Дальше, должен сказать, что мы сделали громаднейшее упущение в воздушных силах из-за того, что мы боимся катастрофы, аварии и всяких событий. Мы занимались только летчиком, чтобы он чего-нибудь не сломал, чтобы он не сделал чего-нибудь лишнего, и упустили летнабов. Бомбим мы сейчас очень плохо. Правда, товарищи, которые наблюдали бомбометание немцев, говорят, что немцы тоже высоким классом не отличаются, но наши, надо признаться, стоят ниже. Так что в этом году в первую очередь надо нажать на летнабов, которые заброшены, взятый курс на летчика нужно оставить в истребительной авиации, а в бомбардировочной авиации взять курс на летнаб, взять курс на экипаж.
...Дальше, нужно учиться летать ночью большими группами. Пока мы летаем ночью максимум отрядом, максимум девяткой.
Надо летать ночью больше, кораблей до 20—30 в одной группе, причем учить не все полки. Я согласен с тем, что тут говорили, нужно учить не все полки, а единицы способных людей, взять хотя бы в полку эскадрильи — две ночных, которые могли бы ночью вылететь спокойно, долететь до любого пункта, выполнить задание и вернуться обратно. Днем их заменят три оставшиеся эскадрильи.
Последний вопрос. Нам нужен транспортный самолет. Сейчас мы добиваем остаток Р-5, ТБ-3 и через год мы встанем перед проблемой, чтобы иметь грузовой самолет, простой грузовой самолет, который мог бы садиться в любых условиях. Этих самолетов в достаточном количестве, так чтобы они обрисовались как явно применимые, пока нет.
По кадрам. Мы хотелось бы по примеру артиллерии, чтобы у нас были созданы группы или специальные школы, которые имеются сейчас в артиллерии. Эти группы, можно их назвать спецшколой, надо создать для авиации из десятиклассников. Спецнабор себя не оправдал, от него надо категорически отказаться, надо брать только добровольцев. Мы имеем сейчас в авиации буквально сотни болтающихся летчиков, которых нельзя допустить в полеты по разным причинам и которых трудно демобилизовать, так как к этому много барьеров; эти лодыри поневоле болтаются у нас во флоте по многу лет, не находят себе места.
Еще один вопрос. Я хотел бы, чтобы наше правительство издало такой закон, чтобы летному составу, окончившему школу и получившему звание командира, запрещалось совершенно официально жениться в течение двух-трех лет. (Смех).
СТАЛИН. А сами когда женились?
РЫЧАГОВ. На шестом году летной работы. Я такое оправдание этому дам. Летчик у нас формируется в течение первых двух-трех лет. Ежели приезжает летчик — слезы на него смотреть — лейтенант 23 лет, у него 6 человек семья, разве он освоит высокий класс? Не освоит, потому что у него сердце и душа будут дома. Надо закон такой издать»{22}.
Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 4 июня 1940 года в Красной Армии были введены новые воинские звания. Павлу Васильевичу Рычагову было присвоено воинское звание «генерал-лейтенант авиации». В это время ему было всего 29 лет! За девять лет он сделал блистательную карьеру, пройдя путь от младшего летчика до генерал-лейтенанта авиации. Рычагов стал одним из самых молодых генералов Красной Армии. Моложе его такое же звание получил только сын И.В. Сталина — Василий, ставший генерал-лейтенантом авиации в 27 лет.
С этого момента новые ответственные посты буквально посыпались на молодого генерала. С июня 1940 года П.В. Рычагов — заместитель начальника ВВС Красной Армии. В июле 1940 года — назначен первым заместителем, а в августе 1940 года — начальником Главного управления ВВС РККА. Он буквально с головой окунулся в новую работу. Постоянно бывает в частях и на аэродромах, участвует в испытании новой авиационной техники. Несмотря на свою занятость, Павел Рычагов не забывал и о культурной жизни. Высокие посты не сделали его недосягаемым небожителем, он по-прежнему был доступен для своих друзей, особенно для тех, с кем свела его война в Испании. Вот что вспоминает о той поре Герой Советского Союза адмирал флота Н.Г. Кузнецов: «Григорий Михайлович (Штерн) знакомил меня, еще тогда молодого москвича, со столицей. Если в Москве оказывался Рычагов, он тоже присоединялся к нам и тащил всех в театр. Достать билеты в то время было нелегко, но для Рычагова подобная трудность не существовала. Случалось, он приглашал на "гвоздь" сезона.
