— Так что же? — сказала она.

Марына сдалась:

— Конечно, я постараюсь.

— Вот как, постараетесь.

На сей раз Марына не ответила, не хотела отвечать.

— Одних стараний недостаточно, та chère. Привлекательность либо есть, либо ее нет. Я-то думала, вы, актриса, знаете все о подобных вещах. Не хотите же вы сказать, что актрисы вовсе не заслуживают своей любопытной репутации? Хоть чуточку? Ну и ну, — она обнажила свои беззубые десны, — разочаровали вы меня.

— Я не хочу вас разочаровывать, — горячо возразила Марына.

— Это хорошо! Но меня кое-что беспокоит. C'est sérieux. Trop sérieux peut-être[19]. Разумеется, Богдан слишком умен для того, чтобы пресмыкаться перед невежественными священниками, что-то бормочущими на варварской латыни. В отличие от Игнаци, у Богдана есть ум. У него задатки вольнодумца. Иначе бы он не выбрал вас. Но я все равно беспокоюсь за него. У него никогда не было романов, как у его брата или у других молодых людей его круга. А целомудрие, та fille[20], — один из великих пороков. Дожить до двадцати восьми лет и ничего не знать о женщинах! На вас лежит огромная ответственность. Это — единственный изъян, в котором я его упрекаю, но вы должны его исправить, если, конечно, он… — что объяснило бы загадку, ведь в театре есть такие мужчины, вы, должно быть, знаете, если он не…

— Он очень любит меня, — перебила Марына, охваченная внезапной тревогой. — И я люблю его.

— Я вижу, моя откровенность вам неприятна.

— Возможно. Но вы удостоили меня своим доверием. Вы бы не сказали всего этого, если бы не верили в то, что я люблю Богдана и намерена сделать все, чтобы стать ему хорошей женой.

— Прекрасно, mon enfant! Прелестная отговорка. Что ж, больше не буду приставать к вам с этим. Только пообещайте, что не бросите его, когда перестанете быть счастливы с ним — а это когда-нибудь да случится, ведь у вас беспокойный нрав, а он не из тех людей, которые знают, как всецело завладеть женщиной, — или когда вы влюбитесь в кого-нибудь другого.

— Обещаю, — серьезно сказала Марына. Она опустилась на колени и склонила голову.

Старая дама расхохоталась:

— А ну-ка, встаньте! Вы не на сцене. Понятно, что ваше обещание ничего не стоит, — она протянула костлявую ладонь и схватила ее за руку. — Но я все равно ловлю вас на слове.

— Grand-mére[21]! — В дверях стоял Богдан.

— Oui, mon garçon, entre[22]. С твоей невестой мы уже поговорили. Можешь забирать ее, и знай, что я вполне ею довольна. Возможно, она слишком хороша для тебя. Вы оба можете навещать меня раз в год, но rapelle-toi[23]: только когда твой брат будет в отъезде. Я напишу тебе, когда можно будет приехать.

Марына была в ярости оттого, что семья Богдана не считала ее достойной партией. Из-за того, что она вдова? Но не могли же они знать о том, что Генрих не имел права жениться на ней или что он еще не умер; когда его здоровье пошатнулось, он решил вернуться в Пруссию и пообещал (она надеялась, что искренне) больше никогда не вмешиваться в ее жизнь. Тогда, может, из-за того, что у нее ребенок? Но неужели у них хватило бы низости предположить, что покойный пан Заленжовский, ее муж, не был отцом Петра? Да нет же, был! Скорее всего, причина в том, что Игнаци осуждал страстное увлечение театром, которое его младший брат пронес через всю свою жизнь. Польщенная тем, что вдовствующая графиня Дембовска не разделяла семейного презрения к актрисам, Марына все же знала, что пока ее не признает старший брат, ее не признают и все остальные. Она полагала, что старая аристократка имеет некоторое влияние на Игнаци, но, возможно, на самом деле и не имеет или не желает им воспользоваться, так что Марына никогда больше ее не видела. Всякий раз, когда бабушка вызывала Богдана для ежегодного визита, у Марыны был самый разгар сезона в Варшаве или гастроли.

Они так и не признали ее. В конце концов она завоевала любовь незамужней сестры Богдана Изабелы, но неприязнь Игнаци с годами только росла, и Богдан разорвал всякие отношения с братом. Из гордости он даже хотел вычесть из своего дохода от различных семейных имений ту долю, которая причиталась от поместья, управляемого Игнаци. Но сейчас у Богдана не оставалось другого выхода, кроме как попросить о надлежащем ассигновании этой суммы. Он написал Игнаци, объясняя причину своего предстоящего приезда. Он упомянул о некоем капиталовложении. Превосходном капиталовложении. А у бабушки попросил разрешения нанести незапланированный визит. Марына сказала, что ей тоже хотелось бы с ней попрощаться.

Едва приехав и расположившись на постоялом дворе, Богдан и Марына взяли экипаж и отправились в помещичью усадьбу. Дворецкий сказал Богдану, что граф примет его через час у себя в кабинете и что графиня-вдова находится в библиотеке.

Она сидела в высоком, глубоком кресле, обвязанная множеством платков, и читала.

— Приехал, — сказала она Богдану. На ней был белый кружевной чепец, и на морщинистом, бугристом лице виднелись пятна румян. — Уж не знаю, рано ты или поздно. Наверное, поздно.

Богдан пробормотал:

— Я не думал, что…

— Впрочем, не слишком поздно.

Рядом с ней на низком столике стоял высокий бокал с чем-то белым и густым. Марына не могла понять, что это, пока ей с Богданом тоже не принесли по бокалу: то было разогретое пиво со сливками и кусочками мелко порезанного белого сыра.

— A votre santé, mes chers[24], — прошамкала старуха и поднесла бокал к запавшему рту. Потом, взглянув на Марыну, нахмурила брови.

— Вы в трауре?

— Мой брат… — и, вспомнив о склонности графини-вдовы к резким заявлениям, Марына прибавила: — Любимый брат.

— И сколько ему было лет? Наверное, он был очень молод.

— Нет, сорок восемь.

— Молодой!

— Мы знали, что Стефан тяжело болен и уже вряд ли поправится, но к этому никогда нельзя подготовиться…

— Ни к чему нельзя подготовиться. Ah oui[25]. Но смерть одного человека — это всегда избавление для другого. Вопреки расхожим суждениям, la vie est longue. Figurez-vous[26], я говорю не о себе. Она слишком длинна даже для тех, кого нельзя назвать долгожителем. Alors, mes enfants[27], — она смотрела только на Богдана, — вот что я должна вам сказать: мне нравится ваша безумная затея, çela vous convient[28]. Но позвольте спросить, зачем вам все это?

— Есть много причин, — ответил Богдан.

— Да, много, — подтвердила Марына.

— Я подозреваю, слишком много. Что ж, действительную причину вы узнаете sur la route[29]. — Внезапно она уронила голову на грудь, словно бы уснув или…

— Богдан, — прошептала Марына.

— Да! — Старуха раскрыла глаза. — Долголетие ничего не значит для людей, которые быстро расходуют восторг или мечты, когда впереди еще столько лет. Но начать все сначала — это другое дело. Это большая редкость. Если только, как обычно случается, вы не превратите новую жизнь в старую.

— Думаю, — сказал Богдан, — это маловероятно.

— А ты так и не поумнел, — сказала бабушка. — Какие книги ты сейчас читаешь?

— Практические, — ответил Богдан, — по животноводству, виноградарству, плотничьему делу, земледелию…

— Прискорбно.

— Он читает со мной поэзию, — вставила Марына. — Мы вместе читаем Шекспира.