Изабель хлопнула в ладоши.

— Отлично! Я выйду в противоположной стороне сада!

Самое главное, что при этом любопытные зеленые глаза не смогут наблюдать за ней сквозь стеклянные створки французских дверей. Ведь Изабель прямо-таки умерла бы от стыда, если бы Бронсон или кто-нибудь еще из гостей заметил, как она мчится по садовой дорожке вслед за Эриком!

— Мадемуазель?

— Нет, ничего, ничего, я сама. — Принцесса лучезарно улыбнулась кухарке. — Спасибо тебе, Оливия. Учти, если кто-то спросит, ты не видела меня сегодня утром.

— Как прикажете, мадемуазель.

Кладовая представляла собой огромное помещение без единого окошка, в котором на многочисленных глубоких стеллажах, высившихся до самого потолка, хранились дары последнего урожая. Где-то за этими забитыми всякой снедью полками пряталась дверь, ведущая в винный погреб. Пузатые банки с консервированными овощами и фруктами, всевозможными вареньями и желе соседствовали с другими, в которых хранились бельгийская морковка, малиновый уксус и корнишоны. Стеклянные бутыли с бледно-золотистым оливковым маслом высились рядом с гигантскими мешками, наполненными мукой или зимним луком.

Изабель толкнула дверь черного хода и вышла наконец в сад. Хотя октябрь был уже на исходе, немного кроваво-красных роз еще цвело на колючих полуосыпавшихся кустах, и их сладкий аромат смягчал резкий холодный воздух. На краю розовой плантации дорожка, по которой шла принцесса, разделялась надвое. Она остановилась, засмотревшись вдаль. Отсюда, если встать на цыпочки, можно было увидеть, как ведущая к замку дорога упирается в ворота. Солнце блестело на изящных изгибах знакомого красного «ламборгини», припаркованного на площадке, и уже при виде этой машины у Изабель перехватило дыхание, словно кто-то сильно толкнул ее в грудь.

Она замялась, и вдруг донесшийся издалека смех привлек ее внимание. Притаившись за густым кустом рододендрона, принцесса вглядывалась туда, где, слегка возвышаясь над старым садом, разбитым на пологом склоне горы, располагалась огромная смотровая площадка. Там явственно виднелись фигуры Джулианы и Эрика. Интересно, о чем это они могут разговаривать? Что заставляет Джулиану то и дело кивать головой и так радостно улыбаться? А Эрик выглядит весьма уверенно, хотя и немного нервничает. На нем сегодня черный свитер с высоким, под самое горло воротом, и оттого он кажется романтичным и прекрасным, точно сказочный рыцарь.

Эрик обладал той особой бледностью кожи, которую Изабель всегда ассоциировала с натурами артистическими — поэтами и художниками. Впрочем, ей было отлично известно: он вырос, что называется, в седле, а вовсе не в окружении книг и картин.

Эрик стоял, облокотившись на ограду и слегка склонив золотистую голову набок, а Джулиана о чем-то горячо говорила, и ветер прижал длинную прядь волос к ее щеке. Сестра была так серьезна, а Эрик... Милый Эрик! Он был не только серьезен, но и бесхитростен и так невыносимо прекрасен, что сердце Изабель чуть не растаяло от любви.

— А я знаю, что вы там делаете! — крикнула она, направляясь к ним. — И люблю вас за это, слышите?

Джулиана повернулась на голос. Ее точеное, точно драгоценная камея, личико дышало спокойствием и сияло радостью.

— О, я сомневаюсь, что ты так уж догадлива, Изабель. Младшая сестра поднялась на три ступеньки и подошла вплотную к Эрику.

— Не пытайтесь одурачить меня, мои дорогие. Ведь вы тут намечали мой день рождения, не правда ли?

Действительно, через две с половиной недели Изабель должно было исполниться двадцать лет, и она знала, что это событие непременно будут пышно праздновать. Принцесса взяла Эрика под руку и вкрадчиво продолжала шутливый допрос:

— Признавайтесь, что это будет, семейное торжество или милая вечеринка для тех, кому не старше двадцати пяти? — При этом Изабель нежно сжала руку Эрика. — Ну, что же вы замолчали? Ага, я знаю, должно быть, моя строгая старшая сестра рассказывала тебе о моих темных и ужасных тайнах.

