Они начали спускаться. Лифт был совсем маленьким в этой узенькой часовне. На церковных хорах он делал вторую остановку, а дальше поднимался до комнатки, расположенной прямо под колоколами.

Он наслаждался близостью Энни, мог вдыхать аромат ее духов и тот особенный ее запах, который сводил его с ума.

Лифт миновал первый этаж и продолжал спускаться. Флетчер украдкой бросил взгляд на Энни, но она не обращала никакого внимания на контрольную панель. Взгляд ее был устремлен прямо на дверь, а мысли, видимо, блуждали за сотни миль отсюда. О чем это она, интересно, думает? И что причиной этому мягкому, мечтательному выражению лица?

Лифт остановился, двери раздвинулись, Энни устремилась наружу, но тут же остановилась, как вкопанная. Флетчер, шедший сразу за ней, с разгона налетел на нее. От близкого соприкосновения с упругим, теплым телом его обдало жаром.

— Это что-то не то, — пробормотала она.

— Похоже на подвал, — ответил он. — Наверное, нажала не ту кнопку.

— Я уверена, что нажала правильно.

— Ну тогда какая-то неисправность, — сказал он, принявшись возиться с контрольной панелью. Он потянул за проволочку, которую ослабил заранее, и верхний свет в кабине погас.

На Энни навалилось удушье. Она ринулась из лифта в подвал, но там тоже было темно.

— Свет! Включи свет! — крикнула она, и волна плотского желания нахлынула на Флетчера, уловившего в ее голосе нотку неподдельного ужаса.

— Он не включается, эти проклятые электрики что-то набузили при установке. — Он постукивал по контрольной панели, делая вид, что пытается исправить ее. — Вот черт, ничего не получается, — сказал он и последовал за Энни в башенный подвал.

Он знал, что помещение тут довольно тесное, еще недоделанное. Ничего, кроме бетонного пола и стен из цементных блоков. Здесь он легко мог припереть ее к стенке. Кричи не кричи, все равно отсюда ее никто не услышит.

— Вот черт, Джек, тут же должен быть свет. — В ее голосе проскакивали истерические нотки. — По крайней мере хоть фонарь-то у тебя есть?

— Нет, к сожалению.

— Я знаю, что это ребячество, но я боюсь темноты.

Флетчер ликовал: в ее голосе звучала паника.

— Тут где-то должна быть электрическая лампочка, — сказал он, двигаясь на ее голос. По правде сказать, лампочку он предусмотрительно вывернул заранее.

— Здесь должна быть еще и дверь, — сказала она, и он услышал, как она ощупывает стену в поисках выхода.

Может быть, нужно действовать. Сделать все прямо сейчас. Зачем чего-то ждать, что-то придумывать? Все так отлично складывается, Энни в его руках. И не нужно ловить момент. Сейчас он самый подходящий.

Он услышал, как она возится с чем-то, и вдруг луч света резанул ему по глазам. Проклятие! У нее оказался фонарик. Он не подумал об этом.

— А, вот ты где, — сказала она неуверенным тоном. — Я отыскала это у себя в сумке. Ну а теперь, где ж тут дверь на лестничную площадку? Вот она. Слава Богу, я нашла ее.

Его подмывало просто схватить ее и разом положить всему конец, но она оказалась слишком проворной. Едва обнаружив дверь, она бросилась к ней и распахнула ее настежь. Через мгновение она уже взбиралась по винтовой лестнице на первый этаж.

Вот черт! Он следовал за ней, чувствуя себя разгоряченным конем, которого осадили на полном скаку. Он догнал ее уже на выходе из часовни.

— Мне очень жаль, что так получилось, — выдавил он. — Я завтра первым же делом позабочусь, чтобы лифт отремонтировали. Давай-ка я тебя провожу, — сказал он, взяв ее за руку.

Она выдернула руку, побежала к машине, запрыгнула внутрь и, подняв из-под колес клубы пыли, вылетела со стоянки.

Вот так. Он не на шутку перепугал ее.

Замечательно!

Энни ехала домой, чувствуя себя совершенно разбитой, и то и дело поглядывала в зеркало заднего вида.

