запутавшихся в нее мошек. Девчонка лежала у стенки спиной ко мне тоже
сложившись «по-старушечьи». Видать, и ей было прохладненько!
Кряхтя и ахая, я
заставил себя сделать несколько резких приседаний, а потом упал и отжался
десять раз, затем побоксовал по-тайски невидимого противника и немного
станцевал в стиле брейк-данс. Согревшись и прогнав остатки сна, я выглянул из
пещеры. Но ничего не увидел! Да-да! Прямо передо мной разливалось безбрежное
молочное море, из которого кое-где проглядывали темно-розовые кисельные берега, то бишь гранитные выступы. Я, грешным делом, хотел даже ужё пригубить эту
сливочную массу, но вовремя спохватился. Минут пять я стоял, всматриваясь в
белое бескрайнее пространство, потирая глаза и соображая, где же мы находимся и
что с нами вчера было. А когда все вспомнил, то и догадался, что это на реку и
близлежащие горы опустился под утро ну очень плотный туман. После грозы стало
гораздо прохладнее.
Я, поеживаясь, вернулся
в пещеру. Вот так погодка! Да в таком молоке нас ни одна собака не отыщет, ни
один вертолет не заметит! Что же, еще день тут куковать?! Страшно захотелось
есть. Я обшарил все карманы и разложил их содержимое на мшистый валун.
Предметов оказалось немного: ключ от дома с брелоком-фонариком, мобила, расческа, полупустая зажигалка, жутко растаявшая жвачка, перочинный ножичек да
рубля два мелочью… Вот и все мое богатство, если, конечно, не считать
серебряного крестика на шее, напульсника «СПАРТАК» на левом запястье да
маленькой серьги в правом ухе. Солнца видно не было и подсушить эти вещи не
представлялось
возможным. А как же хотелось поскорее звякнуть домой и утешить родителей и тетю
Клаву, да и огонек развести бы хоть небольшой было пределом желаемого… Я
вздохнул и принялся отделять жвачку от обертки, хотя и понимал, что эта штука
лишь еще больше усилит мой аппетит. Но все равно хоть что-то я должен был
обязательно пожевать. Освободить резинку не удалось, и тогда я положил ее в рот
вместе с бумажкой. Поднялась Пашка-Пятница. Согнувшись, как бабулька-уключница, и засунув озябшие ладони в широкие рукава платья, она, осторожно ступая на
камни, подошла ко мне. Прохрипела:
— Доброе утро!
Личико у нее было, я вам
скажу, то еще! Глаза красные от слез и тревожного сна, под ними — синие мешки.
Губки лиловые, как у мертвеца, да еще и подергиваются. Волосы все еще влажные, а в них хвоя и камушки… Щеки распухли, и нос, как у пьянчужки. Ну просто
внучка Бабы-Яги!
— Привет! — бодро
отозвался я и хохотнул, глядя на ее прикольный вид.
— Ты чего?! —
непонимающе проскрипела девчонка, постукивая зубами.
Я не ответил, а спросил:
— Что, прохладненько?
— Угу, — кивнула она и,
подойдя к молочному морю, стала тоже разглядывать фантастическую панораму.
— А я вот, как царь
Кощей, над златом чахну! — сказал я. — Добра много, а толку мало! Эх, цивилизация XXI века! А вот против какой-то воды ничего не устояло. И
просушить-то негде…
Девчонка скрылась в
тумане. Зашуршал камень, покатившийся к подножию горы.
— Эй! Ты там
поосторожней! — крикнул я. — Не забывай, мы ведь не на дне морском, а на горе, как орлы, сидим!
Я встал и опять
энергично размялся. В пещерку стали проникать комары и противно повизгивать над
головой.
— Только вас тут еще не
хватало! — сплюнул я и надул большой пузырь из резинки.
Тот лопнул неудачно и
залепил весь нос.
— Что это вы все на меня
сегодня взъелись? Мне домой надо, под жаркое солнце Египта, а не тут коченеть, в этой дурацкой щели, как в тесном саркофаге.
