В Упсале стояла куда более теплая погода, чем в Стокгольме. Фредрика вспомнила, что это не раз удивляло ее, пока она училась в университете: летом в Упсале всегда было чуть теплее, а зимой — чуть холоднее, как будто приезжаешь совсем в другую страну.

Фредрика отвлеклась от воспоминаний, увидев Марию Блумгрен, которая выглядела типичной жительницей той же страны, что и она сама.

Мы с ней даже немного похожи, подумала Фредрика: темные волосы, голубые глаза. Разве что, пожалуй, у Марии лицо покруглее и посмуглее да ростом она повыше и в бедрах пошире.

Наверняка рожала, машинально отметила для себя Фредрика.

Мария производила впечатление еще более серьезного человека, чем Фредрика, если такое вообще возможно. Лишь после того, как сотрудница предъявила удостоверение, Мария чуть улыбнулась, не разжимая губ.

А впрочем, причин для радости действительно не было — Алекс Рехт позвонил Марии Блумгрен и объяснил, по какому поводу ее беспокоят. Мария сразу ответила, что сообщить ей особо нечего, но она, разумеется, готова оказать полиции любую необходимую помощь.

Они присели за стол на кухне. Стены песочного оттенка, белая кафельная мозаика, кухня датской фирмы «Квик», обеденный стол овальной формы и простые белые стулья из того же гарнитура. За исключением стен все на кухне было белого цвета — идеальный порядок и стерильная, больничная чистота.

Да, не то что дома у Сары Себастиансон, мелькнуло у Фредрики — сложно представить, чтобы эти женщины когда-то могли быть лучшими подругами.

— Вы хотели, чтобы я рассказала о том, как мы с Сарой ездили в Умео? — сразу перешла к делу Мария, четко давая понять, что она, конечно, с радостью поможет полиции, но чем раньше они закончат, тем лучше.

— Может, лучше начнем с того, как вы с Сарой подружились? Где вы познакомились?

На лице Марии отразилось сомнение, затем едва заметное раздражение. Глаза ее потемнели.

— Мы подружились в старших классах. Мои родители развелись, и мне пришлось перейти в другую школу. Мы с Сарой попали в одну группу по немецкому языку, три года за одной партой, — нехотя объяснила Мария, поглаживая стоящую на столе вазу с цветами.

Фредрика вдруг сообразила, что Мария не предложила ей даже стакана воды.

— Не знаю, что именно вас интересует, — помедлив, добавила Мария. — Мы с Сарой быстро подружились. У ее родителей тогда были сложные отношения, они часто ссорились. Мы с ней нашли друг друга: обе типичные отличницы, из тех, кто всегда одолжит однокласснику запасную ручку и не водится с хулиганами.

Мария подняла глаза на Фредрику, и та заметила, что они блестят. Ей грустно, поняла Фредрика, вот откуда эта отстраненность. Мария до сих пор тоскует по Саре!

— В девятом классе Сара вдруг изменилась, — продолжала рассказ Мария. — Запоздалый подростковый протест: начала краситься, выпивать и гулять с парнями. Мне кажется, она устала от самой себя. Это прошло довольно быстро, а потом и у родителей отношения наладились. Кажется, они какое-то время жили отдельно, но я точно не уверена. В любом случае постепенно все вернулось на круги своя. Мы поступили в гимназию и сделали все, чтобы оказаться в одном классе. Мы уже решили, кем хотим стать, когда вырастем: переводчиками в ООН. — Мария рассмеялась.

— У вас были способности к языкам? — улыбнулась Фредрика.

— О да! Учителя по немецкому и английскому нарадоваться на нас не могли… А потом у Сары дома снова начались проблемы, — помрачнев, продолжала Мария. — Родители вдруг ударились в религию, стали посещать новую церковь, и Саре пришлось жить по новым жестким правилам.

— Новую церковь? — переспросила Фредрика.

— Ну да, — приподняв брови, подтвердила Мария. — Родители Сары — пятидесятники, ничего особенного. Но группа прихожан откололась от основной церкви, превратившись в шведское отделение какой-то американской секты — «Дети Христовы» или как-то так.

— А что за проблемы возникли в связи с этим у Сары?