Лифт, безусловно, мог сломаться. Черт побери, в новостройках такое случается сплошь и рядом. Она понимала, что несправедливо подозревать человека только из-за того, что он тебе не нравится. Как несправедливо она относилась к тому же Мэту.

Джек Флетчер ничего плохого не сделал, даже пальцем до нее не дотронулся. А ужас, охвативший ее, когда погас свет, — ее застарелая болезнь; и ей было бы ничуть не легче, если бы с ней был в тот момент кто-то, кого она любит и кому доверяет.

Но тем не менее она не могла унять дрожи. В глубине души Энни была уверена, что еще легко отделалась.

Двадцать шестая глава

— Что это за место? — спросила Энни, когда Мэт свернул на длинную подъездную дорогу. Лил сильный дождь и стеклоочистители едва справлялись с работой. Мэт вел машину медленно и осторожно, вглядываясь сквозь ветровое стекло в дорогу.

Энни, сидя рядом с ним в «порше», залюбовалась грациозностью его, казалось, самых обычных движений. Вот он своими длинными ногами выжимает тормоз и сцепление. А вот его ладная рука, облаченная в черную шоферскую перчатку, привычно и ловко манипулирует рукоятью переключателя скоростей. И лицо у него в профиль такое спокойное, такое сосредоточенное, такое… ну, красивое.

«Да, похоже, я не на шутку в него втрескалась, — подумала она. — Подумать только, я похожа на влюбленную школьницу!»

— Моя вилла. Вообще-то она принадлежала Франческе. Это часть ее состояния.

Состояние теперь перешло к нему. Если бы Мэтью признали виновным в убийстве, он не смог бы его наследовать. Интересно, кто бы тогда был наследником?

— Мэт, а у Франчески было завещание?

— Я знаю, что это странно, не было. Я-то свое составил и много раз просил ее сделать то же самое. Даже устраивал ей встречи с адвокатом, но она отказалась. У нее было предубеждение против завещаний.

— Почему? — Потому что ее родители погибли в кораблекрушении через неделю после того, как составили свои завещания. Такое вот случайное совпадение. Но она была уверена, что завещания приносят несчастье, и даже отговаривала меня. Она боялась, что, подписав его, я скоро умру. — Он помолчал. — Обо всем этом говорилось на суде.

Она взглянула на него.

— Я не слишком пристально следила за процессом, — призналась она.

— И слава Богу. Если б ты знала, как ужасно сидеть в зале суда и выслушивать повествование о своей жизни, которое преподносят как правду совершенно незнакомым людям и которое имеет лишь отдаленную связь с действительностью.

— Мне кажется, правда — вещь тонкая и у каждого своя.

— Но обвинение даже не пыталось докопаться до правды, — с горечью сказал он. — Они были озабочены только тем, чтобы состряпать как можно более убедительную версию о том, что я — жестокий и бессердечный убийца. И они в этом вполне преуспели, нужно отдать им должное.

Он остановил машину перед каким-то темным сооружением. В окнах не было ни единого огонька, хотя по бокам здания горела пара прожекторов. Насколько она могла различить сквозь проливной дождь, оно казалось легким и воздушным, этакий неординарный, замечательный архитектурный образчик.

— У Франчески было большое состояние? — спросила она.

— Относительно среднего американского уровня довольно значительное, — ответил он. — Этот дом и земля чего-то стоят, и еще она обладала приличным капиталом, удачно вложенным в ценные бумаги, большую часть которого она унаследовала от родителей.

— Но я что-то не припомню, чтобы ее состояние активно обсуждалось во время процесса.

— Оно не обсуждалось просто потому, что ее личная собственность была ничтожной в сравнении с моей. Никому ни на минуту не пришло в голову, что я убил ее из-за денег.

— Да, они считали, что ты убил ее, чтобы предотвратить развод, в результате чего она бы получила половину твоих денег.

— Это точно. Мы были женаты двадцать лет — с самого основания «Пауэрдэйм». Мы не подписывали брачного контракта, и, таким образом, по законам о разделе имущества штата Калифорния она с полным основанием могла претендовать на половину моего состояния. На два миллиарда долларов, другими словами.