Грейс-Энн проследила за тем, чтобы они обе вежливо попрощались с Лайамом у сквайра, и заставила Пру пойти в церковь – закутавшись в плащ, от холода и любопытных глаз. Пусть все видят, что эта девчонка не тоскует; пусть никто не увидит, что она раздувается, как мертвая корова в жаркий день. Затем Грейс-Энн отвезла Пруденс ненадолго навестить Люси – чтобы объявить о тщательно отрепетированном счастливом случае: подруга Грейс-Энн, еще одна вдова армейского офицера, собиралась отправиться путешествовать, предположительно, в Австрию на мирные переговоры, и ей нужна была компаньонка. Какая удача!
Спустя одну неделю после отъезда Лайама, Грейс-Энн вместе с Пру выехали из Уэрфилда в наемном экипаже, чтобы встретиться с ее подругой в Вустере, как она сказала мистеру Бланчарду в местной гостинице, когда он помогал грузить все сумки и сундуки. Пру настояла на том, что будет выглядеть странно, если у нее не будет новой модной одежды для путешествия. Все равно ее старая одежда была ей мала. Кошелек Грейс-Энн тоже уменьшился в размерах.
Лайам должен был ждать их в Вустере, давая кобылам отдохнуть. Нанятый кучер и форейтор, конечно же, не должны были узнать об этом, так что Грейс-Энн отпустила их, велев вернуться в Уэрфилд без нее, заявив, что останется с подругой на день или два перед тем, как вернуться домой. Грейс-Энн и Пруденс сняли комнату в респектабельной гостинице за счет Грейс-Энн, чтобы подождать прибытия подруги. Пру хотела только одного – увидеть магазины; Грейс-Энн мечтала только о том, чтобы сестра уехала до того, как кто-нибудь узнает ее.
Лайам наконец-то появился, с громоздкой дорожной каретой, которую сумел нанять. Карета оказалась не такой изысканной, которую выбрала для поездки Грейс-Энн, и ей недоставало хороших рессор. Если верить Пру, то она также была вонючей и насквозь продуваемой, а подушки сиденья будут впиваться ей в спину. Кроме того, Лайам собирался править сам, чтобы сэкономить на расходах и приглядывать за кобылами, привязанными сзади.
– У нас уйдет целая вечность на то, чтобы добраться до Кардигана, я это знаю. И все это время мне не с кем будет поговорить.
– Конечно, будет. Ты можешь поехать снаружи вместе с Лайамом.
– Что, на холоде и ветре? Кроме того, именно ты беспокоилась о том, что подумают люди.
– Да, но теперь они должны думать, что вы уже муж и жена, так что не будет ничего странного в том, что вы путешествуете вместе.
– Но у меня нет кольца, – хитро заметила Пруденс. – Жены хозяев гостиниц, без сомнения, замечают такие вещи.
Так что им пришлось купить ей кольцо, на средства Грейс-Энн. Лайаму деньги были нужны на оплату дорожных расходов.
Пру все еще не хотела смириться со старой каретой.
– Я не понимаю, почему ты не можешь сопровождать меня, Грейси, по крайней мере, до границы Уэльса.
– Это моя первая ночь вдали от мальчиков, Пру, и я обеспокоена, словно курица, сидящая на яйцах. Я не смогу вынести ни одним моментом дольше, чем это будет нужно.
– Ради Бога, Грейси, эти сорванцы не нуждаются в тебе. Ты оставила четырех нянек приглядывать за ними.
Грейс-Энн улыбнулась.
– Подожди, пока ты сама не станешь матерью, Пру, тогда и узнаешь, какие испытываешь чувства, расставаясь с собственным ребенком.
– Я уверена, что не стану испытывать такие чувства. Если ты думаешь, что я потащу крикливого младенца с собой, когда мы поедем в Лондон, то у тебя еще меньше мозгов, чем я полагала. – Она плотнее завернулась в новую, подбитую мехом накидку. – В самом деле, Грейси, я уверена, что медленная езда будет вызывать у меня тошноту, раз мне нечего будет делать и не с кем поговорить. Разве ты не можешь, по крайней мере, нанять мне горничную?
– Ты можешь спать или читать те книги, которые я купила тебе по твоему настоянию, или начать шить одежду для ребенка. У тебя ни одного дня в жизни не было горничной, Пруденс Беквит, и тебе не удастся заполучить ее сейчас за счет моих сыновей. Если бы я полагала, что могу выкроить кое-что из бюджета, то наняла бы девушку для себя, чтобы мне не пришлось проводить одной ночь в гостинице. По крайней мере, у тебя будет Лайам.
