− Здесь живет вестарх Дамасо ди Топпе, − юноша тяжко вздыхает.
Конечно не по вестарху. И не по его вздорной кривляки-дочери. Вестарх женат вторым браком и молоденькая Гелла сводит с ума половину мужчин города. Среди вещей отнятых у Этана мерзкими клефтами, была книга, а в ней засушенный цветок, оброненной суп-ругой вестарха на прогулке. Юноша искренне полагал, обронен не случайно, а исключительно в знак хорошего к нему расположения.
Справа встают тяжелые колонны портика. Портик полукругом отступает от улицы, оставляя место для небольшой площади с фон-таном. Сам портик примыкает к дому. Статуи, эркеры, стрельчатые окна. Старина. Те, кто живут в доме белая кость империи.
− Севаст Фармюр, − пояснят Этан. - Его сыновья погибли, спасая императора.
Так говорят. На самом деле старший умер в походной палатке, захлебнувшись собственной блевотиной. В злопамятную ночь не-уемно заливал страх вином. Младший, сложил голову, пытаясь вырваться из окружения, бросив на произвол судьбы брата, преданную в его командование сотню, боевых товарищей, словом всех и императора в том числе. Тогда мало кто уцелел. Оруженосец старшего сына и слуга младшего не посмели сказать правду о последних минутах славных сыновей севаста. Им и так вчинили в вину, они оста-лись живы, а их киры погибли.
Больше всего Костаса поразил маленький аккуратный птичий домишко. Именно так он и подумал − птичий! Изящными пропор-циями и легкой крышей он напоминал скворечник. В таком доме должно приятно жить, проводя время в житейских заботах, каждо-дневных и привычных хлопотах, получая простые радости. А если доведется печалиться, то только тучке закрывшей солнце и затенив-шей садик-кроху.
Костас не удержался оглянутся на дом. Цветущая гортензия махала вслед своими ветками в кипени розовых цветов. Как воздуш-ный поцелуй ветер принес запах цветов. Сладкий с горчинкой.
− Вы очень хорошо бились..., − Этан помедлил с определением оружия. Больше всего оно напоминало ему протазан. − ... протаза-ном. Вы не могли бы дать мне несколько уроков?
− Нет, − отказал Костас.
− Я заплачу вам двойную цену мэтра Хорхе в школе мечного боя, − пообещал Этан с надеждой. Он уже видел завистливо вытяну-тые лица приятелей, когда он продемонстрирует им новое умение.
− Вопрос не в деньгах.
− Вы спешите?
− Опаздываю.
Костасу не нужен разговор. Неприятная непонятная слабость, постепенно охватывающая его, не располагала к беседам. Он обма-нул Этана желая прекратить его расспросы и уговоры.
Улиц уткнулась в круглую мощеную площадь. В центре постамент. На нем бронзовая хоругвь Создателя. Мера за веру! - взывает к Вседержителю буквенная вязь.
− Нам сюда, − Этан показывает на скромный дом, за глухой оградой из каменных блоков. На углу башенка-часовня. В окнах второго этажа свет, на третьем, на звоннице, встречающий рассвет карнах. При виде всадника он надсадно дует в свисток и что-то кричит вниз. Костас терпеливо ждет, пока откроют. В зарешеченном окошке воротной калитки мелькает встревоженное лицо прислуги.
− Святые небеса!
Вскрик предваряет звон замка, скрежет тяжелого засова, тягучий скрип распахивающихся воротин. Сразу за воротами их встречает высокий подтянутый мужчина облаченный в легкую бригандину. Жидкие пепельные волосы перехвачены кожаной повязкой. В этот час, как и обычно, фрайх Марк ди Вейн проводил фехтовальные поединки с торквесами. Клякса от чернил на плече (учебное ранение) говорит, ему попался способный ученик.
− Что произошло Этан? - спрашивает фрайх и не дожидаясь пока юноша спешится, перехватывает поводья у Костаса.
− Ничего особенного. Я попал в лапы к фонарщикам. Пять дней на воде рядом со свинарником, − бравировал молодой Этан, вы-павшими испытаниями. Если уж нечем гордится - позволил пленить себя каким-то босякам, то хоть выставить происшествие обыден-ной, ничего незначащей, мелочью.
− А что с вашим слугой? − фрайх покосился на Костаса.
− Бедняге Тигму проломили голову.
