— Точно! — Матвей взглянул на часы и очнулся от любовной летаргии. — Через полтора часа нам надо быть в клинике. Рит, собирайся потихоньку и не вздумай краситься. Ты должна выглядеть больной и изможденной.

— По-моему, у Риты получится, — сказала Ольга Матвеевна, разглядывая темные круги под глазами у девушки. Судя по всему, молодые провели бессонную ночь. Надо спросить у соседки Лидии Сергеевны, вроде бы она говорила, у нее есть описание, как связать крючком детскую шапочку и пинетки.

Рита же, вспомнив, что им предстоит сегодня сделать, посерьезнела и принялась быстро убирать со стола. Потом наскоро причесалась и, опять усевшись на кухне в уголке, стала ждать, пока освободится ванная. Идти в комнату не хотелось — вид дивана, где они полночи занимались любовью, сбивал с настроя, а ей в ближайшие несколько часов понадобится ясный ум и холодная голова.

— Рита, чаю со мной выпьете, за компанию?

Ольга Матвеевна вышла из ванной и наливала себе чай в белый бокал. Рита согласно кивнула, Ольга Матвеевна налила и ей, поставила бокалы, присела к столу и спросила:

— Как вы себя чувствуете после вчерашних потрясений?

— Спасибо, я чувствую себя замечательно! — Лицо Риты осветилось счастливой улыбкой, и женщина улыбнулась ей в ответ:

— Ну и слава богу! Вы потом приезжайте ко мне в гости, когда вся эта ваша история закончится. Даже без Мотеньки, одна приезжайте! Сюда очень удобно добираться, от метро «Аэропорт» — одна троллейбусная остановка, потом в арочку, и сразу наш подъезд! Приезжайте, я почему-то уверена, что мы сможем подружиться!

— Да, спасибо, я приеду, — пообещала Рита. Ей тоже казалось, что с этой женщиной ей будет очень легко дружить.

* * *

Больница, куда Матвей вез Риту, располагалась где-то не очень далеко от дома Ольги Матвеевны. Рита еще слишком плохо знала Москву, чтобы понять, куда ее привез Матвей, а названия улиц от волнения никак не запоминались. В голове осталось что-то про ополчение и про набережную. Больница, на территорию которой они въехали после непродолжительных переговоров у шлагбаума проходной и быстрого мелькания сотенной бумажки, располагалась в нескольких облезлых пятиэтажных и одном новеньком девятиэтажном корпусах. Матвей подъехал к одному из облезлых зданий, помог Рите выбраться из машины и, бросив охраннику у входа: «Мы на пятый, в неврологию, на консультацию», быстро, через весь коридор, провел ее к широкой крутой лестнице.

— Это что, терапия у них такая, больных по лестницам гонять, — спросила Рита, оглядывая выщербленные ступени.

— Больные у них в лифте ездят, а мы ножками пойдем. Незачем нам с лишним персоналом сталкиваться, — объяснил Матвей и зашагал вверх.

Рита пошла следом. Наверху Матвей провел ее в выкрашенную белой краской дверь со стеклами — планки выкрасили неаккуратно, стекла по краям были замазаны белым — и постучал в другую дверь, с табличкой «Старшая сестра».

— Да, слушаю вас? — На стук вышла невысокая женщина средних лет в белом халате и гладко зачесанными волосами, собранными на затылке в тугой узел.

— Я от Козловского, насчет отдельной палаты.

— А, вы насчет аренды люкса! — кивнула старшая сестра. — Пойдемте!

Она провела Риту и Матвея в небольшой бокс в начале коридора: крохотный пятачок, дверь в санузел и палата метров девять, не больше. В палату втиснулись две убогие кровати — между ними проход меньше метра шириной — и две обшарпанные тумбочки, одна в изголовье, вторая — в изножье одной и той же кровати.

— Вот, выбирайте любое место, белье сейчас принесут. Можете переодеваться, вещи — сюда, — кивнула женщина в сторону стенного шкафа, который, оказывается, притулился в изножье той кровати, что осталась без тумбочки. Шкаф был выкрашен белой масляной краской и удачно мимикрировал на фоне белых, тоже крашеных, стен.

— Переодеваться? А во что? — спросила Рита.

— Ну, в рубаху, тапочки, халат! Вы что, ничего с собой не захватили?

— Мы как-то не подумали, нам сказали — люкс, мы решили, что тут все есть, — обвел Матвей выразительным жестом убогую больничную обстановку.

