И я вспомнил, как накануне днем Айнудин Асадулаев, полковник ФСБ, недавно ушедший в отставку, рассказывал с горечью, что еще в 92-м году он предупреждал и Махачкалу и Москву о том, как и чему учат дагестанскую молодежь в Саудовской Аравии, Иордании и Малайзии.

— Вот, кажется, и научили…

Реакции на его информацию не было никакой.

«Мы всегда боремся не с палкой, а с тенью от палки», — сказал мне Расул Гамзатов.

Да, мудрый он человек. Особняки дагестанской знати под усиленной охраной. Вот дом вице-премьера, вот дом министра, вот дом мэра, объясняет мне мой попутчик. Когда-то, всего два года тому назад, один высокопоставленный дагестанский чиновник чуть было не устроил мне специальную экскурсию по городу под туристским девизом: «Вперед к инвестициям!» Потом, видимо, мужество ему изменило… а может, просто не хватило времени?

Вспомнил жуткую бедность в тех селах, где сейчас идут бои: когда-то залетал туда на вертолете.

Узнал, что все громкие истории о борьбе с коррупцией в Дагестане, провозглашенные полгода тому назад, постепенно ушли в песок. По крайней мере, никто в городе в этом не сомневается.

И — вторая командировка. Всего лишь день назад это еще были живые люди. А теперь их тела были небрежно свалены в разрушенной будке автозаправки на окраине села Карамахи, о существовании которого мало кто знал до начала очередной кавказской войны.

Я вдруг почувствовал, что сам начинаю привыкать к таким картинкам (какая это по счету моя командировка на войну? Пятая? Десятая? Если бы мог такое представить себе в юности — лучше бы даже не становиться журналистом!)

Тела девяти боевиков собрали в подвалах разрушенных авиацией домов этого села, за которое целую неделю шел бой.

— Сволочи! — говорит местный ополченец. — Трое из них прятались в подвале среди женщин и детей. За их спинами. Моих троих уложили. И одного пацана из федералов. Ему оставался до дембеля один день.

У битые — люди явно не местные. Один из них — негр. Местные пособники «вахов» — так здесь называют ваххабитов — из села ушли. Два дома и сейчас еще объяты пламенем: им не простили.

В Дагестане я был со своими коллегами по Госдуме, заместителями председателя Комитета по обороне Алексеем Арбатовым и Николаем Безбородовым и советником министра по делам национальностей Юрием Солдатенковым. Очень помог Курбан Кубасаев, руководитель дагестанского Управления Министерства РФ по антимонопольной политике. Мы побывали везде, куда можно было попасть. Иногда нас предупреждали: «Дальше не надо. Там снайперы». Иногда — равнодушно бросали: «Если прорветесь — значит, вам повезло».

Нам повезло: ни одна пуля не оцарапала машину.

Многим, очень многим повезло меньше: дагестанская война унесла новые и новые сотни жизней наших ребят.

В Новолахский район мы приехали спустя два часа после того, как десантники взяли очередную высоту.

— Сколько ребят погибло? — спросил я у заместителя командира полка.

— Шестнадцать…

Вечером из теленовостей я узнал, что погибло всего двое…

Опять ложь.

Точно так же, как это постоянно происходило в Чечне, основные потери понесены от своей же авиации.

— Сколько людей погибло при штурме Карамахи? — спросили мы у Магомеда Исмаилова, начальника дагестанского РУОПа, чьи бойцы брали это село.

— Честно сказать или как? — грустно спросил он нас.

— Честно…

— Сорок процентов — от нашей авиации…

Об этом говорят все, включая и командующего группировкой внутренних войск генерал-полковника М. И. Лубенца: «Мы были вынуждены отказаться от авиации. Не умеют ребята работать».

И еще одна ложь: официально сообщалось, что солдатам и офицерам будут платить чуть ли не восемьсот рублей за каждый день боев. А получают они по двадцать два рубля командировочных. Как раз на пачку сигарет. У боевиков множество английских снайперских винтовок — у наших две на весь Дагестан. Не говоря уже о том, что задолго до этих событий в мятежные села спокойно ввозили тяжелое вооружение.

