— Хочешь, я приготовлю ужин?
Но Освальд покачал головой.
— Как только ты успокоишься и соберешься, я повезу тебя в ресторан. Как, кстати, ты себя чувствуешь? Ожог прошел?
— Да, — удивленно ответила она, пошевелив лопатками, и вспомнила, что до сих пор на ней лишь купальник и полотенце. — В ресторан? Это в рождественский-то вечер? Я думала, все закрыто.
— Это не совсем ресторан, это часть гостиничного комплекса. Будет традиционное меню, музыка, танцы...
Белинда ощущала зарождающуюся головную боль, да и настроение у нее было совсем не праздничное.
— Если не возражаешь, я останусь дома.
— Возражаю, — твердо ответил Освальд. — Тебе будет лучше, если ты проведешь время вне дома.
— Нет, — запротестовала Белинда. — У меня совершенно нет настроения, да и голова раскалывается.
Освальд вышел и сразу вернулся со стаканом воды и таблетками.
— Выпей, увидишь, все сразу пройдет. — И когда она покорно выпила, со странным блеском в глазах предложил: — Но если тебе хочется остаться, мы могли бы найти какие-нибудь консервы, а потом пораньше лечь спать.
Белинда невольно задрожала. Возможно, сейчас, пока она не разобралась в своих мыслях и чувствах, праздничная атмосфера ресторана действительно будет лучше, чем вечер, проведенный с Освальдом наедине. Она до сих пор не была уверена, что может доверять себе, а на людях больше шансов, что ей удастся держать себя в руках.
— Ну что, я выиграл? — наблюдая за ней, спросил Освальд.
— Выиграл, — устало ответила Белинда. — Если тебя, конечно, не смущает, что нас увидят вместе. Я, наверное, сейчас похожа на настоящее страшилище.
Он нежно провел пальцем по припухшим от слез векам, по нежной щеке.
— Не волнуйся, любовь моя. Ты, естественно, выглядишь расстроенной, но это легко поправить с помощью холодной воды.
Слова «любовь моя» потрясли ее. И Белинда страстно пожелала, чтобы все было по-другому, чтобы она действительно была его любовью.
Но он произнес эти слова небрежно, как привычное обращение. Нет, Освальд Фергюссон не имеет времени ни для любви, ни для настоящей привязанности. Им движет только похоть, сладострастие.
Она резко отступила назад, и он опустил руку.
Спустя полчаса они покинули домик и сели в машину. Белинда — в роскошном платье, что надевала в «Роял палас», Освальд — в темно-сером, сшитом на заказ шелковом костюме с галстуком.
Отель встретил их музыкой, смехом, разноцветными огоньками и веселыми криками гостей.
Освальд вышел из джипа, открыл дверцу и подал Белинде руку.
— Ты — само очарование, — восхищенно произнес он, глядя на ее грациозные движения, и повел к дверям.
Им навстречу уже спешил пожилой мужчина приятной наружности.
— Мистер Фергюссон, мисс Стэджерфорд, рад, что вы удостоили честью мое скромное заведение!
— Питер, как поживаете? — Мужчины обменялись сердечным рукопожатием.
— Спасибо, отлично. Знаете, к нам с женой на праздники наша молодежь приехала. Они услышали, что вы будете вечером, и обещали зайти поздороваться, как только вернутся из Бич-Холла... — Не переставая говорить, Питер провел их в зал и указал на столик. — Этот вас устроит? Или хотите поближе к эстраде?
— Нет, все отлично, спасибо, — заверил его Освальд.
— Ну, садитесь, сейчас пришлю официанта.
Действительно, официант появился почти немедленно с блюдом закусок и меню вин.
Освальд протянул его Белинде и сказал:
— Поскольку сегодня будет, естественно, гусь, то, думаю, самым уместным окажется кларет. Или ты предпочитаешь шампанское?
Но Белинда намеревалась оставаться в трезвом рассудке до возвращения домой и ответила:
— Выбери, что тебе нравится. Я буду пить только минеральную воду.
Он кивнул и сказал:
— В таком случае мы оба будем пить минеральную. Вашу фирменную, пожалуйста. — А когда официант удалился, спросил: — Как твоя голова? Все еще болит?
— Нет, — не задумываясь, ответила Белинда и тут же пожалела, увидев его ироническую усмешку.
— Значит, просто осторожничаешь?
Черт бы его побрал! Он читает ее мысли как открытую книгу.
Освальд встал и протянул руку.
— Раз голова не болит, не хочешь ли потанцевать?
Ей было страшно подумать о том, чтобы снова оказаться в его объятиях. Она знала, что сразу утратит остатки самоконтроля, но, не желая устраивать сцену, ответила:
— С удовольствием.
Они прошли на площадку и закачались под приятную, чуть грустную мелодию. Освальд прижал ее к себе, и Белинда на время забыла обо всем и только наслаждалась ощущением его близости. Музыка закончилась, он вежливо поклонился и провел ее к столику, все время посматривая по сторонам.
Им тут же подали традиционного фаршированного гуся и легкий салат. Пока официант расставлял тарелки, подошел второй и, наклонившись к Освальду, тихо произнес:
— Мистер Фергюссон, вам звонят. Не пройдете ли к стойке бара?
— Да, благодарю.
Он извинился перед Белиндой, еще раз оглянулся и удалился.
Она ковыряла вилкой в тарелке — аппетита не было ни малейшего. Да и какой тут аппетит, когда столько всего произошло, столько всего надо обдумать. Молодая женщина лениво поглядывала по сторонам, как вдруг заметила приближающуюся к ней знакомую фигуру.
Так вот кого Освальд искал глазами! Вот кого ждал! Гнусный обманщик, он сочинил всю свою историю от начала до конца!
— Надеюсь, ты не будешь возражать, что я подошла вот так запросто, — произнесла Саманта.
— Боюсь, ты разминулась с Освальдом, — холодно сообщила ей Белинда. — Его пригласили к телефону.
Но девушка покачала головой.
— Он думал, что будет лучше, если мы поговорим наедине, без него. Можно мне присесть? — Видя, что Белинда не отвечает, Саманта опустилась на свободный стул и быстро заговорила с выражением невыносимой грусти на лице: — Белинда, выслушай меня, пожалуйста. Я знаю, тебе не понравится то, что я скажу, но...
— Ты не должна ничего объяснять. Я и так все уже знаю.
— Знаешь? Но Джон уверял, что ты не в курсе, что ему удалось скрыть это от тебя. Слава Богу, чертовы газетчики так увлеклись намеками на мистера Фергюссона, что не раскопали...