Беседа приняла интересный оборот.

— Ой, да глупости всякие, — вздохнула Мария. — Родители Сары всегда относились к ней довольно либерально, несмотря на свою религиозность, не возражали, когда мы ходили на дискотеки и так далее. Но после того, как они перешли в эту новую секту, то как-то переменились, стали более радикальными, что ли: начали многое запрещать, критиковать одежду, музыку, вечеринки… Саре это пришлось не по нраву: она отказалась участвовать в церковных мероприятиях, и ее родители не стали настаивать, хотя пастор пытался убедить их вести себя с дочерью более строго. Но Саре и в этих границах было тесно, она попыталась расширить и их.

— Алкоголь и мальчики?

— Алкоголь, мальчики и секс, — вздохнула Мария. — Не то что бы это случилось слишком рано — шел уже второй год гимназии, когда она пошла вразнос, если можно так выразиться. Но я волновалась за нее, потому что она начала соблазнять парней просто так, чтобы позлить родителей.

Фредрика вдруг заметила, что сидит нога на ногу: сама-то она потеряла девственность только в восемнадцать…

— А потом, когда мы учились уже на третьем курсе гимназии, она стала встречаться с одним очень хорошим парнем, а я — с его другом, в общем, большую часть времени мы проводили вчетвером.

— Как восприняли это родители Сары? Появление молодого человека?

— Ну, сначала они были не в курсе, а потом… Потом, мне кажется, нормально. Сара подуспокоилась, к тому же ее родители, честно говоря, вряд ли знали, сколько парней у нее было до него. Вот если бы они узнали…

— Что было дальше? — спросила Фредрика, увлеченная рассказом Марии.

— Дальше наступило Рождество, потом пришла зима, а за ней — весна, — продолжала Мария тоном хорошей рассказчицы, нашедшей благодарного слушателя. — Сара вдруг начала сомневаться в своих чувствах, проводила все меньше времени со своим парнем, и мы стали реже встречаться вчетвером. Мы с другом ее парня расстались, и тогда Сара решила, что тоже не хочет больше встречаться со своим бойфрендом, — вздохнула Мария. — Сначала он разозлился: не хотел расставаться с ней, названивал и доставал ее, а потом нашел себе другую и отстал от Сары. До выпускного оставалось всего несколько недель, мы с Сарой уже записались на литературные курсы в Умео. Я умирала от нетерпения: выпускной, курсы, поступление в университет… — Прикусив нижнюю губу, Мария замолчала. — Но Сару что-то беспокоило, — медленно произнесла она. — Сначала я решила, что она волнуется из-за этого парня, но он вроде оставил ее в покое. Потом я подумала, что она, наверное, поссорилась с родителями, но нет — дома все было в порядке. Я чувствовала, что с ней что-то не так, и очень обижалась, что она не хочет поделиться со мной, лучшей подругой…

Делая пометки в блокноте, Фредрика взглянула на Марию — та замолчала.

— А потом вы поехали в Умео? — тихо спросила Фредрика.

— Да-да, — вздрогнув, очнулась от воспоминаний Мария, — а потом мы поехали в Умео. Сара все время повторяла, что, как только мы уедем, все наладится, а потом вдруг сказала, что решила остаться там на все лето, что домой мы поедем врозь. Я ужасно расстроилась и обиделась на нее.

— Вы не знали о том, что она устроилась на работу на лето?

— Нет, понятия не имела! Как и ее родители — она сообщила им эту новость по телефону, через неделю после отъезда. Выставила все так, как будто работа просто случайно подвернулась, но это неправда! Сара еще до отъезда знала, что пробудет там все лето.

— Она объяснила вам, что произошло? — неторопливо спросила Фредрика.

— Нет, — покачала головой Мария. — Сказала, что год выдался тяжелый, что ей необходимо сменить обстановку и чтобы я не принимала это на свой счет… — Она откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, взгляд посуровел. — Но я ей так этого и не простила. Курсы закончились, и я уехала домой. Вообще-то мы собирались поселиться в одной комнате в упсальском университетском общежитии, но летом я решила, что лучше буду жить одна. Сара рассердилась, обозвала меня предательницей, но вообще-то она первая начала! А потом…