− А ваши вещи? Подарки кузену Брину?
− Все прахом кир Марк! Меня обобрали до нитки, − Этан со смешком похлопал себя по одежде. - Хорошо не раздели догола!
Вейн помог Этану спешиться, внимательно оглядел, вертя как куклу, и лишь потом обратился к Костасу.
− С кем имею честь разговаривать? - ни благородного ,,кира" ни простонародного ,,шена" он не употребил, затрудняясь опреде-лить к какому сословию собеседник принадлежит. А раз так, будет лучше вовсе обращение опустить, во избежание недоразумений.
− Не столь важно, − последовал ответ Костаса.
− Кир Вейн, этот человек спас меня, − вмешался в разговор Этан. − Вы бы видели, как он бился своим протазаном! Пятерых одного за другим! Вы говорили меч − император оружия! Его протазан первый соискатель на столь громкий титул! Я тому свидетель!
Речь юноши вызвала осуждение Вейна. Для мужчины избыток слов и чувств - слабость характера. Последствия предосудительного увлечения. Мальчик слишком много читает пустых книг. Оттого и выражается как какой-нибудь герой из баллад. Одни ахи восхищения.
− Мне пора, − отстранился Костас и поправил лямку заплечного мешка.
− Погодите, − остановил его Этан. - Я не могу вас отпустить просто так! Я обязан вам жизнью. Фрайх Вейн. Этот человек вырвал меня из лап фонарщиков. Он сражался за меня. Только благодаря нему, я здесь, цел и невредим. − Юноша виновато улыбнулся и по-трогал припухшие губы и ссадину над бровью. - Они грозились обменять меня по весу на золото!
− Смею ли предложить вам кров и стол дома Маггонов? - спросил Вейн, перебарывая в себе недовольство невежливостью спасите-ля Этана.
Позволить себя уговорить можно только в двух случаях. Либо желаешь, чтобы тебя уговорили, либо предложат нечто от чего не стоит отказываться.
− Пожалуй, соглашусь с последним доводом, − произнес Костас тихо.
Слабость все больше одолевала его. Так паршиво он себя не чувствовал сколько помнил. Разве что когда по ранению потерял почти треть крови. При малейшем движении стучит в висках, окружающее плывет и теряет четкость. Звуки слышатся как через ватные пробки. Ноги слабеют и подкашиваются.
Дом наполнился всеобщей суетой и беготней. Этана проводили в спальню и вызвали носокомия Косму осмотреть его. Рейнх храб-рился, отбрыкивался и отнекивался, дескать, пустяки. Кир Марк был не умолим. Юношу уложили в постель.
Носокомий, важный и степенный, со свойственной всем медикам несговорчивостью и тугоухостью к речам пациентов, произвел осмотр Этана. Рекомендации дал самые обыденные, какие дают не находя серьезных симптомов болезни. Покой, покой, и еще раз покой. Ничего острого, соленого, копченого, сладкого. Вино, разбавленное на две трети, пища пареная или вареная и никаких слышите! никаких треволнений, способных вызвать излияние черной желчи в кровь.
Костаса проводили в дом на половину слуг и предложили посетить с дороги мыльню, пока готовят стол. Он не возражал. В хорошо натопленном помещении, обшитым кедровой доской, стояли три здоровенных ушата с водой разной степени горячести. Костас разделся и с удовольствием полез в самую горячую воду. От едва терпимого обжигающего тепла перехватило дыхание. Он несколько раз быстро обмакнулся, приучая тело, затем погрузился по подбородок. Притерпевшись к температуре, принялся скоблить зудящую кожу куском пемзы, многократно мылиться и обмываться. Боль в пальцах притихла, пульсируя в самых кончиках фаланг в такт сердцу.
Его не торопили, не торопился и он. В разгар помывки пришла молоденькая служанка, принесла простынь обтереться.
− Не угодно ли чего? - опасливо спросила девушка, неуверенно поглядывая на Костаса.
− Ведро холодной воды, − попросил тот.
Девушка удивленно захлопала ресницами, но потом, подхватив ведро, убежала. Пусть просьба и не обычна, но все равно лучше исполнить её чем задирать подол. Даже перед спасителем молодого кира.
Отмывшись, отскоблившись до кожного скрипа, вылез из ушата, взял ведро с холодной водой (можно было и похолоднее!) и об-лился блаженно фыркая и мотая головой. Здорово!