Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Виталин напряг память, чтобы вспомнить его лицо и не мог. Он вспоминал белые, мелкие, как у щуки, зубы или глаза, или профиль какой то звериный, острый, — но все лицо, вся фигура не давались памяти.

Елизавета подала ему второй стакан.

Когда он его допивал, в кухне послышались голоса, и в комнату вбежал Саша, а за ним Наталья Семеновна, оба веселые, радостные.

— Все сделала! — садясь против мужа в кофточке и шапке, заговорила Наталья Семеновна: — в мелочной отдала, в мясной, приставу. Теперь только за квартиру да Лизавете!

А Саша оперся на колена отца и, теребя его, говорил:

— На извозчике ездили! А мама мне шубу купит! Слышишь!..

Виталин смотрел на дорогие ему лица, теперь оживленные радостью, и все существо его наполнялось безмятежным счастьем.

Как-то не верилось даже.

Обыкновенно он просыпался с мыслью о деньгах, раздраженный, усталый и тотчас или торопился доставать их или садился за мольберт исполнять обычную, ненавистную работу. В такую пору его раздражали и звонкий смех Саши, и всякое движение жены.

А теперь? И при мысли о долгом и прочном спокойствии он радостно засмеялся.

— Знаешь что, Федя? — сказала весело Наталья Семеновна, — мы возьмем Сашу и поедем за покупками, а? А потом куда-нибудь пообедать? Хорошо?

Он кивнул ей и встал, подняв на руки Сашу.

— Кутить, значит? Идет! И они поехали.

Тратить деньги, не боясь передержать лишний целковый! Покупать нужные и ненужные вещи! Ходить из магазина в магазин, выбирать, торговаться, шутить и встречать всюду заискивающую внимательность приказчиков — это все новые своеобразные наслаждения, не испытанные ими доселе, — и они оба радовались, как дети.

В своих покупках они не забыли даже Лизаветы; пообедали в ресторане и вернулись домой счастливые и радостные.

У всех были обновки. Саша был наряжен, как кукла; сам Виталин оделся во все новое до сорочки.

Ярко горела лампа, весело трещали дрова в печке, приветливо шумел самовар, и Наталья Семеновна, пересматривая с Лизаветой покупки, при ее возгласах удивления, радостно взглядывала на мужа, и он чувствовал ее горячую любовь и благодарность.

Поздно вечером он поднялся.

Она вопросительно взглянула на него.

— Поеду опять! — сказал он, — дай денег!

— Ты сколько возьмешь? — спросила она с неясной тревогой.

— Пятьсот рублей! — ответил он и убежденно прибавил: — сегодня еще больше привезу.

Лицо ее осветилось, глаза вспыхнули.

— Сейчас! — и она пошла к комоду.

XI

Федор Павлович был удивлен и обрадован. В клубе, который он посещал всего второй раз, казалось все его узнали. Стоящие у вешалки наперерыв бросились помочь ему снять пальто, сидящий за кассою почтительно ему поклонился, и едва он вошел в зал, как несколько человек пошли ему навстречу, радостно улыбаясь и протягивая ему руки, словно долгожданному приятелю.

Какой-то армянин с бегающими глазками ухватил его руку и, дружески потрясая ее, воскликнул:

— Вот рад! Вот рад!

Огромный мужчина фамильярно взял его под руку и озабоченно спросил:

— Ну, как доехали? Благополучно? То-то! — И прибавил: — я, знаете, боялся, что вас куда-нибудь утащут. Хотел даже проведать вас…

— А! Федя! — раздался радостный крик, и Кострыгин выхватил его из рук неизвестного благожелателя и повлек по залам, громко говоря: — ну, посмотрю, как ты их сегодня! Как ты их! Помни, я в гривеннике!..

— Это что значит? Кострыгин рассмеялся.

— Ах ты, простота! Это значит, что я участвую с тобой в доле. Выиграл ты или проиграл, я беру или плачу гривенник с каждого твоего рубля. Десять процентов. Понял?

Виталин кивнул и они подошли к дверям игорной залы, окруженные, как свитой мелкими игроками.

Игра была уже в полном разгаре. Так же туманом стоял дым, сверкали огни, мелькали лица, в смешанном гуле слышался звон металла, но на Виталина все это уже не произвело вчерашнего впечатления.

Карточник торопливо подошел к нему и, поклонившись, сказал:

— Я уже для вас приготовил столик! Пожалуйте! Виталин, улыбаясь, пошел за ним в сопровождении Кострыгина и в то же время искал глазами вчерашнего советника.

