Лишь однажды Станислав пошутил:
– Как написано в «Золотом ключике»: еще десять тысяч ведер – и золотой ключик у нас в кармане.
– Все это вздор, нужен агентурный подход. Только я не знаю, кого и к кому подводить и кого вербовать. Это чужой стадион, я даже не ведаю, во что на нем играют, – ответил Гуров.
Только следователь Гойда допрашивал людей, которых ему доставляли оперативники, и не огрызался. На пятый день безуспешной работы он передал Гурову листок с фамилией и адресом и сказал:
– Эта девушка что-то скрывает. Я не стал на нее давить, так как, кроме интуитивной уверенности, ничего не имею. Она работает в буфете, в момент убийства находилась в кабинете, расположенном через дверь от нашей гримерной. У нее в этой комнате помощником режиссера работает подруга, они вместе учились в школе. Почему врет буфетчица, что она скрывает, непонятно. Но что она врет и не договаривает, могу поклясться.
– Давыдова Нина Петровна, двадцать пять лет, образование среднее, проживает… работает уборщицей.
– Была уборщица, сейчас буфетчица, я написал, как она числится в штатном расписании, – пояснил Гойда.
– Внешние данные, манера одеваться и говорить? – спросил Гуров.
Прежде чем ответить, Гойда взглянул недоуменно, пожал плечами – обычная девчонка московского розлива. Гуров же ничего объяснять следователю не стал: предстояла оперативная разработка, прокуратура о ней знать не обязана. Сыщик верил следователю, но существует порядок, человек должен знать только то, что ему необходимо для работы.
Гуров запер свой сейф уже около восьми вечера и попросил Станислава отвезти его домой, мол, кончился бензин.
Станислав слишком хорошо знал друга, чтобы поверить в его байку.
Когда они приехали к Гурову и стали варить традиционные пельмени, Станислав сказал:
– Ну, выкладывай.
Гуров молча протянул другу листок с установочными данными на буфетчицу, пояснил:
– Следователь убежден, что девица на допросе не договаривает.
– И ты предлагаешь подвести мою Катюшу Сметанину? Обсудим, не так все просто. Катерина сменила цвет. Потом объясню. Не хотел тебе до времени говорить, но у меня тоже новости. – Станислав замолчал, уже жалея о сказанном. Слишком серьезная была его версия и совершенно сырая. Зачем болтать раньше времени? Лева в случае неудачи издеваться не станет, но он перенапряжен, издерган, и совершенно ни к чему дразнить его и напрасно обнадеживать.
– А ты реши просто, – Гуров слил пельмени, выложил на сковородку, чтобы слегка поджарить. – Если я могу конкретно помочь, говори, если нет, работай один, пока не получишь дополнительную информацию.
– Сам знаю, не дави, – огрызнулся Станислав и тут же продолжил: – Понимаешь, я все эти дни шатался по коридору у дверей гримерной, изучил, кто работает в соседних кабинетах, кто и когда входит и выходит, естественно, со всеми перезнакомился. В основном это девушки, парней значительно меньше, и все знают, кто я такой и откуда. Неожиданно позавчера одна девица спросила меня, не присылали ли мы своего сотрудника еще до убийства диктора? Понятно, я сказал, что присылали, назвал вымышленные приметы. А девушка и говорит: значит, она ошиблась и видела совсем другого мужчину. Короче, я установил, что за два дня до убийства в коридоре заметили мужчину, который, как и я, проходил несколько раз мимо гримерной. Он ни в один кабинет не заходил, шел, не останавливаясь, вскоре возвращался. Я проверил, никто из редакции похожего человека к себе не приглашал, пропуск не заказывал. Народу там толчется уйма, но сотрудники знают друг друга, по крайней мере, в лицо. Того мужчину видела не одна девушка, а несколько, я со всеми переговорил, данные их переписал, но рапорт не подавал. Нам такую бумагу в деле иметь ни к чему. Проходил неизвестный, приметы усредненные, только все отмечают: шел он медленнее, чем ходят телевизионщики, которые в основном бегают. Мужчина подходящего возраста, очень спокойный. И чем ты можешь помочь?
– Тем, что выслушал, ты не таскаешь груз в одиночестве. Как он выглядит?
– Лет тридцати, моего роста и телосложения, хорошо тренирован, физически силен. Блондинистый, коротко стриженный, одет, как и большинство: кроссовки, джинсы, куртка кожаная турецкая. Последнее девчонки безошибочно определили.