— У Эрика есть несколько замечательных идей, — ответила Джулиана, мягко вступая в разговор, — но тебе не следует ничего знать — вплоть до десятого ноября.

— Ну и ну! Значит, вы и в самом деле замышляли какой-то сюрприз! — Запрокинув голову, Изабель весело рассмеялась. — Так я и знала! Джули, ты такая скрытная!

Эрик бросил взгляд в сторону зимнего сада.

— Кажется, за нами наблюдают. И притом с большим интересом.

Иэабель оглянулась через плечо. Так и есть. Бронсон, скрестив на груди свои сильные руки, с бесстыдным любопытством следил за происходящим.

— Да ну, не обращайте внимания, — беззаботно бросила младшая сестра. — Этот невыносимый мистер Бронсон только и умеет что совать свой нос в чужие дела. — Заметив, что ее грубость заставила сестру покраснеть, Изабель снова рассмеялась. — Ах, Джули! — Она поцеловала Джулиану в лоб. — Ну не будь ты такой недотрогой. Ведь мы тут все взрослые люди, не так ли? — Всерьез ощущая себя совершенно взрослой и очень умудренной, Изабель посмотрела Эрику в глаза. — Джули о нас все известно.

— Я так и догадался.

— Ты сердишься? — спросила принцесса и поцеловала его несколько раз в подбородок. — Но это же моя сестра. Я просто не могла скрыть от нее такую изумительную новость.

— Ну, не заставляй нашу милую девочку огорчаться, Эрик. — Тихий голос Джулианы звучал сладко и мелодично, словно весенний дождик. — Ты же знаешь, она совершенно не в состоянии долго хранить секреты.

Эрик встретился глазами с Джулианой, и Изабель нахмурилась, заметив взгляд, которым они обменялись.

— Что-нибудь не так? — спросила она.

Серьезное выражение лица Эрика тут же растворилось в милой улыбке, которую Изабель так хорошо знала и так любила.

— Дорогая девочка, — обратился он к ней, заключая принцессу в кольцо своих рук, — тебе не о чем волноваться.

Смех Джулианы слился с его смехом.

— О, она всегда была чересчур любопытна. Боюсь, нам даже не удастся подготовить сюрприз к дню ее рождения, ведь она на каждом шагу будет задавать нам вопросы!

Изабель тут же расслабилась, зарывшись лицом в мягкую шерсть свитера Эрика. «Ну и гусыня, — подумала она. — Успокойся, все совершенно замечательно!»

Мэксин никак не могла точно понять, что именно ее тревожит, но каким-то шестым чувством предвидела надвигающуюся беду. В прошлую ночь она почти совсем не спала. Каждый раз, едва сомкнув глаза, пожилая женщина снова и снова просыпалась и садилась в постели. Какой-то непонятный страх заставлял ее сердце бешено колотиться, и оно едва не выпрыгивало из груди. Она не знала точно того часа, когда гончие псы из преисподней примчатся из-за гор, но уже слышала топот их лап так же явственно, как слышала завывания дьявола в ту памятную ночь, когда погибла принцесса Соня.

О, как отчетливо она запомнила тот страшный вечер! То было шестнадцать лет назад, в первое полнолуние после осеннего равноденствия. На улице бесновался ветер, и дождь злобно хлестал землю.

— Вам не надо бы выходить из дому, мадам, — умоляла она Соню, одновременно помогая принцессе одеваться. — Сегодня ночью темные духи так и рыскают по земле.

Соня лишь рассмеялась своему отражению в треугольном трюмо и закрепила бриллиантовый гребень на высоко зачесанных волосах.

— Все-таки ты истинная ирландка, Мэксин. Но не беспокойся, этот маленький дождик мне не повредит.

Резкая вспышка драгоценных камней в полумраке комнаты заставила гувернантку вздрогнуть.

— Но меня беспокоит вовсе не дождь, — сказала она, поправляя локон, выбившийся из эффектной прически принцессы, — а нехорошие ощущения.

Соня снова рассмеялась, на сей раз немного хриплым смехом.

— Ах, избавь меня от своих ощущений. Мне о них все известно. — Она поднялась с низенького стульчика перед трюмо. Гибкая, грациозная, элегантная. Соня имела в жизни все, чего не дано было Мэксин: красоту, богатство и всеобщее обожание. — Кто бы обратил внимание на мои ощущения, — добавила она, — хотя бы для разнообразия.