Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Рита вздохнула, мысленно пополнив список неприятных открытий, и быстро застучала пальцами по клавиатуре, будто скорость, с которой она напишет ответ, укрепит ее связь с Женькой, вдруг показавшуюся эфемерной.

«Женька, Женечка, ты не представляешь, как я рада твоему письму. Если бы ты знала, что тут со мной творится. Жень, мы с тобой столько лет знакомы, поэтому не считай меня сумасшедшей, ладно? Ты просто ответь на, мой вопрос. Скажи, я замужем? Ты помнишь, что у меня есть муж Гриша? Я почему-то совсем не помню. Со мной вчера в поезде произошел странный случай: я,которая просыпается от каждого шороха, заснула так, что проводница меня еле растолкала. Приехала домой, и меня встретил муж. Действительно муж — есть свидетельство о браке, мое обручальное кольцо, свадебные фотографии. Вот только воспоминаний у меня об этом нет. Вообще. Профессор-психиатр говорит, что я вытеснила эти воспоминания из-за какого-то шока. Жень, может, я тебе перед поездкой в Прагу рассказывала, от чего у меня случился шок? Знаешь, мне иногда кажется, что я попала в какую-то другую реальность. В ней все почти так, как в прежней, только у меня появился муж. А у моего босса — невеста. И он, кстати, не такой уж и сухарь. В общем, от всего этого у меня голова кругом и полная потеря ориентиров. Вся надежда на тебя, Женька. Скажи, я действительно замужем? Хотя бы ты про это помнишь?

Ответь побыстрее! Я».

Рита нажала на квадратик «Отправить», несколько секунд смотрела на подтверждение, что письмо «улетело». С кашей, которая у нее в голове, нужно что-то делать. Хорошо бы Женька скоро ответила, но если она уже в джунглях, неизвестно, когда доберется до Интернета. А кого-то еще, кто знал бы ее в прошлом, рядом нет. А кто знает о ее прошлом, кроме Женьки? Рязанский Гриша, с которым у нее был двухмесячный роман? Мария Сергеевна, медсестра, которая помогала ухаживать за мамой? Позвонить им, что ли? Гришин телефон она все еще помнила, а телефон Марии Сергеевны где-то был у нее записан...

Рита поднялась из-за стола и пошла в прихожую за своей сумочкой — в ней записная книжка. Сумка валялась там, куда она ее бросила, — на тумбе у вешалки. Рядом весело голубела папочка с договорами. «Матвей не взял, оставил! Неудивительно, эта его сумасшедшая девица так орала — имя свое забудешь, не только документы. Надо позвонить», — подумала Рита. Позвонить. Сначала — Марии Сергеевне. Рита закопалась в сумочке, отыскивая записную книжку. Ну что за сумка у нее, елки-палки. Не сумка — черная дыра. Ничего сразу не найдешь! Рита села на пол и вытрясла перед собой сумкино содержимое. Начатый блок жевательной резинки. Связка ключей от дома. Кошелек. Два патрончика губной помады — один почти съеденный, второй новый совсем, в Праге купила. Зеркальце с крышечкой. Упаковка бумажных платков. «Аварийная» гигиеническая прокладка. Черный косметический карандаш. Блестящая металлическая визитница. Россыпь визиток, которые в визитницу не поместились. Две ручки — дешевая пластмассовая, привет с выставки, и солидная металлическая, в тон визитнице. Две конфетки-«барбариски». Серебристый мобильник. Три чешские монетки. Записной книжки, маленькой, с палехским пастушком на черной лакированной обложке, среди этого добра не было. Потеряла?

Рита еще раз заглянула в сумку. На этот раз — в кармашек на «молнии», куда она сложила документы в дорогу. Паспорт заграничный, вот он. Проездной на метро. Записной книжки нет. Нет в этой реальности? А Мария Сергеевна есть? Рита попыталась вспомнить телефон медсестры. Вспоминались только первые две цифры — тридцать восемь. Зато Гришин номер всплыл в памяти легко, стоило только про него подумать. И Рита решилась — набрала код города и шесть знакомых цифр.

— Але-у? — сказал на том конце женский голос.

— Здравствуйте, мне нужен Григорий. Могу я с ним поговорить?

— Григорий? Девушка, вы номером ошиблись, — весело сказал голос.

— Извините, — повесила Рита трубку. Действительно ошиблась? Или тот номер, что ей запомнился, в новой реальности не работает? Или Гриши, того Гриши, в новой реальности нет совсем?

