— Братство Клоунов, — сказала Корби, холодея от ужаса. — Но, мама! Я же просила никому не рассказывать! — Корби поняла, что случилось худшее из того, Что могло случиться.
Как только клоуны удалились, Корби с колотящимся сердцем выбралась из лодки и со всех ног помчалась в каюту своих родителей, которая в тот момент казалась ей самым безопасным местом на свете. Корби не собиралась ничего рассказывать, но маме достаточно было одного взгляда на ее мертвенно-бледное лицо и дрожащие руки, чтобы понять — что-то стряслось. И Корби пришлось ей все рассказать.
— Но ведь теперь они знают, что я подслушивала!
— Ну, об этом нечего волноваться, дорогая, — ласково сказала мама, — потому что, как эти забавные джентльмены объяснили Жон-Жолиону, то, что ты слышала, было обычной репетицией. Какой-то новый номер, над которым они работают. Они наверняка от души посмеялись, услыхав о твоих подозрениях. Так что, как видишь, все в порядке. — Мама повернулась к Корби. Подняв свои волосы, она закрутила их на макушке. — Наверх? — спросила она. — Или вниз? — Она отпустила волосы, и они рассыпались по плечам.
— Думаю, вниз, — сказала несчастная Корби. — Да, определенно вниз.
Миссис Флад ласково улыбнулась.
— Спасибо, милая, сказала она, поднимая волосы и завязывая их узлом на макушке. — И кстати, раз уж ты здесь, может, попробуешь убедить своего отца подняться с постели и поужинать с нами сегодня вечером. Похоже, на мои слова он вообще не обращает внимания. В конце концов, мы должны научиться во всем находить хорошее и стараться не падать духом!
Когда Братство Клоунов идет по твоему следу, довольно трудно не упасть духом. Но Корби должна была подумать и об отце.
— Я постараюсь, — произнесла Корби со слабой улыбкой, — но вряд ли из этого что-нибудь выйдет. После своего разочарования папа, похоже, не слушает никого из нас.
— Ну ты уж постарайся, будь хорошей девочкой, — бодрым голосом произнесла миссис Флад.
Уинтроп Флад был одним из наиболее выдающихся инженеров своего времени, прославившийся тем, что построил некоторые из самых знаменитых в мире мостов — мостов, которые Корби видела в большом фотоальбоме, лежавшем на столе в кабинете отца.
Там был грандиозный восьмипролетный мост со стальными арками, пересекавший ущелье Теринаки, подвесной мост через пролив Макдональда, мост над Хутенанскими водопадами, Лафайеттский консольный мост через реку Хубли и знаменитый подъемный мост в Южном заливе, который поднимался так высоко, что даже самые большие корабли могли входить в Шадракский канал.
Его последним, самым крупным и наиболее впечатляющим проектом была переправа Тамберлейн-Маркса — серия взаимосвязанных мостов, соединяющих восточную и западную стороны дельты-Дандуна. С самого начала работе препятствовали москиты, кишмя кишащие в тамошней болотистой местности, и непредсказуемые течения. Многие предрекали, что работу закончить так и не удастся. Однако отец Корби был твердо настроен доказать, что они не правы, и завоевать титул величайшего в мире мостостроителя.
И ему бы это удалось — в этом Корби была убеждена, — если бы не одна крошечная, но крайне важная деталь под названием «эскалирующий нарезной Шкворень».
Обыкновенно Уинтроп Флад лично разрабатывал и контролировал изготовление каждого элемента, используемого в строительстве его мостов. Но как раз когда изготавливался эскалирующий нарезной шкворень, Корби заболела крупом (в то время ей был всего один год), и Уинтропу пришлось на несколько дней отвлечься от работы.
Семь лет спустя величественная переправа Тамберлейн-Маркса была готова к открытию. Бегума Дандуна, в лучшей из своих шляп, стояла, держа в руках ножницы из чистого золота, готовая разрезать розовую ленточку и объявить переправу открытой. Корби пришла туда вместе со всей семьей, и она до сих пор хорошо помнила, как в ту минуту гордилась своим отцом.