— А билеты? — спрашивали мы.
— Будут, — уверенно отвечал Рычагов и действительно умудрялся их доставать. Кажется, ему помогали ордена. Грудь его, украшенная Золотой Звездой и многими орденами, выглядела в самом деле внушительно»{23}.
В декабре 1940 года П.В. Рычагов становится членом Главного военного совета РККА. 21—31 декабря 1940 года в Москве, в Центральном доме Красной Армии, проходило совещание высшего генералитета. На повестке дня стояло 6 докладов, в том числе и доклад начальника Главного управления Военно-воздушных сил Красной Армии генерал-лейтенанта авиации П.В. Рычагова — «ВВС в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе». В нем, обобщая опыт взаимодействия авиации с наземными войсками, Рычагов предлагал разделить ВВС на авиацию армейского и фронтового подчинения.
В феврале 1941 года генерал-лейтенант П.В. Рычагов был назначен на новый ответственный пост — он становится заместителем народного комиссара обороны СССР. В это время полным ходом шло перевооружение Военно-воздушных сил. В летные части поступали новые, более современные и скоростные самолеты. Переучиваться на новую технику летчикам приходилось в срочном порядке. Многие машины поступали в части не совсем подготовленными. В результате в авиации резко возросло количество аварий. Из-за них в предвоенные годы ВВС РККА ежегодно теряли более 600 самолетов.
Одной из причин этого было сокращение норм налета на одного летчика. П.В. Рычагов решительно выступал против этого, но не получил поддержку у руководства страны. Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г.Н.Захаров вспоминает: «...Рычагов, который был в ту пору одним из высших авиационных командиров в стране, ставил перед Сталиным вопрос о нецелесообразности сокращения норм налета, но был одернут. Рычагов, конечно, понимал, что быстрое развитие военной техники, особенно самолетостроения, создало трудности с горючим. Но его точку зрения разделяли многие авиационные командиры: было вполне очевидным, что экономить горючее на авиации нецелесообразно. "Я, может быть, в самом деле чего-то недопонимаю в экономике, в политике, — в сердцах говорил мне Рычагов после того, как его в этом публично упрекнул Сталин, — но я знаю наверняка: для того чтобы мы имели сильную авиацию, наши летчики должны как можно больше летать!.." Однако этот вопрос, как говорится, обсуждению не подлежал. Надо было искать выход, исходя из реальных условий»{24}.
Была и еще одна причина, повлекшая большое количество аварий. В начале зимы 1940—1941 годов по инициативе И.В. Сталина был издан приказ о проведении полетов исключительно с колесного шасси. Упор при принятии данного решения делался на международный опыт применения авиации в зимних условиях и на то, что использование лыж снижает скорость полета и скороподъемность самолетов. Однако разумная идея натолкнулась на ряд объективных причин, не позволивших использовать ее в полной мере. Зима 1940—1941 годов выдалась снежной и суровой. На большинстве аэродромов не хватало техники для расчистки летного поля. Применявшиеся трактора и аэродромные катки для укатывания снега часто ломались и выходили из строя. Приходилось использовать большое количество личного состава подразделений для приведения аэродромов в более-менее пригодное состояние для полетов. Многие командиры, опасаясь возможного роста аварийности, отказывались брать на себя ответственность по организации полетов.
В результате авиация практически перестала летать. Летчики в результате вынужденных простоев теряли навыки владения самолетами. Возобновившиеся после схода снега полеты вызвали бурный рост аварийности.
Разбор причин столь резкого роста аварийности в авиации обсуждался в начале апреля 1941 года на одном из заседаний Военного совета, на котором присутствовал генерал-лейтенант П.В. Рычагов. Вот как описывал все происходящее присутствовавший там Герой Советского Союза адмирал флота Советского Союза И.С. Исаков: «Это происходило на Военном совете, незадолго до войны, совсем незадолго, перед самой войной. Речь шла об аварийности в авиации, аварийность была большая. Сталин по своей привычке, как обычно на таких заседаниях, курил трубку и ходил вдоль стола, приглядываясь к присутствующим, иногда глядя в глаза, иногда в спины.
