Когда батарея начинает тренироваться в стрельбе с ПУАЗО, то выясняется, что этот прибор нагло врет. Боковое упреждение он выдает абсолютно правильное по величине, но противоположное по знаку. Расчет ПУАЗО обнаружил это случайно, и тут же встал вопрос: что делать? ПУАЗО – это прибор управления артиллерийским зенитным огнем, здоровенный зеленый ящик, набитый тонкой механикой и очень сложной электротехникой. С ним работает расчет аж из десяти человек. Этот прибор считывает данные со стереоскопического дальномера и двух визиров, а еще в него вводится куча всяких поправок, начиная от направления и скорости ветра и до отклонения плотности воздуха от расчетной. ПУАЗО решает задачу встречи снаряда с целью и выдает на орудия азимут, угол возвышения ствола и установку взрывателя. Стрелять без него, конечно, можно, но эффективность стрельбы в разы падает.

Костромитин побежал в штаб, но вернулся с пустыми руками, другого прибора на складе нет, и когда он поступит, было неизвестно. Командиры походили вокруг, но вскрыть прибор не рискнули, все опломбировано. В соответствии с теорией ошибок, если ошибка противоположная по знаку, то, скорее всего, где-то перепутали «плюс» и «минус». Одна маленькая ошибка, и целая батарея, считай, небоеспособна. На следующий день я подошел к командиру взвода управления, тот как раз стоял возле лживого ящика.

– Товарищ лейтенант, давайте вместе неисправность поищем.

Тот посмотрел на меня, сделал шаг вперед и решительно сорвал первую пломбу, я дернул за вторую. Целый день мы ползали по проводам этой смеси нескольких часовых механизмов с творением сумасшедшего электрика. Трижды все электрические цепи проверили, а прибор цинично продолжал врать. В запале я отошел от чертова ящика, так как опасался, что нервы сдадут и я просто тресну по нему кулаком посильнее, лейтенант продолжал ковыряться в схеме. Когда я вернулся к потрохам ПУАЗО, меня словно током ударило.

– Вот он!

Мой палец уперся в хитрый ролик, связанный со шкалой бокового упреждения. Его можно поставить так, как он стоит сейчас, а можно… Через десять минут прибор заработал как надо, а я заработал репутацию человека, способного разобраться даже в ПУАЗО. Прибор был выпущен в июне этого года, видимо, уже после начала войны. Рабочие, собиравшие его, поспешили, а военная приемка проморгала, и вот результат. Наконец-то приступаем к тренировкам по основному способу стрельбы. Моя задача – совмещать стрелки на принимающем приборе сначала грубой наводки, потом точной. Дело, в принципе, не сложное, главное не обращать внимания на кратковременные броски стрелок и плавно вращать маховик горизонтальной наводки, быстро переключая скорости, если есть необходимость.

С левой стороны орудия тем же самым занимается четвертый номер – Паша Акишев, белобрысый архангелогородец. Перед ним такой же прибор, только он совмещает угол подъема ствола. Пятый номер вставляет снаряд в устройство, похожее на мясорубку, нажимает на кнопку и на два оборота поворачивает рукоятку привода. Готово. Патрон передают второму номеру – заряжающему, и он с лязгом досылает его в казенник орудия. После этого орудие разряжают, и все повторяется сначала. Вся система большого ума не требует, только тренировки, что соответствует уровню образования большинства советских граждан. У нас в расчете больше семилетки ни у кого нет, а заряжающий с установщиком только начальную школу окончили. В расчете ПУАЗО и дальномера народ, конечно, более грамотный, даже студенты недоучившиеся есть, но и работа у них более умственная. Но все это работает только при основном способе стрельбы. Когда дело доходит до стрельбы по танкам или приближающейся пехоте, то здесь особые требования предъявляются к командиру орудия и наводчику. Все данные для стрельбы определяют они, и работать они должны в тесной связке. А какая связка у нас с Чмырей? Не дай бог до прямой наводки дойдет. Только теперь я понимаю, как нам повезло на Днепре. С неполным и абсолютно неподготовленным расчетом, без бронебойных снарядов… Мало нам фрицы всыпали, одним пробитым накатником отделались. Допустим, я – дилетант, но Костромитин-то кадровый командир, а туда же полез.

Ладно, что-то я отвлекся.

– По самолету над первым!

– Темп десять!

– Огонь!