— Ладно, — сказала женщина, немного подумав, — я скажу сестре-хозяйке, чтобы прихватила вам сменку из резерва.

Старшая сестра вышла, а Рита с тоской поглядела на Матвея. Теперь ей стало страшно.

— Слушай, тут все так тесно, так близко. А вдруг они на меня бросятся?

— Кто — они?

— Тамарочка и Григорий!

— Зачем им на тебя бросаться?

— От злости, что мы раскусили их планы!

— Планы не раскусывают, а раскрывают. Ритка, не дрейфь! Все у тебя получится, я буду рядом. Значит, так. Ложись вот на эту койку, справа. Фотографии давай спрячем под подушку. С чего ты начинаешь разговор с Гришей?

— Говорю, что он мне не муж, и показываю ему фотографии. Поясняю, что мне их дал Толик. Тамарочка с Гришей начинают ругаться, и мы делаем так, что он признается в убийстве Толика, — послушно, как вызубренный урок, повторила Рита. — А вдруг он не признается?

— Куда ж он денется с подводной лодки! Попросим профессора напомнить, о чем он с Толиком в квартире разговаривал.

Тут в комнату вошла толстая тетка в белом халате и в белой же косынке, бросила на кровать стопку желтоватого казенного белья, рубаху с черным штампом на груди и фланелевый халат бурой расцветки. У кровати плюхнула дерматиновые черные тапки размера сорок второго, не меньше.

— Вот, переодевайтесь!

— А поменьше у вас тапок не найдется? — спросила Рита, разглядывая пару блестящих монстриков с кривыми вензелями «Н.О.», нарисованными белой краской на черном носке. Нет, определенно в палитре больничного колориста преобладает белый цвет!

— Поменьше из дома несите, — буркнула тетка и удалилась.

— Если это у них люкс, что же тогда происходит в палатах на три звезды? — задала риторический вопрос Рита, скинула пуховик, бросила его на соседнюю койку и стала застилать облюбованную кровать. Натянула наволочку на тощую подушку, заправила края простыни под тонкий комковатый матрац, приспособила вторую простынку под колючее суконное одеяло и успокоилась. Привычные и знакомые действия — сколько раз она вот так перестилала мамину постель в больнице, сколько раз меняла несвежие простыни дома! — будто выключили все ее эмоции и оставили только ясную голову и слово «надо». Тогда надо было поддерживать маму. Сейчас — выкинуть Гришу из своей жизни.

— Доброе утро! — в палату вошел профессор Дворецкий. — Экие тут у вас... хоромы.

— Привет, Риточка, привет, Самарин! — Севка Козловский выглядывал из-за плеча профессора. Оба они теснились на пятачке у входной двери. Пока Рита и Матвей стояли в проходе между кроватями, войти в крохотную палату кому-то еще возможности не было.

— Здравствуйте, Лев Казимирович! А что, уже десять тридцать? — всполошилась Рита. Пора звонить Тамарочке, а она с постелью возится!

— Десять двадцать пять, с вашего позволения. Вашему... Григорию позвоню ровно через пять минут.

— Рит, а вы уже можете звонить вашей Тамаре, — подсказал Севка.

Рита кивнула и полезла в сумочку за мобильником. Следом за аппаратом потянулся шнур. Так, где тут розетка? Розетка нашлась у изголовья ее кровати, Рита подключила зарядник, включила телефон и набрала по памяти Тамарочкин номер.

— Алло. — Тамарочкин голос был глухим и тусклым. Таким, как будто она всю ночь плакала.

— Тамарочка, здравствуй, это я, — осторожно сказала Рита. Почему-то, услышав это глухое безжизненное «алло», она подрастеряла уверенность, что Тамарочка — мошенница и аферистка, которая хочет выжить ее из квартиры.

— Ритусик, это ты? Ты куда исчезла? Твой Гриша раза четыре прибегал тебя разыскивать. Ты где? — слегка ожила Тамарочка. Видно, чужие заботы отвлекали ее от собственной скорби.

— Тамарочка, я в больнице. Тут такое дело... Мне вчера на улице плохо стало, я сознание потеряла. Пока прохожие «скорую» вызвали, кто-то сумочку украл, с документами и деньгами. Хорошо, мобильник в пуховике был, в кармане. Тамарочка, ты не могла бы приехать ко мне, денег привезти? И ключи я тебе отдам, чтобы ты смогла для меня белье из квартиры взять, тапочки, халат. Меня здесь на три недели оставляют.