Я почувствовал чью-то руку на своем плече. Это была Елена.

– Что-то случилось? – спросила она. А я и не заметил, что сижу на земле рядом с этим бездыханным тело.

Я молча протянул фотографию Елене. Дженни стояла рядом. Елена покрутила фотографию. Поджала губы и вернула ее мне.

– Эрик, люди смертны. Он бы все равно когда-нибудь умер.

Как жестоко она это сказала. Я поднялся, положил фотографию ему в нагрудный карман.

– Прости меня, – слова превратились в невнятный шепот. « Прости» – разве это что-нибудь изменит.

Я ушел. Девочки справятся без меня. Сегодня я больше не мог видеть смертей. Смерть – какое ужасное слово. Каждый проживает свою жизнь от начала и до конца, но где будет этот конец неизвестно. Когда это существо в черном балахоне придет, чтобы оборвать нить нашей жизни – неизвестно. Мы только знаем, что оно придет, и страшимся этого. Но почему не понятно, ведь умереть самому, значит, просто уснуть, забыться, это не страшно. Спросите меня, что тогда страшно? Я скажу, страшно терять близких тебе людей, видеть, как из их тел уходит жизнь и беспомощно стоять рядом, а потом остаться совершенно одному, в пустоте холоде и темноте. Вот что страшно…

Я вздохнул холодный воздух. Волной на меня нахлынул аромат свежих, цветочно-цитрусовых духов, запах фруктового шампуня и сладкой человеческой крови. Глаза невольно открылись. Свет тусклых ночных фонарей освещал тоненький силуэт. Мне на встречу шла девушка. Она шла, обнимая сама себя, наверное, пыталась согреться, погода сегодня не из лучших. У нее были длинные темные волосы. На ней была одета коричневая короткая куртка.

Интересно как ее родители отпустили эту девочку так поздно. Ей, наверное, лет семнадцать– восемнадцать не больше. Ну… я бы не отпустил, тем более в такое опасное место как заброшенный склад. Она уже прошла мимо меня, но тут я услышал ее голос, красивый и мягкий.

– Извините…– Это она мне? Я обернулся.

-Вы не подскажете, как мне выйти к дороге?

Мне вдруг стало смешно. Ее жизнь сейчас в моих руках. Я могу отправить ее к Елене с Дженни. Так я, наверное, и сделаю. Я указал ей дорогу к месту, где они охотились.

– Спасибо, – она подняла на меня глаза.

Я никогда не видел столько боли. На темных ресницах застыли слезы. Через меня прошелся какой-то импульс, через мозг, немного задержался в сердце и направился к конечностям. Она пошла по той дороге, которую я ей указал, ничего не подозревая. Какое же я чудовище!

– Хотя нет, лучше пойти в другую сторону. Этот путь длиннее, зато безопаснее…

И ушел, предоставив ей выбор. Представляю, в каком замешательстве я ее оставил…

Я вернулся домой, зашел в свою комнату, благодаря Дженни здесь сегодня было очень убрано. В доме было очень тихо, даже слишком тихо. Ненавижу тишину! Не знаю, сколько времени так прошло, час ила два, но эту тишину, наконец, нарушил хлопок дверью.

– Дженни?

– А кого ты хотел увидеть?

– Как дела? Нашли кого-нибудь?

– Да, девчонку какую-то.

Девочку! Черт! Нет!.. Да, что это со мной сегодня?

– В коричневой куртке?

– Кажется да. А что?

– Да так.

Как жаль, что она сделала не правильный выбор.

– Как жаль,– прошептал я.

Дженни естественно услышала. Она подошла и села не подлокотник кресла. Её руки опустились мне на плечи.

– Что с тобой? – спросила Дженни. У нее был приятный, почти детский голос.

– А что со мной – я пытался перевести разговор в шутку. Но было одно препятствие – изумрудно-зеленые глаза, и застывшие на ресницах слезы в моем воображении из-за которых мой голос дрогнул.

– Выглядишь не очень, может вырубить тебя на пару часов.

– Нет, не стоит.

Дженни глубоко вздохнула: – Как хочешь…

Она встала и пошла в свою комнату. В этом году она не пошла в школу. А я числился в экономическом институте, на свободном посещении. И появлялся я там очень редко. А смысл туда ходить, я его уже заканчивал раза три. Это нужно было для отвода глаз, чтобы смертные ничего не заподозрили. Они ведь такие любопытные…

Почему мне так грустно? Почему я до сих пор вижу эти глаза?.. Хотя я думал, что буду видеть эту маленькую кудрявую девочку.

