– Да мне, Вась, еще тут кое-что с коллегами обсудить надо, – отнекивалась Ленка.

– Твое дело не обсуждать, а снимать. Тоже мне публицист великий. Солженицын в юбке… Палыч, короче, мы с девушкой скоро вернемся, – пророкотал Василий, подмигнул «сицилийцу» и, схватив Ленку под руку, потащил к выходу.

Они сидели в кафе и болтали обо всем на свете. На какой-то миг Ленке показалось, что она и Васька снова в студенческом буфете журфака, спешно переписывают чей-то конспект. Неужели опять придется делить одну булочку на двоих, а кофе пить по очереди из граненого стакана? Но нет, обстановка была вполне приличной, в стиле хай-тек: белые стены, стеклянные столы, блестящие металлические поверхности. И еда очень вкусная, явно недиетическая, издававшая заманчивые ароматы. Эх, Аллы Матвеевны на них не было! Впрочем, и Васька нынче выглядел как-то необычайно респектабельно для фотографа. Он небрежно кивнул на крутую иномарку за окном, вскользь упомянул, что строит загородный зимний дом. Жизнь удалась! Ленка вначале опешила, а потом расхохоталась:

– Сбыча мечт налицо! Разве не об этом, Васька, мы мечтали с тобой на журфаке лет пять назад: два известных молодых фоторепортера, сотрудники популярных изданий, встречаются в недешевом кафе, чтобы перекинуться парой слов, обменяться кое-какими полезными адресами, просто потусоваться… Но, согласись, в жизни все оказалось немножко по-другому. Гораздо скучней и жестче. Времени на общение почти не остается. Хотя ты, я вижу, в порядке. И даже больше. Такой новый русский от журналистики. Сколько же ты заколачиваешь? Коммерческая тайна? Ну ладно, молчу, как тот «сицилиец» из «Скандалки»! М-да, не знала, что наше ремесло кое-кому приносит такие дивиденды. А наш «Остров свободы» пишет, что только торговля нефтью, цветными металлами, лесом и прочими богатствами родины приносит настоящие деньги.

– Ну почему же только нефть? – Васька снова состроил уморительную рожицу, и Ленка не смогла не улыбнуться. – Есть еще наркотики, проституция, игорный бизнес…

Ленка оценила шутку и звонко расхохоталась:

– Ну да, еще торговля оружием. Кончай прикалываться. Слышала, Мурзик, ты недавно женился?

– Да уж, целых полгода прошло… Женат на Миле Мухиной, фоторедакторе нашего агентства. Так сказать, профессия сблизила. Да вот же она, в моем мобильнике. Смотри! Если бы ты была мужиком, я бы добавил: «И завидуй».

С экрана мобильника на Ленку смотрела миленькая кудрявая девушка с огромными голубыми глазами и большим ртом, похожая на куклу Барби.

– Да, имя ей очень подходит – Мила и вправду мила. Для такой жены ты всегда будешь всемогущим папиком, – улыбнулась Лена. – Пожалуй, это то, что тебе нужно. Будет смотреть в рот, но за это постоянно требовать денег.

Впрочем, так оно проще. А то пишущие дамочки шибко умные, их не всегда поймешь. Как и мужиков-репортеров, – добавила она, почему-то вспомнив Антона.

– Да, теперь у меня совсем другая жизнь, – неожиданно вздохнул Васька. – Милке денег всегда не хватает, приходится крутиться, кредиты брать. Разные проекты, халтура, побочный бизнес, ну ты понимаешь. Надо думать о будущем. Не вечно же с камерой, как пацану, бегать…

Они весело болтали, словно и не прошло несколько лет с момента их последней встречи. Василий хохмил, сам смеялся своим шуткам, и его усатое лицо было похоже на самодовольную морду рыжего кота, когда тот щурится от удовольствия, лежа на батарее. Васька тоже был рыжий, только его волосы отливали не красноватым, как у Ленки, а желтой медью. За эту общую огненную масть их в институте порой дразнили братом и сестрой.

– А ты сама, Кузнечик, что же, до сих пор никого не окрутила? – поинтересовался Васька добродушно. – Ни за что не поверю, что такая женщина до сих пор одна. В универе, как щас помню, парни за тобой табуном бегали, в очередь вставали фотокамеру поносить.