Рита машинально опустилась обратно на пол, сгребла в сумку все, что прежде вытряхнула, поднялась и поставила ее туда, откуда взяла, — на тумбу. Поверх голубой папочки. И поняла, чем ей срочно надо заняться: документы отнести в офис. Выйти надо из этой квартиры, убедиться, что остальной мир — в порядке. Она сунула папку в сумочку, натянула пуховик, схватила шапку и выскользнула из квартиры, торопясь, замкнула дверь и побежала по лестнице. Хотелось уйти прежде, чем ее хватится муж, — Рита понимала, что ни отвечать на его вопросы, ни доказывать, что ей надо прогуляться, у нее просто не хватит сил. Рита спустилась на один марш, прислушалась и понеслась вниз, спеша проскользнуть, пока Гриша не вышел из Тамарочкиной квартиры. Внизу осторожно выглянула из-за угла, осматривая фойе. Вдруг Гриша спустился провожать профессора и теперь толчется у лифта? В фойе было пусто.

— Анна Макаровна, вы не видели, мой... муж не выходил? — спросила Рита у консьержки, машинально отмечая, что утром, когда приехала, за стеклом будочки виднелось совсем другое лицо.

— Нет, Риточка, не выходил. С приездом, кстати, а то утром тебя не встретила, убегала на часок, племянницу просила подежурить. Ох, удивляюсь, какой муж у тебя мужчина видный! — Консьержка явно скучала и обрадовалась возможности поболтать. — На артиста похож, как его... на Домогарова! Он у тебя тоже артист?

— Да нет, говорит, что нефтяник... Раз не выходил, значит, у Тамарочки еще сидит. Анна Макаровна, мне подниматься некогда. Если он спросит у вас, скажите, что я срочно на работу поехала, документы повезла, ладно?

— Ладно. А недавно к тебе ведь кто-то приходил с работы? Тоже видный такой мужчина, тоже на артиста похож, на этого, как его, с американской фамилией...

— Ален Делон! — пошутила Рита.

— Нет, это француз. Кстати, к нам же новый жилец въехал, француз! И девушка, которая к тебе приходила, с ним, представляешь, тут же познакомилась. И он, по-моему, очень ею заинтересовался! Я не все поняла, они по-французски договаривались. Но, поверь моему опыту, у них взаимный интерес!

— Ну и слава богу. Анна Макаровна, я побежала, а то документы важные очень, а этот человек, что приходил, их оставил, — свернула Рита разговор и вышла из подъезда.

На крыльце задержалась на минуту и аж задохнулась от восторга: хорошо-то как, господи! Снегопад закончился, и снег уже не летел с неба рыхлыми хлопьями. Теперь он лежал пушистым одеялом, уютно закрыв позднюю ноябрьскую грязь. Падать он перестал совсем недавно, и его девственную белизну еще не успела перепачкать столичная жизнедеятельность. Разве что машины, буксуя в снежной каше и брызгая из-под колес желтоватым месивом, разрушали эту зимнюю идиллию. Но если глядеть выше дороги: на карнизы домов в снежных шапках, на фонари в снежных беретах, на указатели в снежной окантовке, — то появлялось полное ощущение, что в Москву пришло чудо. Что столица будто начинает жизнь с чистого листа, и невидимая рука судьбы в задумчивости застыла над белой бумагой: что написать? И Рита, мысленно пожелав судьбе не ошибиться, перебежала через дорогу и пошла по тротуару переулка, с удовольствием оставляя аккуратные следы своих сапожек на чистом, почти нетронутом снегу. А не пройтись ли ей пешочком по Тверской и до Большой Грузинской? А пройтись! И Рита пошагала, огибая припаркованные у обочин, присыпанные снегом машины.

Очень скоро она вышла на Тверскую улицу и пошла вдоль огромных нарядных витрин многочисленных бутиков. Возле одной остановилась. За прозрачным промытым стеклом стояли дети-манекены. Неизвестному скульптору (или как называют мастеров, которые делают эти фигуры?) удалось поставить этих «детей» в максимально правдоподобные позы. Один мальчик тащил санки на веревочке. Второй слушал плеер, сунув руку в карман джинсов. Девочка, присев на табурет, разглядывала прохожих. Дети были одеты в нечто спортивно-демисезонное. Шапки, шарфы, куртки, джинсы. На ногах — то ли кеды, то ли кроссовки, почему-то серебристые и золотистые, будто сшитые из парчи. На каждой из одежек — ценники в у.е. Золотистые кеды — триста, синяя дутая куртка — тысяча, джинсы — девятьсот. «Цены какие-то недетские», — удивилась Рита, разглядывая застывшие лица «детей». Им неизвестный скульптор придал живое выражение. Каждому — одно и то же: не по-детски надменное. И чуточку презрительное. Будто эти манекены знали, что на каждом из ниходежды — на пару тысяч долларов. И заранее презирали прохожих, которые не могли себе такую одежду купить.

17
{"b":"172371","o":1}