— Да!

— Хорошо, Фредрика, тогда дай знать, как приземлишься.

Алекс еще долго сидел с трубкой в руке: удивительно, Фредрика Бергман впервые за всю работу в его следственной группе наконец-то проявляет энтузиазм! Раньше она вечно была всем недовольна и постоянно с ним спорила, а теперь ей, похоже, начинает нравиться полицейская работа!

Приходится признать: Фредрика первая уловила направление, в котором будет развиваться дело. Остальные, конечно, справились бы и без ее помощи, но она оказалась сообразительнее, да и оперативнее. Ей удалось в рекордные сроки справиться с огромным количеством информации и вычленить оттуда самое важное — что самому Алексу обычно удавалось куда медленнее. С другой стороны, если бы виновным и правда оказался Габриэль Себастиансон, то Фредрика обнаружила бы это позже всех в группе. Тоже ничего хорошего.

Алекс глянул в свои наброски по этому делу и сразу как-то сник.

Они, конечно, заметно продвинулись, но все-таки: о чем можно говорить с полной уверенностью?

По мнению Алекса, можно смело утверждать, что преступников было двое. Во-первых — женщина из Флемингсберга, во-вторых — мужчина, который носит ботинки «Экко». Комиссар просматривал рапорт, составленный Эллен по результатам разговора с женщиной из Йончёпинга. Если только Нора и правда та самая женщина, вздохнул Алекс. Нет уж, дудки! Будем исходить из того, что это она.

Эллен записала, что женщина очень волновалась. Она явно чего-то боялась и торопилась поскорее закончить разговор. Звонившая сообщила, что ранее состояла в интимных отношениях с преступником и что он жестоко избивал ее. Алекс машинально вспомнил рассказ Петера о встрече с владельцем автопроката — на лице женщины из Флемингсберга тоже имелись следы побоев.

В остальном рапорт Эллен содержал в себе отрывочные фразы — звонившая сообщила, что мужчина ведет своего рода войну, в которой ему требуется соратница. «Этих женщин нужно наказать, так как они недостойны иметь детей». «Эти женщины должны лишиться своих детей, так как если они не любят всех детей, то вообще не должны были их заводить».

«Он слов на ветер не бросает», — с горечью подумал Алекс.

Правда, не совсем понятно, что значит «не любят всех детей»? Ясно же, невозможно любить всех детей одинаково, и своих детей конечно же любят больше, чем чужих.

Алекс еще раз перечитал короткий рапорт Эллен: «Этих женщин нужно наказать, эти женщины недостойны… эти женщины…» У комиссара сжалось сердце.

— Ошибаешься, Фредрика, — пробормотал он себе под нос.

Если верить тому, что сказала женщина из Йончёпинга, этот безумец задумал наказать не только Сару Себастиансон. Его мишень — несколько женщин. Несколько женщин, которые не всех детей любят одинаково. Если женщина из Йончёпинга говорила правду, то преступник уже начал реализовывать свой план, но не довел его до конца.

«Что за странное безумие, — думал Алекс. — И кто эти другие женщины?»

К жизни в Стокгольме Магдалена Грегерсдоттер сумела привыкнуть лишь спустя несколько лет. Они с супругом решили не торопиться с ребенком и подождать, пока Магдалена обзаведется новым кругом общения в незнакомом городе.

— Никаких детей, пока я не буду чувствовать, что мне есть на кого опереться, — решительно заявила Магдалена.

Ее супруг, Турбьёрн, разумеется, согласился. Во-первых, он всегда соглашался с женой, во-вторых, понимал, что не стоит заводить ребенка, пока будущая мама не чувствует себя готовой к такому серьезному шагу.

Однако все сложилось не так, как ожидали супруги. Когда они наконец решились осуществить проект под названием «ребенок», оказалось, что это не так просто. Целый год они пытались как могли — боже, они оба уже стали ненавидеть это слово «пытались», — затем последовал год медицинских обследований. Потом еще год бесплодных попыток. В общей сложности одиннадцать экстракорпоральных оплодотворений, а затем у Магдалены случилась внематочная беременность.

— Все, я так больше не могу, — рыдала она, лежа на больничной койке, — у меня нет сил!

