— Еще более неприлично появляться привидением в ночи и пугать девушек до слез.

Матвей подошел к Рите и уже примеривался, как бы постучать ей по спине, но Рита сама справилась с кашлем и подняла на него полные слез глаза:

— Привет!

— Привет! — произнес Матвей, потому что сказать в эти глаза «Ты меня обманула?» было выше его сил.

— Мотенька, ты почему без тапочек? И почему не предупредил, что приедешь? — строго спросила Ольга Матвеевна, и Матвей окончательно стушевался:

— Мам, я сам не знал, что к тебе поеду, спонтанно решил.

— Впредь, пожалуйста, предупреждай. Я могу быть не одна! — продолжала строжиться Ольга Матвеевна, и Матвей удивленно взглянул на мать:

— А с кем?

— Нет, иногда эти мужчины просто как дети! — пожаловалась Ольга Матвеевна Рите. — Иди тапочки обуй.

Матвей кивнул и ушел с кухни, а Ольга Матвеевна виновато сказала:

— Риточка, ты извини. Я сама не ожидала, что Матвей у меня. Очень некрасиво получилось, будто я все специально подстроила!

— Мам, что ты специально подстроила? — Матвей вернулся на кухню, сел на свободный стул и попросил: — А можно и мне пирога, а? Я так хочу есть!

— Вот, возьми мой, — придвинула Рита свою тарелку с оставшимся куском, и Матвей откусил сразу половину и замычал с набитым ртом:

— М-м-м, вкуснотища!

— Да, Мотенька, ты определенно раскрываешься сегодня с незнакомой мне стороны. Подкрадываешься босой, говоришь с полным ртом! — повела бровью Ольга Матвеевна, и Рита увидела, что в ее глазах притаились смешинки.

— Я голый и босый, голодный и сирый. Любимою брошен, брожу по квартире. В углах притаились кошмарные тени. Они — мое главное приобретете. Обманут, обруган, живу неприкаян. Один, без подруги, как Авель и Каин, — разразился Матвей неожиданными стихами.

— Еще и цитируешь сомнительные вирши! — откликнулась Ольга Матвеевна.

— Мамочка, обижаешь! Стихи мои, стопроцентный экспромт, — возмутился Матвей.

А Ольга Матвеевна, переводя взгляд с его лица на раскрасневшееся лицо Риты — ее еще недавно тусклые глаза буквально сияли, — сказала:

— Ладно, ты пока Рите почитай свои экспромты, а я пойду в домашнее переоденусь. Что-то жарко мне стало.

Ольга Матвеевна вышла из кухни, а Матвей, дожевав пирог, спросил. Рита тоже спросила, и оба их вопроса прозвучали одновременно:

— Рита, ты меня обманула?

— Матвей, тебе надоело со мной возиться?

Они помолчали, переваривая услышанное.

— Матвей, что ты сказал? — первая переспросила Рита.

— Потом, сначала ты повтори, — серьезно посмотрел на Риту Матвей.

— Матвей, тебе надоело со мной возиться, да? — послушно повторила она.

— Нет. Мне очень понравилось с тобой возиться. Но ты после того звонка в больнице, по-моему, сама больше не хочешь меня видеть.

— Я?! Да я все эти пять дней места себе не находила, по этой злосчастной квартире металась, в телефоне дырку проглядела, ждала, что ты позвонишь! — вскочила Рита, выбралась из-за стола и встала у окна, вцепившись в края рукавов своего свитера. — А ты не звонил, и я решила, что правильно тебя поняла, когда ты мне сказал про отпуск и «Пока отдыхай». Я решила, что ты хочешь прекратить наши отношения.

Матвей тоже встал из-за стола, подошел к девушке и, взяв ее за плечи, заглянул ей в глаза:

— Рит, а почему ты так решила?

— Потому что мужчины не любят женщин с проблемами. Потому что тебе надоела моя история. Потому что ты решил, что я тебя обманываю.

— А ты меня обманываешь?

— Нет! — Рита посмотрела на Матвея полными слез глазами. — Просто, когда я поняла, кто звонил Тамарочке про Гришу, у меня в голове будто короткое замыкание случилось. И с сердцем тоже что-то произошло. Этот звонок... Это был звонок, — задохнулась слезами Рита, и Матвей притронулся кончиками пальцев к ее губам:

— Не надо, не говори, потом... — и стал целовать ее соленые глаза и вздрагивающие губы, упиваясь Ритиным запахом, мягкостью упругого тела под дурацким черным балахоном. И краем сознания отмечая, что губы ее перестали подрагивать, затвердели, раскрылись и что от пыла ее ответных поцелуев он сейчас просто потеряет сознание.

