечно, я бы всюду кое-что подправил. Ты слишком тонка, Гвендолин. На шее выступают кости. Твои руки – ручки. Ты должна больше есть. От льда ни один человек не поправился, точно так же, как и от сосания пальца. А затем, твоя грудь и спина…

– Чего ты только не скажешь, – смеялась она. – Так ты и там уже смотрел?

– Конечно, – подтвердил он. – При плавании. Тебе бы, в самом деле, следовало бы немного пополнеть, Гвендолин.

– Быть может, ты и прав, – согласилась она. – Сколько, думаешь ты, я должна прибавить?

Он думал, колебался.

– В фунтах я не могу точно сказать. Но грудь, знаешь, вероятно, красива, если заполняет всю ладонь. Не твою, а мою, может быть, даже немного больше. А сзади, ну… вот так…

Он описал в воздухе обеими руками дугу.

Они не шутили, а совершенно обстоятельно обсуждали все эти вопросы.

– Возможно, что ты прав, – заключила она. – Я думаю, Эндри, конечно, значительно полнее.

Она отложила зеркало и снова взяла фотографию.

– Вот видишь, – торжествующе сказал он, – бери с неё пример. – Он продолжал. – Итак, я говорил с твоим отцом, глядя ему прямо в глаза. Он совершенно согласен, ему это подходит: и чем скорее, тем лучше…

Она не отводила глаз от карточки.

– Что ему подходит? – спросила она безучастно.

– Свадьба! – крикнул он. – Мы согласились предоставить решение тебе. Решай, пожалуйста, Гвендолин, лучше всего – сейчас же. Для меня это очень важно, а для твоего отца – ещё более. Ты доставишь ему этим огромную радость. Он так буквально и сказал. Сделай ему удовольствие – он этого действительно заслуживает. В конце концов, твоя мать умерла, и он – единственный родитель, который у тебя имеется.

– Ах, – вздохнула она, – об этом я ещё и не подумала. Я всегда верила, что у меня их дюжина.

Тэкс наморщил лоб.

– Ты всегда смеёшься надо мной! – воскликнул он недовольно. – Ты отлично знаешь, что я этим хотел сказать. Пожалуйста, ответь мне: да.

Она протянула:

– Не думаешь ли ты, что я должна стать немного толще?

– Нет, – решил он, – это вовсе не необходимо. Я уж тебя подкормлю.

– Да, – сказала она, – и тогда ты захочешь меня обнимать. А ты знаешь, Тэкс, что я не могу этого переносить.

– Господи Иисусе! – вскричал он. – Это же пройдёт! Позволь мне сначала немного, совсем легко поласкать тебя – ты увидишь, как ты скоро к этому привыкнешь!

– Ты так думаешь Тэкс? – ответила она. – Но ведь ты вот не хочешь, чтобы я ела лёд и говорила: увы!

В полном отчаянии он крикнул:

– По-моему, ты можешь день и ночь только то и делать, что стонать «увы», сосать кусочки льда и обсасывать свой палец!

Затем он взял себя в руки. Голос его прозвучал нежно и деликатно:

– Скажи «да», Гвендолин! Ты ведь мне сама сказала, что я нравлюсь тебе больше всех других из молодёжи, которую ты знаешь.

Гвинни подтвердила:

– Да, Тэкс, ты нравишься мне больше всех. Именно потому, что ты глуп, я переношу тебя. А ты даже не догадываешься, как невероятно туп ты иногда бываешь. Поэтому мне хочется тебе обещать: если я когда-либо выйду замуж за мужчину, то он будет носить имя Тэкса Дэргема.

– Хорошо, – воскликнул он, – очень хорошо, но скажи же мне, когда…

Она резко перебила его:

– Вовсе не «когда», Тэкс! Довольно уже этих глупостей. Ты никогда больше не заговоришь со мной об этом, пока я тебе не разрешу. Слышишь: никогда больше ни единого слова! Надеюсь, ясно? И ты меня вполне понял?

Он ничего не понимал. Совершенно оробевший, он поник головой и прошептал:

– Да, как хочешь, Гвендолин.

Она легко пошлёпала его по руке, почти с нежностью:

– Вот так хорошо, мой мальчик. А теперь ты можешь идти.

Он тотчас же повиновался и встал.

– Подожди ещё, Тэкс, – остановила его она. – Можешь ты протелефонировать по моей просьбе? Вызови… – Она подумала: – Вызови Спринг, 6688. Спроси мисс Войланд. Скажи ей, что ты видел её карточку и нашёл её чрезвычайно красивой…

– Но я же ей не представлен, – возразил он.

– Делай, что я говорю! – воскликнула она.

Он повиновался, взял трубку телефона, стоявшего на ночном столике, вызвал указанный номер. Ему ответил мужской голос. Дэргем спросил мисс Войланд.

– Что? – крикнул он. – Не здесь, говорите вы? Выехала?

Гвинни подскочила на кровати и вырвала у него из рук трубку.

– Здесь Гвинни Брискоу, – крикнула она возбуждённо. – Эндри, мисс Войланд, съехала? Когда же? Где она?

– Благодарю вас. В «Plaza». Благодарю, очень благодарю!

Она выпустила трубку и повалилась на подушки. Её снова охватила жгучая боль: она выгнулась, скрючилась.

Дэргем поудил в миске, нашёл последний кусочек льда, всунул его ей в рот. Понемногу она успокоилась.

– Лучше тебе? – спрашивал он.

Она кивнула головой и искала что-то взглядом.

– Где твои цветы? Принеси их сюда!

Он сделал это, подал ей.

Она не взяла цветы.

– Орхидеи! – вздохнула она. – Я их не люблю. Любит ли Эндри? – Она продолжала громче: – Ты должен сейчас же поехать в «Plaza». Передай цветы для мисс Войланд.

– Но, Гвендолин, – протестовал он, – я ведь их для тебя…

Она тряхнула головой:

– Тэкс, Тэкс! И всегда ты должен противоречить! Разве не можешь ты когда-нибудь сделать немедленно, что тебе говорят?

Он собрался идти. Когда он уже был в дверях, она снова окликнула его:

– Позови сестру, здесь нет больше льда, – увы!

Она лежала тихо, как красивая кукла из раскрашенной слоновой кости. Медленно выползла левая рука из подушек, и большой палец очутился у красных губ.

Эти цветы Эндри Войланд и нашла в своей комнате, когда поздно вечером пришла в отель. После своего визита в Централ-Трест, она поехала в Коламбия-Серкль и хотела пройти в «Plaza» парком через 59-ю улицу. Почувствовав себя нервной и беспокойной, Эндри взяла такси и проехала в Эбби Инн. Там она отпустила автомобиль, зашла в кафе и выпила чаю. Хотела собраться с мыслями, все обдумать, но её мысли разбегались, испарялись в тумане. Расплатившись, она пошла по шоссе назад в Нью-Йорк, надеясь по дороге взять такси. Но не нашла ни одного.

Ей пришлось идти пешком. Она устала. Непривычная свежесть октябрьского воздуха охватила её и вызвала головную боль. Она окликала каждый автомобиль, ехавший в город, но большинство были переполнены, ни один не остановился.

Ей стало обидно: более пяти лет она в этой стране и ни разу не имела собственного автомобиля.

Наконец какой-то автомобиль остановился. Изнутри слышались смех и шум.

– Возьмите меня с собой, – крикнула она.

– Куда? – спросил человек у руля.

– «Plaza», – ответила она.

– Хорошо, в «Plaza», – засмеялся он добродушно. – Всегда хорошо, если экипаж полон.