– Откуда информация о тренированности и силе? – спросил Гуров, выкладывая пельмени на тарелки.
– Тут чистое везение. Одна из девушек спросила у парня-оператора, мол, что за мужик у нас появился? Тот глянул, пожал плечами, в шутку предложил познакомить, а парня невольно запомнил. Тот оператор – мастер спорта по гимнастике и в человеческой физике понимает. Как профессионал он отметил, что человек шел вверх по лестнице, держа руки в карманах куртки, и шаг у него был пружинистый и легкий, и корпусом он не вихлял. Оператор мне объяснил: так идти может лишь хорошо тренированный человек, даже просто сильный парень хоть раз, а помог бы себе руками, схватился бы за поручень, либо просто вынул руки из карманов.
– Да-да, – Гуров кивнул. – Интересно только, что с этим делать? Такие приметы нам помочь не могут. Но парень занятный. Ты его описываешь, а я словно вижу, будто встречал.
Они быстро расправились с пельменями, Гуров налил кофе, Станислав недовольно сказал:
– Ты старший, должен заботиться о моральном состоянии команды. Мне надоели пельмени, бульон из кубиков, сухой закон. Жизнь и так достаточно хреновая. Ищи нам какого-нибудь продюсера, нужны деньги.
– Серьезно? Ну ты, Станислав, оригинал. Никому не нужны, а тебе вынь да положь! Что ты говорил о Кате Сметаниной? Какие возникли сложности?
– Катерина влюбилась! Даже не так! У нее серьезный роман с «новым русским». И молодой мужик со своими миллионами и «Мерседесами» сдался на милость победителя. Я ее увидел, не узнал. Деньги, Лев Иванович, страшная сила!
– Скажи что-нибудь пооригинальнее, – вставил Гуров. – А ты здесь при чем? Ты девушку к себе в койку не тащишь.
– Ты правильно выразился, я теперь абсолютно ни при чем. Об этом мне девушка вежливо, но недвусмысленно сообщила. У нее ныне четкий распорядок дня, который начинается значительно позже полудня. Уйма забот. Массаж. Парикмахер. Новые подруги… Магазины… Опер тут не вписывается. И ни с какой буфетчицей она знакомиться не пожелает, тратить на нее время и пить в подсобке не будет.
– Станислав, как получилось, что у нас нет ни одного подходящего агента? – спросил Гуров.
– А мы последнее время все в высших сферах кувыркаемся.
– Раз Игорь Гойда сказал, что девица что-то скрывает, значит, так оно и есть.
– А чего ты от меня хочешь? У тебя жена актриса, обратись к ней, Марии полезно пообщаться с простым народом.
– Интересно, – Гуров кивнул. – Давай еще что-нибудь.
– Надень старый костюмчик, пару дней не брейся, дерни стакан и валяй сам.
– А если ты? – В голосе Гурова прозвучала просьба.
– Мне при моих внешних данных понадобится месяц и более, с непредсказуемым результатом. А нам нужен ответ через два-три дня.
– Вот попали, на ровном месте и мордой об асфальт, – подвел итог Гуров и услышал, как хлопнула входная дверь. – Сколько же сейчас? – Он глянул на часы. – Мария вернулась.
Она, как обычно, первым делом скинула шпильки, вошла на кухню, сказала:
– Привет! Не знала, что у нас гость, туфли сняла. Извини, Станислав, – оглядела пустые тарелки.
Мужчины встали. Гуров кашлянул, хотел было начать импровизировать, но Мария лишь махнула на него рукой:
– Сиди, я вижу. Стасик, принеси от двери сумку, еле доперла до лифта.
– Здравствуй, Мария, – проходя мимо актрисы, запоздало пробормотал Станислав. Никто и никогда, даже в детстве, не называл его Стасиком. Станислав, в крайнем случае – Стас.
Он принес огромную сумку, с трудом водрузил на кухонную тумбу.
– Из-за твоей идиотской ревности, уважаемый Лев Иванович, я не разрешила сопровождающим занести такую тяжесть в квартиру. Правда, узнав, что ты уже вернулся, они и не шибко рвались. – Мария, сидя в плетеном кресле, нагнулась, потерла ступни. Вот заставь вас с утра до позднего вечера походить в узких туфлях на высоком каблуке, узнали бы, почем фунт лиха. А то сидят как в воду опущенные, дело у них, видите ли, не складывается. Стасик, потроши сумку, подними настроение.