— Молодежь, добавки пирога кто-нибудь хочет? — прокричала из коридора Ольга Матвеевна, и они опомнились, отпрянули друг от друга, как застуканные в подъезде подростки.

— Да, мамочка, мне бы еще пару кусочков этой вкуснотищи с яблоками! — крикнул Матвей, подмигнул Рите и уселся на табурет, похлопав по Ритиному ладонью — садись!

Рита села.

— А у меня еще и вкуснотища с капустой есть! — сказала Ольга Матвеевна, заходя на кухню и поглядывая на сына с ласковой усмешкой. Она переоделась в знакомые Рите джинсы и клетчатую рубаху.

— Давай! — согласился Матвей и взял под столом Риту за руку.

Ольга Матвеевна достала еще пирога — кусок с яблоками положила и Рите, — налила всем чаю и сказала:

— Вот теперь вы оба мне нравитесь. На людей стали похожи, а не на собственные бледные тени. Давно надо было вас пирогами накормить.

— Точно, мам. Без твоих пирогов жизнь — не жизнь, а сплошное мучение, — поддакнул Матвей.

— Лучше скажи, почему ты на поминки не пошел, мученик? — улыбнулась Ольга Матвеевна.

— Да устал я с этими похоронами. Пообещал Тамаре, что помогу, пришлось впрягаться. — Матвей откусил от пирога и продолжал опять с набитым ртом: — Так что на поминки сил не осталось. Да и чего я там не видел?

— Ты знаешь, а там было кое-что интересное. Я бы даже сказала, мистическое, — отпила чаю Ольга Матвеевна. — Риточка, расскажи!

— Сгорела фотография Толика, а Тамарочка мне перед этим рассказала, что Толик ей ночами является и просит у меня прощения.

— А чем он провинился? — заинтересовался Матвей.

— Тамарочка говорит, по всему так выходит, что он мог тетю Таю отравить. Она вспомнила кое-что, сопоставила. А я сказала, что Бог ему судья. А тут фотография загорелась.

— Ну, Ритка, просто «Секретные материалы» какие-то! — покрутил головой Матвей. — И что теперь Тамарочка будет делать?

— Говорит, домой вернется, к матери Толика племянница приехала, поживет с ней пока. Хотя, говорит, страшно ей ночевать одной в квартире.

— Кстати о ночевке, — встрепенулась Ольга Матвеевна. — Вы у меня ночуете? Я вам в комнате на диване постелю!

— Ой, нет, — смутилась Рита, — я домой поеду! — И попросила сразу переставшего жевать Матвея: — Матвей, ты меня подвезешь?

— Непременно! — проглотил свой пирог Матвей, запил его чаем и вскочил. — Все, мамочка, нам пора! Спасибо тебе огромное, пироги — просто чудо! И ты — тоже, — шепнул он, целуя мать в щеку.

— Спасибо! — виновато взглянула на Ольгу Матвеевну Рита, которой было неловко, что Матвей так стремительно уводит ее из-за стола. Вдруг 1 хозяйка обидится? Но хозяйка сияла довольной улыбкой.

— Идите, раз пора. Пока одеваетесь, я вам с собой пирога заверну.

* * *

Ленинградский проспект стоял. Время было вроде бы не очень пиковое, полдевятого вечера, но тем не менее они уже двадцать минут ползли до «Динамо», наглухо застряв позади какой-то «газели», разрисованной рекламой колбасы.

— Ритка, это просто издевательство какое-то! Я так тебя хочу, накинулся бы на тебя прямо здесь. — Матвей стиснул ее коленку через плотную ткань брючек.

— Народ оценит твои показательные выступления, — прыснула Рита, — вон, видишь, уже подглядывают.

Матвей взглянул вправо, куда она показала, и увидел грязный бок троллейбуса. Окна у троллейбуса тоже были забрызганы грязью, однако не настолько основательно, чтобы преграждать пассажирам обзор. И пассажиры этим пользовались: две девчонки-школьницы заглядывали к ним в салон и хихикали, обмениваясь репликами.

— Подглядывать нехорошо! — погрозил им Матвей пальцем, убрав руку с Ритиной коленки, и девчушки зашлись от хохота, прикрывая рты ладошками.

— Никакой личной жизни! — резюмировал Матвей, и тут «газель» тронулась, и его «вольво» побежала за нарисованной колбасой, как ослик за морковкой.