– Ну, так тогда времени сколько свободного было! А сейчас я рабочая лошадка. Надо себя и маму-пенсионерку кормить, деньги зарабатывать, за квартиру платить. Времени на шуры-муры совсем нету. Потому и холостякую, – рассмеялась она. – Может, когда-нибудь в другой раз расскажу, почему не рвусь замуж. Был в моей жизни один неприятный случай… После него порой накатывает тоска. Кажется, я хуже всех и никого не достойна. Впрочем, до тридцатника, Мурзик, у меня время есть. Погуляю-погуляю, а там, если Бог даст, ребеночка заведу, даже если замуж не выйду. Кстати, Вась, ты часто заглядываешь в редакцию «Скандальной газеты»?

– Признаюсь тебе, Кузнечик, частенько. Сама понимаешь, когда у тебя семья, ее содержать надо. А ты правильно въехала, что у моей Милки завышенная планка. Мечтает, чтобы я еще прикупил домик где-нибудь в Черногории или, если повезет, в Испании.

– Вот здорово! – завопила Ленка и от души чмокнула Василия в пухлую кошачью щеку. Он довольно сощурился, казалось, еще немного – и замурлычет. – Прилечу к вам в гости с каким-нибудь будущим бойфрендом! – пообещала девушка не без кокетства. А потом спросила: – Ну, раз ты тут местный, может, знаешь, кто такой Смирнов? Фотограф Смирнов.

– Не припоминаю, а зачем тебе? – нахмурился Василий.

– Да понимаешь, Вась, тут красивую фотку одной пианистки напечатали, меня в фотоцентре просили узнать. Им для тематической выставки такие «нюшки» нужны.

– А, в последнем номере? – Василий изо всех сил наморщил лоб и вдруг выдал целую речь: – Ну да, вспомнил! Кажется, приходил какой-то здоровенный тип моей комплекции. Между нами, довольно странный такой чел. И фотки принес какие-то самодеятельные, и в ответ на деловые вопросы Палыча что-то невнятное мямлил. Словом, если он и фотограф, то типичный чайник. Из тех, что все подряд на свой цифровик щелкают. Но бывает, и у них в куче дерьма попадаются жемчужины. Теперь, сама знаешь, пленку не экономят, а «цифра» все стерпит, из сотни кадров можно выбрать один приличный. Кажется, я там был. Нуда, тот парень первым делом объявил, что, мол, принес фотопортрет молодой известной пианистки. Это его и спасло от разноса. Наш Палыч, хоть и зарабатывает на жизнь в бульварной газетенке, на самом деле сноб и эстет, по филармониям и консерваториям частенько шастает. Он узнал эту девицу на фотографии. Сказал, что недавно слышал эту модельку на концерте и был очарован, как он загнул, «ее пианизмом». Думаю, потому ее фотку в номер сразу же поставил. Такие дела. Ну что, довольна, мисс Марпл?

– Вполне. Ну а теперь давай о чем-то другом, не о работе, – попросила Ленка. – Мало того что вечно таскаем все это железо на себе, так еще и говорим только о съемках круглые сутки, даже за кофе.

Васька кивнул и с удовольствием стал «трясти оперением» – расписывать опасности очередной командировки в горячую точку, куда летал по заданию агентства.

«Так, совершенно очевидно: это не Антон, – подумала Ленка. – Внешность человека любой фотограф запоминает намертво. Это у нас профессиональное. А его, Антона то есть, огромным, как Васька, и тем более бестолковым ни за что не назовешь. Значит, не он. Тогда кто же? И почему для псевдонима этот „кто-то“ взял фамилию Антона? Получается, вопросов больше, чем ответов. Ну ладно, буду решать их по мере поступления».

И Ленка, мгновенно успокоившись, с удовольствием отхлебнула изрядно остывший кофе, попутно отковырнув от соблазнительного пирожного самую большую и блестящую вишенку.

В тот вечер Леля играла Бетховена так хорошо, как никогда прежде. Страсть, обида, печаль – все чувства, переполнившие ее несколько часов назад, переплавились в пленительные звуки и зарядили всех такой энергией, что она передалась не только слушателям, но даже музыкантам оркестра. Когда стихли последние аккорды, оркестранты дружно застучали смычками о грифы скрипок и альтов. Публика долго не хотела отпускать девушку, заставляла ее играть на бис. Это был настоящий триумф!

«Жаль, Кшиштоф не дирижирует сегодня! – неожиданно для себя подумала Леля. – Он, как артист, поймал бы мой кураж и порадовался бы сейчас моему успеху. А впрочем, даже хорошо, что его нет в зале. И тем более – за дирижерским пультом. У него же, как у всякого великого художника, потрясающая интуиция. Ничуть не удивилась бы, если бы он по моей игре догадался, что я пережила бурный роман. С другим».