Я взял скрипку и начал играть. Но, как на зло, порвалась струна. Надо будет завтра сходить в магазин. А сейчас чем заняться? Как жаль, что я не могу спать. Значит, есть только один выход…

Комната Дженни была очень светлой, вся в розовых тонах, полная противоположность моей. У меня еще при жизни любимый цвет был черный.

У Дженни в руках был карандаш и блокнот. Она пишет стихи, но читать дает только Елене и, то только благодаря ее дару. Рядом лежал ее любимый мишка. Ей его подарил папа.

– Дженни выруби меня, пожалуйста.

– Может, скажешь, что случилось.

– Скажу, наверное, когда очнусь.

Она встала на колени на кровати. Улыбнувшись, она закусила губу и положила мне руку на плечо.

– Спи…

И меня настиг глубокий, густой, непроглядный мрак. Это было похоже на сон, только ничего не чувствуешь, не слышишь и не ощущаешь…

* * *

Очнулся я на полу, на мягком ковре в комнате Дженни. Что-то очень сильно гудело – фен.

– Неужели нельзя было положить на кровать? – возмутился я.

На что Дженни лишь тихонько рассмеялась. Я поднялся и посмотрел в окно. Было уже светло. Небо затянуто серыми низкими тучами.

– Есть планы на сегодня? – спросила Дженни.

– Ну, надо поехать в магазин купить струны. Я последние вчера порвал.

Дверь ванны открылась. Джен была одета во все черное. Эти вещи очень сильно контрастировали с ее бледной кожей и светло-золотистыми локонами волос…

– Можешь отвезти меня к родителям.

Она имела в виду на кладбище. Сегодня 2 марта – День рождения ее матери. Как я мог забыть? Я знал, что Дженни ненавидит некоторых вампиров из клана. Тех, которые убивали ее родителей. Но ради меня она всегда держалась. Если она сорвется, мне тоже достанется…

– Да конечно!

Я надеюсь, она не будет плакать сегодня. Я не могу видеть ее кровавые слезы. Это невыносимо. Мое сердце разрывается на куски, в нем как будто ковыряются железными прутьями…

Наш с Дженни дом был загородом. Там где много свежего воздуха и мало людей. Дорога туда пролегала через густой лес. Наш город вообще со всех сторон был покрыт лесами, сейчас они были голыми, но придет время и они снова зашелестят свежими листочками всех оттенков зеленого. Тогда и солнце окончательно захватит власть у туч, и выходить придется реже…

Джен расположилась на заднем сидении с огромным букетом желтых роз. Такие любила ее мама. Роза – чудесное творение природы, такое красивое, нежное, но такое беспощадное и жестокое…

Ехали мы молча. Дженни смотрела в окно пустым, невидящим взглядом. Наверное, ее одолевают воспоминания. Нет, сегодня она точно будет плакать. Может, остаться в машине, чтобы не видеть этого?

Но она позвала меня: – Эрик ты пойдешь со мной?– Я не мог отказать

Начал собираться туман. Один я бы точно потерялся среди этих мемориальных плит и крестов, но Джен нашла бы дорогу даже с закрытыми глазами.

Я остановился немного, не доходя до могилы ее родителей. Она подошла ближе и упала на колени. Черт! Черт! Не хочу это видеть!

– Здравствуй мамочка, – и слышать тоже не хочу. Сколько должно пройти времени, чтобы ее рана зажила. Уже и так прошло пять лет.

Я перевел взгляд на соседнюю могилу. Юлия и Александр Астафьевы. Они тоже умерли в один день, восемь месяцев назад. Я посмотрел на фотографию женщины, она мне кого-то напоминает… Девушка, которую я видел вчера. А что если это ее родители, и в следующий раз она тоже будет лежать здесь. Все! Все! Не хочу об этом думать

Дженни рыдала. Я подошел к ней и обнял

– Черт, я испачкала твою рубашку, – сказала она сквозь слезы.

– Ничего, – я гладил ее по волосам.

Надо поскорее уводить ее, пока плачь не перешел в истерику.

– Все Джен, пошли отсюда.

Она кивнула…