– От которого пахнет лошадьми, – злобно пробормотала Пру, но сдалась и забралась в карету, даже не поблагодарив Грейс-Энн за все ее усилия. Зато Лайам на прощание обнял Грейс-Энн и поклялся позаботиться о ее драгоценной сестре. Грейс-Энн направилась обратно в гостиницу, качая головой. Вот бедняга.
Несмотря на вдовий траур, вуаль и отстраненное поведение, на Грейс-Энн все равно пялились мужчины, сидевшие в пивной, отчего она, в конце концов, с тревогой пожалела, что не наняла горничную. Она приказала приносить еду ей в комнату и намеревалась оставаться там до следующего утра.
В гостинице не было никакого шума. Вот что в первую очередь заметила Грейс-Энн. Ей не нужно было прислушиваться к плачу или крикам «мама», не раздавалось никакого грохота, треска или стука. Иногда мог слышаться шепот из общей комнаты, случайное звяканье, едва слышное сквозь стены и двери, но никто не собирался стучать ей в дверь или звать ее. И как она должна была отдыхать в такой обстановке?
Грейс-Энн решила скоротать одинокий вечер, написав письмо Уэру – на тот случай, если кто-нибудь проинформирует его о ее действиях. Она предположила, что управляющий в Уэр-Холде держал связь с поверенным герцога в Лондоне, и подозревала, что обо всех ее банковских операциях, как и следовало ожидать, было доложено его светлости. Он удивится тому, что Грейс-Энн сняла со счета весь резервный фонд и большую часть денежных средств за март. Она оставила себе ровно столько, чтобы хватило на расходы по хозяйству – если только ей не удастся отодвинуть оплату некоторых счетов за наряды Пруденс на следующий месяц. Грейс-Энн вытащила шпильки и распустила волосы, ощущая, что головная боль, появившаяся при мыслях о бюджете, потихоньку отступает. А всего лишь месяц назад она ощущала себя богатой.
Грейс-Энн написала Уэру о том, что в семье возникли некоторые непредвиденные расходы, но ничего, о чем ему стоило бы беспокоиться. С мальчиками было все в порядке, они учили алфавит. Близнецы уже знали буквы «Л» и «У», а теперь узнавали «Р», «И» и «П». Она пожелала герцогу всего наилучшего и закончила письмо еще одним заверением, что не станет жить не по средствам.
На следующее утро Грейс-Энн отправилась домой в фургоне возчика, чтобы сэкономить на наемном экипаже. Она едва не замерзла, но у дома ее встретили радостно кричащие близнецы, лающая собака и няньки, из которых лишь одна плакала. Грейс-Энн была дома.
Владелец гостиницы «Корона и перо», где останавливалась Грейс-Энн, на следующее утро был очень занят. Подъехали три экипажа со спортивными джентльменами, требуя помещения из-за кулачного боя, который должен был состояться за городом на следующий день. Так что он не отнес письмо вдовы на почту этим днем. Владелец гостиницы вместо этого положил письмо в карман, где оно и оставалось до тех пор, пока не пришло время стирать его штаны. А это произошло после того, как на них пролилось такое большое количество эля, что местный пьяница смог бы захмелеть от одного запаха, когда этот трактирщик проходил бы мимо него. Вот тогда письмо Грейс-Энн и было отправлено.
Письмо пропутешествовало из Вустера в лондонский дом Уэра, где его секретарь поразмышлял над судьбой неряшливого послания. Следует ли ему отправить письмо в мусорную корзину? Или вскрыть его? Переслать по адресу, так как почерк, насколько он мог разобрать расплывчатый адрес, был женским? Насколько было известно секретарю, у его светлости не было никаких дел в Вустере. Три дня письмо пролежало у него на столе, вместе с сомнительными благотворительными просьбами и не внушающими доверия инвестиционными предложениями. Затем прибыло письмо от тети его светлости, корреспонденция от университетского профессора и бюллетень о голосовании за правила в одном из клубов, к которым принадлежал герцог. Секретарь собрал все это и беспризорное послание из Вустера в сумку, чтобы отослать в Министерство иностранных дел для пересылки через дипломатических курьеров и посольские мешки с почтой.