Тут это и случилось. Эскалируюгций нарезной шкворень оказался дефектным и не смог эскалировать.
Это было очень важно, хотя, не будучи столь блестящим инженером, как ее отец, Корби не смогла бы наверняка сказать почему. Но что она могла бы сказать наверняка, так это то, что дело плохо.
Переправа Тамберлейн-Маркса издала звук, какой издавала бы сирена пожарной машины, все глубже уходящей под воду, Затем взаимосвязанные мосты задрожали, словно стадо невидимых слонов устроило на них соревнования по прыжкам. Мосты зашатались и вздыбились. В следующую секунду раздался треск, и мосты начали разламываться пополам, один за другим, пока от переправы не остались одни лишь обломки.
Бегума отнеслась к произошедшему с полным пониманием, сказав, что никто не виноват, но Уинтроп Флад не мог не винить себя. С этого рокового дня он ни разу не взглянул на чертежи, не взял в руки карандаш и даже близко не подходил к инструментам. На самом деле он попросту слег. Со времени великого разочарования, постигшего его во время катастрофы, он лишь однажды поднимался с постели — чтобы взойти на борт парохода «Гармония» и отправиться домой в Высокую Бухту.
Мистер Флад объявил, что по прибытии домой он навсегда покончит со строительством мостов. Он больше не намерен ездить по свету со своей семьей, а вместо этого собирается пойти работать на фабрику своего зятя, Г. Г. Люскомба, и конструировать там зонтики. А его дети пойдут в школу, хотят они этого или нет.
Корби постучала в дверь спальни.
— Папа, — позвала она, ты не спишь?
— Оставь меня в покое! — послышался изнутри хриплый голос.
Корби решила пока не спрашивать у отца, что такое нюхательный табак.
— Как медведь с больной головой, — проворчала миссис Флад. Она повернулась к своей дочери. Пойди-ка приведи себя в порядок. Давай-ка, давай-ка! — сказала она настолько жизнерадостно, насколько это было возможно. Но Корби заметила, что у мамы в глазах блеснули слезы.
Подойдя к своей каюте, которую она делила с Сереной, Корби толкнула дверь и вошла. Каюта была маленькой по сравнению с роскошной каютой родителей, но все же Корби не уставала ею восхищаться. Это была одна из тех самоприбирающихся кают «Гармонии», которым удивлялись даже те, кого уже не могли удивить механические самоходные кресла на палубе.
В самоприбирающихся каютах все предметы — кровати, столы, буфеты, гардеробы, шкафы, книжные полки, стойки для обуви, лампы и вентиляторы, даже картины в рамах — ловко убирались, в результате чего каюта превращалась в пустую коробку. Самым интересным было нажимать кнопки на стене, что заставляло все это появляться и исчезать. Хотя Корби и находилась на борту «Гармонии» уже целых три недели, ей это пока еще не надоело.
Она протянула руку и нажала на ближайшую кнопку. Полностью заправленная кровать бесшумно опустилась к ней из стены. Довольная Корби села на кровать и потянулась, чтобы нажать кнопку прикроватного столика.
Бам!
Раздался громкий металлический звук, заметавшийся эхом по каюте, и кровать внезапно подпрыгнула, подбросив Корби в воздух.
— Аааа! — заорала она, осознав, что летит через комнату. — Ух! — вырвалось из нее, когда она врезалась в противоположную стену. При этом из стены выскочила маленькая ванна.
Тут же откуда-то сверху появился душ и обдал Корби сильной струей ледяной воды.
— Ай! — вскрикнула Корби и, отшатнувшись, споткнулась о раковину для мытья ног.
Из другой стенки внезапно выскочили сразу несколько предметов. Среди них была механическая зубная щетка, громко жужжащая и скребущая воздух, фен для волос, попеременно дующий горячим и холодным, и увеличивающее зеркало для бритья, то выезжающее из стены, то втягивающееся обратно на удлиняющемся кронштейне. В зеркале отразилось лицо Корби, на котором застыло ошеломленное выражение.