Но теперь — о самом главном.

Не было ни одного человека, от офицеров федеральных войск до ополченцев, кто не сказал бы нам о странностях этой войны.

Во-первых, все, что произошло, планировалось давно и открыто.

В тех же Карамахи власть уже несколько лет принадлежала ваххабитам.

Однажды местные жители в клетке доставили в Махачкалу ваххабистского идеолога. И что? Его просто отпустили. Я видел конспекты слушателей ваххабитских центров. Там не было ни слова о вере, о религии — только о том, как взрывать, как нападать на армейские подразделения, как минировать, как уходить от преследования, как брать заложников.

Мне рассказали: недалеко от селения Губден ваххабиты организовали в заброшенной ферме школу для трехсот молодых слушателей. Местная власть никак не отреагировала. Выгнали их оттуда местные жители. То, что был дан коридор для выхода боевиков Басаева и Хаттаба, чистая правда. Да и не только их.

Чтобы Радуев выехал на лечение в Турцию, ему дали зеленый коридор по всему Дагестану. Чуть ли не с мигалкой впереди. Хаттаб много раз оказывался на мушке у местных омоновцев, но всегда в последнюю минуту поступал приказ: не стрелять! Что он постоянно бывал в Карамахи — знали все. И что? Да ничего!

Ни-че-го!

Нет человека в Дагестане, который не называл бы Березовского главным виновником войны.

Но что ответишь на постоянные вопросы:

— Вы что там, в Москве, не можете с ним разобраться?

Все, включая руководство внутренних войск, говорили о том, что граница практически открыта: через Грузию и Азербайджан спокойно проходят сотни машин с оружием для боевиков. Беспрепятственно летают вертолеты без опознавательных знаков. И что? Да тоже ни-че-го! На что рассчитывали боевики?

На усталость людей в Дагестане от повсеместной коррупции властей. Здесь покупается каждая должность (устройство на работу в милицию — 5 тысяч рублей, следователем в прокуратуру — 50 тысяч. О должностях министров и вице-премьеров я уже и не говорю).

Это счастье, что народ Дагестана простил властям их нескончаемые взятки — потому что оказаться под властью еще более страшного зла ему, народу, было еще тяжелей.

И еще о нашей пропагандистской лжи.

И из телерепортажей, и уже на месте, от наших военных, мы слышали о дотах, дзотах, о разных бетонных сооружениях, из-за которых так затянулась военная операция. Но обошли все село Карамахи — ничего этого не увидели. Затяжная операция, стоившая жизни многим российским солдатам, — опять-таки от беспомощности нашей армии.

Слов не хватает, что же с ней стало…

Одна трогательная деталь. Сколько раз слышал:

— Русских мальчишек жалко — у вас же в семьях один-два ребенка. А у нас — четыре-пять. Пусть уж лучше наши воюют…

Я не знал, что ответить. Только обнимал людей, которые мне это говорили.

Трудная была эта командировка.

Почему-то все время перед глазами картинка из Карамахи: черная корова с пробитым осколком боком бредет по селу, осторожно обходя убитых коров.

…Сейчас просто не вспомнить, почему в первый раз мне не удалось добраться до мест боев в Новолахском районе: то ли не было оказии, то ли кто-то не пустил.

Но когда — уже вместе с коллегой-депутатом Алексеем Арбатовым и генералом Юрием Солдатенковым (в то время — советником министра по делам национальностей) — прилетел туда второй раз, то попросил своего старого знакомца Курбана доставить нас в Карамахи, Чабан-Махи, в Новолахский.

Мы поехали на его «Волге», имея на четверых один «Макаров» (оказывается, среди местных начальников, включая людей из ФСБ, поднялась в тот день дикая паника из-за неожиданного исчезновения двух депутатов).