Вернувшись, Пашка
присела рядом и тоже стала рыться в своих кармашках, выкладывая свое добро
рядом с моим. И вскоре на нашем импровизированном лотке появились еще
зеркальце, кружевной носовой платочек с вышитой в уголке буквой «П», наполовину
сгоревшая церковная свечка, какой-то сложенный в несколько раз черный пояс, исписанный желтыми малопонятными словами (Пашка назвала его «Живые помощи», а
почему
«живые», я тогда так и не понял) и замурованные в целлофан очень маленькие, как
к пиву, ржаные сухарики, которые девчонка, видимо, приобрела в лесном
монастыре. Вот и все девичье богатство. Правда, и у нее тоже был крестик на
груди (хоть и не серебряный, а совсем простецкий) да еще два зеленых колечка
для волос, удерживающие ее косички.
— Давай съедим по
сухарику! — предложила девчонка.
— С большим
удовольствием! — оживился я и, сплюнув ставшую уже горькой резинку, взял
ножичек и надрезал им целлофановый пакетик с хрустиками.
Похоже, эти сухари были
единственным, чего не коснулась вчера вода. Пашка дала мне всего один маленький
кусочек, который я тут же и проглотил, звонко хрустнув на всю пещеру. А
девчонка сначала что-то прошептала, потом перекрестилась и положила сухарик в
рот.
— А еще можно? — спросил
я. — Вкусные! Правда, без перчика… Я с паприкой люблю.
— Нет, это же не еда! А
священные хлебцы! Их употребляют только или утром, натощак, или в случае
какой-нибудь болезни… И то с благоговением и трепетом…
— Жаль! — вздохнул я и
погладил, успокаивая, свой урчащий от голода животик. — Скорей бы выглянуло
солнце! Просушить бы все… А то, если окислятся контакты в мобильнике, нам
тогда не созвониться с людьми, и спасатели неизвестно как скоро нас отыщут…
— Ты думаешь, нас уже
ищут? — спросила Пашка.
— Конечно! Тетя Клава
поднимет на уши весь Урал! Правда, конечно, видишь, какая погодка… Но как
разъяснится, так сразу и пойдут! Это уж точно!
— А они знают, где мы?
— Вряд ли… Не знаю,
сколько мы проплыли по этой реке… Боюсь, что порядочно… А нас начнут искать
с паромной переправы, считая, что мы вернулись на берег. Ну, ничего, рано или
поздно доберутся! У них же и вертолеты есть! Мне бы вот только домой звякнуть!
Эх, в Египте-то бы сейчас уже через минуту все было бы в полном порядке!
Слушай, Паш, а ты была в Египте? — я взял зеркальце и расческу и не спеша
причесал свои начинающие уже отрастать волосы.
— Смеешься?! — хмыкнула
девчонка. — Я в Москве-то всего два раза была… Да вот в это путешествие
съездила с тетей Зоей… А ты был?
— Ты знаешь, не успел!
Мы еще в начале июля собирались всей семьей рвануть, да отца вот отозвали на
службу на целых три недели! А тут тетя Клава подвернулась с этой путевкой на
Урал. Ну, я и согласился поехать, чтоб время побыстрей прошло… Завтра мы бы
уже билеты стали заказывать в Египет. Да вот опять загвоздочка вышла… Но это
ничего, пару дней теперь подождать можно…
— Прости, это ведь все
из-за меня, да?
— Да брось ты! Это все
гроза спутала! Она давно уже гналась за нами.
— А тетя Клава у тебя —
очень хорошая женщина! Такая непоседа…
— Еще бы! Она у нас
экстремалка! Для нее в такие походы ходить — все равно, что семечки щелкать!
Где уж только ни побывала… Жаль вот только плавать не умеет, а то бы
наверняка и самого Конюхова сделала!
— Она твоя родная тетя?
— Нет, просто соседка,
друг семьи. Она, ты знаешь, почти как твоя мама. Одна с сыном живет. Правда, ему уже шестнадцать. А батя их уже лет шесть как не живет с ними. Тоже герой, променял такую женщину на какую-то мымру из провинциального театра… Чудно…
— А почему она не с
сыном, а с тобой поехала?
— Да его отец забрал на
юг, с аквалангом поплавать. Соскучился, наконец, по чаду, понимаешь… Лёха-то, он весь в батю — и личиком, и душою… А вот тете Клаве остается разве что с
природой оттягиваться… А вот твоя тетя Зоя тебе родная, точно? Вы сильно