Турбьёрн и сам устал от всего этого, поэтому они взяли отпуск и полгода путешествовали. А вернувшись, они решили взять приемного ребенка — девочку.

— Но это же все равно не то же самое, она же будет не родная, — сказала мать Турбьёрна.

Магдалена впервые в жизни ощутила желание ударить человека.

— Она будет родная! — сквозь зубы процедила она.

Так оно и вышло: вскоре, весенним днем в начале марта, Турбьёрн и Магдалена забрали Натали из Боливии, и с тех пор Магдалена каждое утро просыпалась с улыбкой. Глупо, конечно, называть это чувство вслух — однако это была правда. Она даже не переживала по поводу грядущего сорокалетия.

— Какая ты красивая, — прошептал ей на ухо Турбьёрн в то утро.

— Конечно, красивая, я же молодая мама! — ответила она.

Если у женщины есть маленький ребенок, то она и сама молода, рассуждала Магдалена. А раз малышке Натали еще и годика не исполнилось, то ее мама совсем, получается, юная!

Впоследствии она никак не могла припомнить, почему ей вдруг пришло в голову заглянуть к Натали. Девочка подрастала, но пока что каждый день подолгу спала в коляске. Сначала Магдалена катала коляску, пока девочка не засыпала, а потом оставляла ее во дворе. Дворик был обнесен высокой живой изгородью, к тому же недавно Турбьёрн поставил вокруг дома небольшой забор, поэтому Магдалена совершенно спокойно оставляла Натали спать в коляске.

Входная дверь всегда была открыта, а в коляске лежала радионяня, благодаря которой молодая мама слышала любой посторонний звук, малейший шорох, даже от пролетавших мимо птиц. Возможно, именно такой шорох и встревожил ее, заставил поспешно выйти из кухни на крыльцо. Сквозь стеклянные двери она увидела коляску и, успокоившись, замедлила шаг.

В открытые двери ворвался ветер, длинные льняные занавески зашелестели. От стоящего на подоконнике цветка оторвался лепесток и медленно спланировал на пол. Вот и все, что она запомнила. Теперь эта картина останется у нее перед глазами навсегда.

Магдалена склонилась над коляской — пусто! Словно в трансе она выпрямилась, обвела взглядом двор и изгородь. Никого!

Где же Натали?!

Одну за другой Петер Рюд объехал все автошколы на Сёдере. Еще двое вроде бы видели женщину с картинки, но наверняка сказать не берутся. Впрочем, Петер не сомневался: все они говорят об одной и той же женщине — уж слишком совпадали описания. Во-первых, она явно нервничала. Во-вторых, лицо и руки покрывали внушительные синяки. В-третьих, она хотела узнать, как можно получить водительские права наиболее быстрым способом. Оба владельца автошкол предложили ей интенсивные курсы вождения, но едва она услышала, что уроки нужно брать в другом городе и несколько дней жить в общежитии, как сразу же отказалась. Ее не отпустят с работы, сказала она, и тут же ушла.

Сдались ей эти права, думал Петер. Неужели все ради того, чтобы отвезти труп ребенка в Умео, пока ее ненормальный псих съездит в Йончёпинг свести счеты со своей бывшей?!

В машине он глянул на часы: надо торопиться, следующий пункт программы — Нючёпинг, там его ожидает дама, которая назвалась приемной матерью женщины из Флемингсберга.

Ильва сказала, что они с детьми пойдут на пляж Смедсудсбадет на Кунгсхольмене. Не самая удачная идея, по мнению Петера: она ведь всегда так нервничает, когда надо куда-то идти одной с детьми. А тут еще и на пляж, не очень-то умно. Но, с другой стороны, если в их семье кто и страдает безответственностью, то уж точно не Ильва…

Петеру не хотелось даже смотреть на мобильный — вдруг там окажется пропущенный звонок от Ильвы или Пии? Так и в кювет улететь недолго! «Может, я заболел?» — подумал он. Недавно ему на глаза попалась интересная статья о мужчинах, страдающих от чересчур сильного полового влечения. Логично предположить, что не у всех оно одинаковое. Проблема только в том, что до рождения близнецов с ним такого не случалось. Куда подевалась его старая, привычная жизнь? Что он стал за человек?