Это тренируются расчеты ПУАЗО и дальномера, только в воздухе ни одного самолета нет, ни нашего, ни немецкого. А я плавно вращаю маховик привода и совмещаю стрелки. Сначала грубой наводки, потом точной. Тяжело в учении.

Хрясь, ш-ш-ших, хрясь, ш-ш-ших. Опять копаем. Лопата с трудом втыкается в суглинок. Не могли почву помягче выбрать. Хрясь, ш-ш-ших. На этот раз по полной программе – пять с половиной метров в диаметре и метр в глубину, огневая позиция орудия СЗА. Копают все, расчеты орудий, расчеты ПУАЗО и дальномера. Прибористам проще, объем земляных работ на человека у них в разы меньше. В расчете ПУАЗО одиннадцать морд, вместе с сержантом, а окопчик у них всего четыре на три, правда, в глубину полтора метра. Когда прибористы заканчивают, Костромитин восстанавливает справедливость и отправляет их на помощь орудийным расчетам. Копают все: Чмыря пытался отлынивать, осуществляя общее техническое руководство, но комбат загнал его ко всем в яму. Но и в яме толку от него немного, быстро выдыхается и норовит устроить перекур.

На новом месте мы обустраиваемся всерьез и надолго. Батарею вывели на южную окраину города, огневая позиция находится в двух километрах от железнодорожного узла, который мы должны прикрывать. Заодно прикрываем и железнодорожный мост через речку Свень. Немцы днем пока не летают, только ночью, да и то не каждую. Рядом с нами разворачивается прожекторная установка из Витебского батальона. А вчера в полк прибыли остатки отдельного артиллерийского дивизиона из армии, оборонявшей Могилев, этот город наши оставили три дня назад. Хрясь, ш-ш-ших, хрясь, ш-ш-ших.

Вся тяга батареи – это СТЗ Петровича. Он по одной таскает на позиции пушки, привозит приборы управления огнем и снаряды. Едва успели отгоризонтировать орудие на позиции, как к нам подъезжает трактор со снарядами.

– Принимай боезапас.

– Петрович, лучше бы ты пожрать привез, – приветствую я приятеля.

Между тем тракторист подходит к пушке и решительно начинает восстанавливать свои художества. Чмыря попытался что-то вякнуть, но Петрович пообещал ему вылить краску на бестолковую голову, если еще раз что-нибудь вякнет под руку. Поясняю расчету значение звездочек на стволе. Расчет одобрительно гудит, и мы начинаем разгружать снаряды.

– Заградительным!

– Заградительным! – дублирует команду Чмыря.

– Азимут пятнадцать десять!

– Азимут пятнадцать десять! – вопит наш командир.

Я кручу маховик горизонтальной наводки.

– Взрыватель девяносто четыре!

Чмыря старательно повторяет команду, но я бросаю установщику:

– На два меньше.

Номер нашего орудия – четыре, наш снаряд должен взорваться в самой нижней точке зоны заградительного огня, поэтому и взрыватель устанавливается на два меньше скомандованного комбатом.

– Угол возвышения семь десять!

– Угол возвышения семь десять! – опять включается наш ретранслятор.

На этот раз свой маховик вращает Паша.

– Шесть семьдесят, – напоминаю я ему.

– Помню, – откликается четвертый номер.

– Шкала три!

– Шкала три!

Уж лучше бы промолчал, я поворачиваю маховик на два оборота вправо. Лязгает затвор.

– Готово! – четырехкратным эхом проносится по батарее.

– Огонь! – командует Костромитин.

– Огонь! – дублируют команду сержанты.

Г-г-г-гах! Глушит расчеты батарейный залп.

– Откат нормальный! – докладывает третий номер.

Лязг затвора.

– Готово!

Я без чмыреного напоминания поворачиваю маховик на один оборот влево.

– Огонь!

Так и есть, опять забыл указать поправку, придурок. Вот так и стреляем. Батарея дает пять залпов и переносит огонь в следующую зону. Палим даже не в белый свет, а в черную ночь. Где-то над нами гудят немецкие бомбардировщики, но мы, оглохшие от выстрелов, их не слышим. И не видим. Шарящие по небу лучи прожекторов иногда захватывают крестик немецкого самолета, но пока специально выделенная батарея переносит огонь на подсвеченную цель, она успевает выскользнуть из луча в спасительную тьму. На моей памяти всего пару раз удавалось обстрелять попавшийся прожектористам самолет, но оба раза безрезультатно. Начальство утверждает, что мы кого-то все-таки сбили, но я в это не верю. Это они нам говорят для поддержания боевого духа.