У стола уже стояли остальные три партнера и карточник поспешно срывал с карт обертки.

— Пожалуйте! — он раскинул веером карты и остановился в отдалении.

Виталин взял карту, сел за стол и радостно закивал головою: вчерашний маклер, улыбаясь и кивая ему, пробирался через толпу, окружившую стол.

— Садитесь здесь! — сказал Виталин, указывая ему на стул подле себя.

— А вы опять? — вкрадчиво улыбаясь, спросил маклер.

— Вчера очень повезло…

— Новичкам всегда везет, — заметил один из партнеров.

— Как-то сегодня, хе-хе-хе! Снимите! — сказал другой и, взяв карты, кинул на середину стола деньги и сказал:

— В банке пятнадцать рублей. Игра началась.

И опять то же безумное счастье сопровождало игру Виталина. Едва дошла до него очередь, банк рос; он бил все карты, проигравшиеся игроки друг за другом отходили от стола, бормоча проклятия; их сменяли новые, ставки то уменьшались, то вдруг увеличивались, а Виталин все выигрывал и выигрывал.

Лицо его сияло торжеством победы, он звонко смеялся и вокруг его уже образовалась толпа обычных спутников «счастливцев».

Жадными глазами они смотрели на груду денег и льстивым смехом встречали каждую фразу, каждый жест Виталина.

Растолкав всех, к стулу Виталина протискался Кострыгин и с авторитетностью опытного игрока сказал ему:

— Брось! Довольно!

— Нет, я еще…

— А я говорю — брось! Я в гривеннике и имею свой голос! Брось, брось! — повторил он и вырвал из его рук карты.

Виталин взглянул на своего соседа-маклера. Тот пожал плечами.

— Можно и бросить! Что же…

Виталин встал, опять сгреб все деньги в салфетку и пошел в буфетный зал, в сопровождении Кострыгина и образовавшейся свиты.

— Это оттого, что я десять копеек примазал, — говорил Кострыгин, смеясь грубым, довольным смехом.

— Ну, и зачем вы это говорите! — воскликнул шедший рядом еврей, — им везет, как никому, а вы всегда проигрываете!

— Понятно, ему везет! Он молодец! — гортанным голосом заявил армянин и фамильярно похлопал Виталина по плечу.

Виталин смеялся бессмысленным счастливым смехом.

Кострыгин очистил стол, и они опять стали считать деньги, а стоящие вокруг, как голодные на мясо, смотрели на монеты и бумажки и вслух старались угадать сумму выигрыша.

— Рублей тысячи две!

— Больше! Смотри, одних сотенных двенадцать!

— Золота на две будет!

— Три тысячи четыреста сорок, — сказал Кострыгин: — моих триста сорок четыре! — и он отсчитал четыреста с мелочью и опустил в карман.

Виталин, смеясь, стал собирать деньги и рассовывать их по карманам.

— Ужинать и домой! — сказал он.

— Эй, человек! — развязно закричал Кострыгин, а к Виталину тотчас наклонились головы и послышались голоса.

— Я все время желал вам счастья! Дайте с выигрыша!

— На вашем банке шестьсот рублей проиграл. Дайте хоть двадцать рублей!

— Одолжите пятерочку…

Виталин охотно давал направо и налево.

— Попрошу тридцать рублей… до завтра, — хрипло произнес сухой, как щепка, отставной корнет в выцветшей синей куртке.

Черт вернулся на короткий срок в ад и рассказал о своем деле патрону. Тот сморщил харю.

— Ну, что тут такого? Мало ли игроков, пьяниц, развратников?..

— Тсс!.. — воскликнул черт. — Это особенный! Он талант! Он честный! Он трудолюбивый! Он семьянин! И все к… нам! Ха-ха-ха…

— Ну, он опомнится и хорошо посмеется над тобой — и все! За это аттестата не дадут…

— Дадут! Я знаю… Слушай! — вдруг перебил он себя и поднял кверху морду…

В это время Виталин, как и вчера, сидел перед женой на кровати и между ними на одеяле лежала груда денег.

— Вот опять почти три тысячи! — дрожащим от волнения голосом говорил он. — Теперь мы совсем богаты!

— Господи, даже не верится! — растерянно повторяла Наталья Семеновна, ворошила деньги и радостно, благодарно смотрела на мужа.

6
{"b":"172668","o":1}